Театр Суббота

31 января 2023 года в театре «Суббота» состоялась премьера спектакля «Друг мой» по пьесе современного белорусского драматурга Константина Стешика в постановке Андрея Сидельникова.

Получился невероятно трогательный и искренний спектакль! Большая удача, что теперь в нашем городе есть такая прекрасная постановка! В этом спектакле есть над чем подумать, от души посмеяться, поплакать и во многом узнать самих себя. Для «Субботы» постановки в духе реализма стали уже некой фишкой. Все происходящее на сцене настолько натурально, что и сам зритель становится невольным участником происходящего.

История на первый взгляд довольно проста: два друга ночью выходят прогуляться, чтобы «стрельнуть» сигарет. В итоге они оказываются втянуты в большой водоворот событий и встреч. Благодаря этому мы постепенно узнаем героев.

Во время просмотра этого спектакля я четко осознала, что тоже хочу иметь такого Друга! И даже более того: я и сама хочу быть таким другом для других. Удивительно, как довольно простые вещи и поступки – бесценны на самом деле. Благодаря метафоричности сюжета, щедро приправленного нашей обыденной реальностью, начинаешь остро ценить жизнь. Мне даже показалось, что после выхода из театра даже иначе начинаешь смотреть на мир вокруг. И это прекрасное послевкусие после спектакля.

А еще все действие меня не покидали строки из песни Игоря Крутого и Игоря Николаева — «Мой друг». Для меня этот спектакль и песня оказались осень созвучными. А сам спектакль теперь точно в числе моих любимых, и я не раз на него приду. И обязательно в компании со своими друзьями.

В очередной раз я задумалась о том, кто на самом деле настоящий друг. Тот, кто готов с тобой вселиться, несмотря ни на что, или тот, кто поддержит тебя в любой ситуации. Именно друзья помогают нам сохранить человеческий облик, даже если для этого придется получить по физиономии.

Для меня определенно второй вариант. Друзья – словно маяки: к ним можно прийти в любую ненастную погоду, опереться на них и проверить свои базовые человеческие настройки. Даже неизбежное противостояние разного миропонимания здесь точно рождает истину, наполняя новым видением и принятием.

Также этот спектакль напоминал мне замечательные советские фильмы, где истинные ценности были показаны такими близкими и живыми, что к ним возвращаются вновь и вновь, устав от хаоса инстинктов и страхов.  А самое главное, что человеку нужен человек, и как бы мы не пытались убежать от этой истины, иногда дружба – это единственное, что у нас есть.

Актерам, занятым в спектакле, хочу выразить свое восхищение! Настолько просто и точно они сумели сыграть самую настоящую жизнь в разных ее проявлениях, что аж дух захватывало, а друзья, Иван Байкалов и Владислав Демьяненко, были великолепны.

Анна Васильева в роли дворничихи была такой настоящей и трогательной, что не только ей веришь безоговорочно, но и в то, что хороших людей на свете очень много. Главное — их замечать.

5 февраля в театре «Суббота» актеры шутили, играли, танцевали и рассказывали о смерти и любви в спектакле «Много шума из ничего». В постановке Галины Ждановой шекспировский текст экспериментально воплощен через абсурд, сюрреализм и модернизм, благодаря синтезу с цитатами Клима, Т.Стоппарда, Д.Хармса, М.Фриша и М.Цветаевой. Спектакль представляет собой ироничное, психодинамическое действие о самоидентификации и деперсонализации с глубоким мифологическими и философским подтекстом.

«Много шума из ничего» в театре «Суббота» — не классическая интерпретация известной пьесы, а эксперимент по мотивам произведения. Так же, как в других спектаклях театра, например, в «Вещи», «Ревизоре» или «Мареве любви», в этой постановке создано некое вневременное пространство, в котором перемешаны эпохи, тексты разных авторов, стили одежды, реальность и сны, живые и мертвые.

Спектакль начинается с того, что двое сидящих в зрительном зале актеров со стрелами в груди (Григорий Сергеенко и Артем Лисач) ведут диалог о том, каково это — умереть. Благодаря кольцевой композиции они же станут тем самым многоточием в конце спектакля, после которого вопросами о жизни и смерти предстоит задаваться уже зрителям. Через этот актерский дуэт и подбрасываемую в воздух монету вводится основной закон постановки – игра в игре.

Так игра со временем и пространством в спектакле происходит постоянно. Актеры замирают в разных позах, повторяют и даже оперным вокалом поют одни и те же реплики, оказываются не только в зрительном зале, но и за черными ширмами, на лестнице, а также внутри черного ящика Пандоры, который с грохотом перемещают по сцене.

Звуки падающего ящика, хлопки, постапокалиптический скрежет механизмов создают атмосферу странного места в параллельной вселенной, где миф и реальность слиты в одно. В этой запредельной системе стрелы Купидона и Артемиды не убивают, а меняют мировоззрение тех, кто хотел быть бесчувственным, словно в «Эквилибриуме», а вместо алекситимии обрел любовь. Особенно упорствующему в своем желании быть рядом с любимым человеком Бенедикту (Иван Байкалов) даже приходится пройти через воображаемую операцию, чтобы в его внутреннюю пустоту удалось физически вместить другого человека.

После этого окончательно складывается ощущение, что разные бессознательные образы перенесены из воображения и снов в реальность. Как часто делали сюрреалисты на своих картинах, в этом спектакле символическое соседствует с реальным. Например, актеры образуют живую скульптуру — тельца, означающего вечное единство всего сущего, а перед свадьбой обнаженную дочь Леонато Геро (Варвара Смирнова-Несвицкая) покрывают белой краской и превращают в Аписа. Монашка Франческа (Марина Конюшко) смотрит в зал через розовые очки и постоянно вертит в руках кубик Рубика в стилистике Абсолюта, на котором есть только один белый цвет. И наконец, «я» (Екатерина Рудакова) с длинными косами на голове чертит мелом на стене синусовый ритм сердца и геометрические фигуры, потому что, как дальше скажет персонаж Владимира Шабельникова, есть только совершенство геометрии и никому «не приходилось краснеть перед окружностью или треугольником».

«Я» — отдельный, значимый персонаж спектакля, благодаря монологу которого постановка обретает философский контекст. В своем монологе Екатерина Рудакова предлагает задаться вопросом самоидентификации и любви. И в этот момент игра в спектакле переходит на уровень «игры в игре», когда во время маскарада актеры выходят в масках – черно-белых собственных портретах, и их по очереди представляют зрителям, используя не имена персонажей, а их собственные. После чего проблема восприятия себя, себя как актера, себя как автора пьесы или зрителя – это уже вопрос скорее о роли в жизни, а не о том, что поможет увидеть душу или то, что внутри куклы.

По сути, в этот момент озвучена главная идея спектакля: «Любить – значит перестать бояться». Со страхами предстоит столкнуться всем персонажам спектакля. Например, «шут принца» с веселым нравом, который «в дурочках не числится» — Бенедикт (Иван Байкалов) боится любви и брака, Дон Джон (Владимир Шабельников) – лишиться власти и рассудка, а Беатриче (Софья Андреева) – женственности.

Всю глубину этих страхов и желаний актеры раскрывают через великолепную игру. Иван Байкалов комичен не меньше, чем Джим Керри, при этом сохраняет в образе стиль и достоинство, особенно в момент медитации. Владимир Шабельников талантливо играет сразу двух персонажей: высокомерного Дона Педро и серого кардинала в смирительной рубашке — Дона Джона, рисуя и образ особы королевских кровей, и наставника, способного дать совет: «Будь самим собой!», и интригана. У Софьи Андреевой получилась строптивая, темпераментная героиня, которая выделяется в постановке даже цветом – большинство костюмов в черных и белых тонах, а она выходит танцевать в красном блестящем платье и очень трепетно исполняет романс на стихи М. Цветаевой «Долго на заре туманной».

В спектакле поднято много тем, одна из которых – это просьба: «Увидьте! Услышьте!», а за этой просьбой громко звучит вопрос: «Почему забыли меня?». И это вопрос о любви, которая часто становится ключом к бессмертию. Когда пьесу Шекспира ставят на доступном для современников языке, она продолжает жить, а когда о спектакле пишут отзыв, он продолжит свое существование даже тогда, когда стихает последнее: «Браво!». И так же бессмертны прозвучавшие в спектакле стихи И.Бродского о вечной любви:

«и если через сотни лет придет отряд раскапывать наш город,
то я хотел бы, чтоб меня нашли
оставшимся навек в твоих объятьях,
засыпанного новою золой».

Уже в четвертый раз в театре «Суббота» прошел фестиваль коротких (не более 12 страниц!) пьес «Stories». Его создатели — театровед Татьяна Джурова и главный режиссер театра Андрей Сидельников — не позволяют этому событию исчезнуть из театральной жизни города. Да и кажется, что сейчас все больше обостряется желание высказаться, это подтверждает количество присланных пьес — около четырехсот. В шорт-лист было отобрано двенадцать, из них режиссеры выбрали шесть и за три дня создали по ним эскизы с актерами театра.

Открыла программу пьеса Игоря Яковлева «Война завтра не закончится». Пожилые Отец и Мать ждут некую Анфису, попутно возятся на кухне. Типичные бытовые диалоги в пьесе намекают, что прошлой жизни нет, все изменилось, расхлябалось, сломалось. Впрямую о том, что произошло в мире, не говорится. Драматург мелкими штрихами намекает на обстоятельства. Когда Анфиса — работница какого-то штаба — приходит и приносит старикам продукты, условия проясняются еще больше. Девушка спрашивает про флешку, на которой фотографии сына пожилой пары. Они нужны для концерта, посвященного погибшим героям.

Режиссер Дмитрий Акимов поделил пространство надвое: в одной части кухонька, в пределах которой обитают Отец (Владимир Абрамов) и Мать (Татьяна Кондратьева). В другой части, с черным занавесом, появляется Анфиса (Анастасия Полянская). Ее роль режиссер досочинил, и девушку зрители видят задолго до ее прихода в квартиру. Анфиса целенаправленно идет к пенсионерам и вдруг останавливается, смотрит в пакет, потом закрывает его, думает. В другой сцене даже кажется, что она решает вернуться, но все же — оказывается в квартире. Одним из важных содержательных приемов эскиза стал перевод реплик на уровень мыслей героев: голоса звучат в записи, на сцене же артисты играют реакции на слова, но когда появляется чужая девушка Анфиса, приходится все проговаривать. Хотя самого важного они сказать не могут… Круг повседневного быта замещает страх перед неизвестностью и не дает сойти с ума, но реальность может в любой момент вторгнуться в дом. Так в некотором смысле и происходит: в конце на стены кухоньки вывели проекцию слайд-шоу с фотографиями ужасов войны под не менее сильный трек. Это сбило послевкусие, ведь после аккуратной и тонкой пьесы такой лобовой прием обескуражил. Текст, не требовавший громкого публицистического высказывания, вдруг обрел его.

Некоторые эскизы в режиссерском решении лишались интриги, заложенной пьесой. Например, в «Арбузе» (драматург Анна Киссель) режиссер Михаил Лебедев вывел на сцену внесценического персонажа — мужчину, в которого влюблены обе героини. Если в тексте пазл складывается постепенно, то в эскизе он собран сразу. Любовный треугольник воплощен в мизансцене: Марина (Олеся Линькова) и Амина (Варвара Костерина) существуют по двум сторонам площадки, а их мужчина (Руслан Бальбуциев) — в глубине. Он — центр их жизни и притяжения, ему не нужно говорить или действовать, кажется, что эти женщины настолько хотят любить, что достаточно одного поступка, чтобы привязать их к себе. И уже Амина готова нести арбуз, который стал последним желанием возлюбленного, куда угодно. Варвара Костерина точно передала безграничную нежность и восторженность героини: наивно-детское поведение наряду с храбростью маленькой женщины превознесло Амину, хотя ее история в пьесе более проста в сравнении с Мариной и в некотором смысле штампована стереотипными представлениями о восточных девушках.

Наверное, наибольшую сложность для постановщиков представляли две пьесы, которые написаны как бы о подростках, но вскрывают взрослые проблемы: самоопределения и самоощущения, травмы «свидетеля» и раздвоенности сознания. Текст Инны Ким «Я монстр» строится как монолог девочки-подростка Ирки (Софья Андреева) о себе и том, что ее окружает. Кровь, жестокость, смерть — это составляющие хоррора жизни Ирки, внутри которого из-за собственного бессилия она считает себя монстром. В версии режиссера Каро Баляна Ирка наблюдает за матерью (Екатерина Рудакова), отцом (Григорий Сергеенко) и даже за друзьями Леночкой (Александра Маркина) и Никитосом (Владислав Демьяненко) с безопасного расстояния, буквально через экран, но это не спасает ее от их давления и издевательств. Жесткий текст гладко прошел через все действие, потеряв кульминационные моменты.

При чтении пьеса Екатерины Златорунской «Когда я был Андреем» изначально таит интригу: кто такие Андрей и Аня? Сущность Андрея кажется более осязаемой, с его монолога начинается действие, а Аня приходит потом, больше как видение. Но все оказывается наоборот: физически существует Аня, и это ее сознание раздвоено на Аню и Андрея.

Эскиз Андрея Опарина легок и дает ощущение прекрасного детства, будто из старых кинофильмов. Трагедия борьбы сознаний (причем в одном человеке) словно прикрыта белой пеленой, такой же, как ткань, окутывающая весь планшет сцены. Она раздувается пузырями, пряча под собой предметы памяти (велосипед, куклу, корзину яблок). Такой тканью накрывают старые вещи в оставленном доме. Среди нее легко прыгает Андрей (Никита Памурзин), преодолевая всю площадь сцены. Аня (Валерия Ледовских) вступает позже, выходя на первый план ближе к зрителям, чтобы поведать личную, почти исповедальную историю. Молодые артисты чутки к переживаниям своих героев, существуют в слаженном тандеме, легко жонглируя фразами и реакциями (например, точно выполненный трюк с «озвучкой» Андрея Аней). Отдельно, в земном мире, находится Бабушка (Анастасия Резункова). Она, сидя в кресле-качалке, куря сигаретку, вставляет колкие замечания и объясняет череду событий. Но в понимании Бабушки есть только Аня, и когда она пропадает, через пронзительно звучащее: «К кому? К брату?» — случается постижение трагедии. Легкость эскиза не затуманивает восприятия истории, а, наоборот, усиливает впечатление.

В афише конкурсных показов были и комедии. Тексты, завязанные на быте, с абсурдными ситуациями, происходящими в провинции, воспринимаются родственными друг другу. Пьеса Любови Страховой «Московский мусор» плотно забита афористичными фразами и построена на ситуации «быть или не быть»: пойти работать на мусорный полигон или нет? Главный герой Миша хочет согласиться на такую работу, а его беременная жена Рита против.

Эскиз Ивана Миневцева был лаконичен. Артисты, практически не сходя с места, перебрасывались репликами через зал, создавая комично-карикатурные образы людей, что называется, «с района». Эти представители глубинного народа погружены во тьму, и только когда кто-то говорил — загоралась свисающая с потолка лампочка (подкрученная в патроне руками самих героев). Первым озарил пространство Миша (Иван Байкалов) своей идеей новой работы. Далее с ним спорила Рита (Оксана Сырцова), являясь голосом разума, ведь только она думала о жизни и будущем. Пришедший друг Серега (Максим Крупский) внес вместе с огромным количеством пакетов и сумятицу в мысли героев. Комедийная подача материала а-ля стендап, конечно же, воздействовала на зрителей, но быстрота разговоров персонажей иногда не давала зафиксироваться на шутках, оценить их. Необычная ситуация и тематика, которая явно касается не экологии, а жизни вообще, делает пьесу благодатным материалом для дальнейшего размышления, да и сценический потенциал ее гораздо больше.

На обсуждении пьесы Катерины Антоновой «Уголь» зрители сошлись на том, что такая драматическая ситуация вполне возможна в жизни, но при этом явно абсурдна. Городская девушка Лиза по просьбе друзей заезжает в супермаркет, чтобы купить уголь для шашлыков. Но сделать это оказывается непросто, потому что вся русская бытность против главной героини. Подобные препятствия в обычной жизни вряд ли собираются в фулл-хаус, чаще встречаются по отдельности, в виде небольших помех, но такая череда проблем нужна здесь не только ради усиления комического эффекта. Галерея колоритных персонажей и сгущение типичных ситуаций подводят к осознанию ничтожности человека перед фатальным устройством русского мира, когда любая спешка и суета выходят боком, а получить желаемое можно только при помощи терпения, дожидаясь движения неповоротливой системы.

Режиссер Артем Устинов использовал комедийные возможности текста максимально, приправив его режиссерскими находками. Главным смехообразующим трюком стало превращение предмета — мешка с углем — в отдельного персонажа, которого исполнил Станислав Дёмин-Левийман. Этот «уголь», встретив Лизу (Марину Конюшко), подобно ребенку, нашедшему маму, старался не отпускать ее, следовал за ней по пятам. Было в работе артиста что-то клоунское, их взаимодействие с Лизой (девушка и поднимала «уголь» на руки, и подносила к кассе) достойно цирковой репризы. Другие персонажи, карикатурные и в то же время сказочные, пытались помешать Лизе, сбить с толку, что становилось отдельными номерами: «наезды» друг на друга гопников Федяна (Григорий Татаренко) и Чупика (Артем Лисач), неспешное прикатывание на офисных креслах двух продавщиц по имени Лена (Ксения Асмоловская и Снежана Соколова), постоянное подсматривание продавщицы Шуры (Анна Васильева). Поведение кассира Светы (Валентина Лебедева) точно списано с реальных кассиров, которые одним тембром голоса дают понять, насколько им безразличен мир вокруг. Но все происходящее в эскизе ирреально, что подчеркивается приемом подзвучки действий: артисты и режиссер использовали подручные предметы, чтобы воспроизвести стук каблуков, шуршание пакета, звонок телефона и проч. Однако равнодушие персонажей исчезает, когда героиня останавливается и, плача, смиряется с тем, что из этой «сказки» не выйти. Тогда-то они, умиляясь, показывают этот выход, в конце которого брезжит свет.

В новой постановке Андрея Сидельникова – спектакле «Друг мой» в театре «Суббота» банальная бытовая ситуация оборачивается фундаментальной трансформацией главных героев.

Пьесу современного белорусского драматурга Константина Стешика «Друг мой» впервые представили пару лет назад на фестивале современной драматургии «Любимовка». Произведение произвело сильное впечатление на многих режиссеров, и сейчас его можно увидеть на подмостках многих российских театров. Недавно состоялась премьера в столичном МХТ им. А. П. Чехова, а теперь и в театре «Суббота». Сюжет пьесы очень простой: два друга выходят на пару минут в ночь, чтобы стрельнуть сигарет. Вот только встречи, которые происходят с ними на улице, неожиданно превращаются в тест на человечность и вскрывают их реакции на страхи. Жанр постановки обозначен как «ночное путешествие».

Внезапно ребром встает вопрос: если на улице вы обнаружили раненого человека, а ваш телефон в этот момент разряжен, какие действия вы предпримете? Можно пройти мимо, прикрывшись удобным предположением, что, воз- можно, человеку все равно уже ни- чем не помочь, а телефон у одного забыт дома, а у другого разряжен. Но вдруг вы все же можете его спасти? Позвать на помощь кого-то еще? Здесь, конечно, возникают риски быть непонятым, а то и побитым.

А вот и еще один полуночник: заприметив на улице приятелей, к ним спускается из своей квартиры вполне солидный мужчина, которому не совладать со своими страхами. Рассудок подсказывает ему, что страх его – всего лишь иллюзия, но справиться с ним самостоятельно ему не под силу и он рад внезапно появившейся компании. И вот он сидит, курит воображаемую сигарету и не может избавиться от воспоминаний о потерянных близких. Ему невыносимо находиться в опустевшей квартире, один на один с раздирающими душу воспоминаниями.

Главные герои пьесы, лучшие друзья, в какой-то момент перестают понимать друг друга. Они начинают ссориться, и причина, на первый взгляд, выглядит совершенно пустяковой, но разгоревшуюся стычку погасить невозможно. Мир и согласие, которые еще несколько часов назад царили между этими людьми, разваливаются на глазах.

Но, возможно, и не было никакого друга? Быть может, перед нами один и тот же человек, который находится в разладе сам с собой и ведет бесконечные внутренние споры. Много лет назад в театре «Балтийский дом» режиссер тогда еще «Формального театра» Андрей Могучий поставил спектакль «Школа для дураков» по роману Саши Соколова. Главного героя там играли два артиста: на взгляд режиссера, одному актеру было бы не под силу передать во всей полноте сложный образ главного героя. Спектакль по пьесе Константина Стешика напоминает аналогичную историю. Простота и простор пьесы позволяют режиссеру выстраивать спектакль любым способом. Разговор двух друзей вполне может восприниматься и как внутренний монолог одного человека.

Декорации в спектакле очень условны (художник Мария Смирнова-Несвицкая), свет, как в фильмах жанра нуар (художник по свету – Максим Ахрамеев), а живые люди выступают в качестве объектов, которые могут в любой момент поменять свое место в пространстве. Это сценическое решение добавляет некоторый элемент мистики в эту, на первый взгляд, обыденную историю. В какой-то момент в качестве живой декорации на заднем плане появляется девочка с воздушным красным шаром, вызывая ассоциации с «Девочкой с воздушным шаром» Бэнкси. Помните историю: в 2018 году на аукционе Sothebys эту работу продали за баснословные деньги, и в момент покупки она самоуничтожилась. Такова была задумка художника. Бэнкси встроил внутрь картины шредер и наверняка про- считал возможные сценарии. Картина после этого инцидента еще больше выросла в цене. А гениальный художник продемонстрировал нам, как при желании можно уметь ловко материализовать то, чего нет. И это навевает размышления о природе страха. И именно ее препарирует и исследует в спектакле Андрей Сидельников. Он обнажает перед нами иллюзии, которые герои воспринимают как реальность и позволяют страху управлять собой.

Санкт-Петербургский театр «Суббота» представил премьеру – спектакль «Друг мой». Пьесу лидера белорусской драмы новой волны Константина Стешика, написанную в 2020 году, поставил главный режиссер Андрей Сидельников.

Два друга выходят ночью на улицу подышать свежим воздухом (один), стрельнуть сигаретку у прохожих (другой). Путешествие (прогулка) по ночному городу. Главных героев играют ведущие актеры «Субботы» – Иван Байкалов и Владислав Демьяненко.

«Пошли пройдемся, сказал мне друг. Пошли, сказал я. Мы вышли на улицу, на улице шел дождь. Я вернусь за шапкой, сказал я, а то голова замерзнет. Да ну, сказал друг, мы быстро. Сейчас сигарету стрельнем, и назад, сказал друг. Бросай курить, сказал я. Бросай говорить мне что делать, сказал друг. И улыбнулся…» – так построена пьеса, скорее, рассказ – от первого лица, моно – обозначено и у автора. Но в театре монолог распределен между восемью артистами.

Режиссер рассказал «СОЮЗу» о постановке.

Заходишь в зрительный зал и видишь на экранах глаз крупным планом. Что вы в это вкладываете?

Андрей Сидельников: Вся наша жизнь сегодня зафиксирована: фото, селфи, видео, навигаторы, голосовые помощники на наших гаджетах, съемки уличных камер, посты в соцсетях. Личное пространство человека очень сильно сузилось. Все время кто-то наблюдает, подсматривает за нами. И никуда не спрятаться от этого. В каждой квартире телевизоры, телефоны, компьютеры, камеры… Многие зрители прекрасно понимают эту метафору, которую можно трактовать и не так бытово, на самом деле.

Современная притча в жанре роуд-муви – так определен жанр спектакля.

Андрей Сидельников: Да, герои путешествуют сквозь ночь, с ними происходят разные происшествия. И наконец приходят в утро и понимают, что это было путешествие души. Вообще это путешествие – поединок с самим собой. Один из героев, одна сторона нашего я, не хочет никому помогать, он хочет просто жить и не вникать ни в чьи проблемы. И все время спорит с другом: зачем кому-то помогать? А другой с ним не согласен и помогает всем, кто им встречается в этой ночи. В финале друг, который приходит на помощь всем, уходит, исчезает. Как все лучшее в человеке. А второй – никому не нужный, без семьи, без детей, старый, проживший бесполезную жизнь, остается. Все это происходит за одну ночь, которая оказалась длиною в жизнь.

Чем вас привлекла эта пьеса-монолог?

Андрей Сидельников: Привлекла аскетизмом и темой. В ней заложены очень актуальные вопросы, на которые мы сегодня пытаемся ответить. Темы одиночества, страха, потери себя. У одного из персонажей пьесы, потерявшего семью в аварии (Крепкий парень), есть ключевой монолог о том, что жизнь прекрасна только в детстве и в молодости, а потом начинаются расставания с близкими и родными, жизнь забирает все.

Я часто вижу после спектакля растерянные лица, задумчивые. Зрители уходят не на драйве, как после «Ревизора» или «#ПрощайИюнь», некоторых других наших спектаклей. Но спектакль «Друг мой» для того, чтобы задуматься, заглянуть внутрь себя и попробовать не убить в себе того хорошего друга, которого в итоге теряет герой пьесы Константина Стешика.

Я впервые взялся за драматургию белорусского автора. Хотя много пьес читал. Белорусские драматурги уже давно находятся на подъеме. Если какая-нибудь пьеса откликнется во мне, то обязательно буду ставить.

Что вас лично связывает с Беларусью?

Андрей Сидельников: Раз в год я езжу в Беларусь. Я там жил, в городе Новополоцке заканчивал школу. И первый театральный опыт оттуда: с девятого класса ходил в Новополоцке в любительский театр «Время». Потом учился в Минском институте культуры. Мои родители жили в Беларуси, сейчас там есть друзья.

В свое время мы с театром ездили на Международный молодежный театральный форум «М.art.контакт» в Могилев.

Кстати, в спектакле «Друг мой» играют актеры Владислав Демьяненко – он родился в Гомеле, и Виола Лобань – родом из Минска.

Прямая речь

Константин Стешик, драматург:

– «Друг мой» – это монопьеса, написанная специально для театра. Помимо «Субботы» этот текст поставлен в МХТ имени Чехова, в Камчатском театре драмы и комедии и других.

Я давно хотел написать текст про двух добрых друзей, путешествующих по ночному городу, но сложился, оформился в пьесу «Друг мой» только недавно. Можно сказать, что этот текст – результат многих лет жизни в постсоветском спальном районе Минска.

СЦЕНА ПЕТЕРБУРГА

В четвертый раз команда Санкт-Петербургского театра «Суббота» провела конкурс и фестиваль коротких пьес «Stories». Финалом стал двухдневный показ шести эскизов, по текстам выбранных приглашенными режиссерами из шорт-листа. Несмотря на формат конкурсных материалов – пьесы не должны превышать объема в 12 страниц – работы обнаруживают виртуозное сочинительское мастерство и глубокую содержательность.

Трудно не согласиться, что получился марафон не эскизов-читок, а полноценных спектаклей, затейливо сочиненных, сыгранных тонко и азартно. Это позволяет прислушаться не только к актуальным текстам, одобренных маститыми ридерами конкурса, но и присмотреться к молодой режиссуре, органично выплавляющей из современной драмы современный театр.

Обозревая все шесть работ, невольно хочется искать общий знаменатель, ставить какой-то диагноз. Общее, конечно, есть – это великолепная труппа «Субботы», неукоснительно радующая своими уникальными созвучиями. И попытка режиссеров открыть даже в бытовой драматургической ситуации границы, за которыми иррациональное обретает будоражащие и даже пугающие формы.

В пьесе Катерины Антоновой «Уголь» режиссер Артем Устинов увидел интонации античных мифов. В предвкушении дачного отдыха городская жительница Лиза проходит уморительно смешные испытания, пытаясь купить в сельском магазине мешок угля. Марина Конюшко трогательно играет аккуратную интеллигентную женщину, которая сталкивается с местной гопотой. Но люди ли это? Лаконичное, но узнаваемое пространство, обозначающее интерьер магазина, постепенно обнаруживает хтонические глубины. А Лиза пусть и пародийно, но напоминает многих античных героев сразу. Вот она, будто Геракл, пробует совершить подвиг, перетаскивая по команде кассира Светы мешок. За хамоватой развязностью кассира, легко и наблюдательно сыгранной Валентиной Лебедевой, мерцает хранительница врат в потусторонний мир. Пытаясь найти наличные деньги для оплаты, Лиза сталкивается с фавнами – Федяном (Григорий Татаренко) и Чупиком (Артем Лисач). Вроде бы обычные грубые забулдыги, они в какой-то момент пародийно начинают бодаться, будто деревенские козлы.

Затем Лизе, будто Тезею, предстоит пройти мрачным лабиринтом, составленном из светящихся трубок, чтобы встретиться с тремя продавщицами. Это, конечно же, Грайи, к которым наведывался Персей. У них одна на троих пара очков, а ворчливостью и вредностью, разнообразно переданных Анной Васильевой, Ксенией Асмоловской и Снежаной Соколовой, они вполне бы поспорили со своими архаичными предшественницами. Да и вся история не может не напомнить поход за золотым руном. Магический реализм режиссер усилил тем, что мешок с углем играет Станислав Демин-Левийман, в какой-то момент обретающий самостоятельную подвижность – он такое же волшебное существо, застенчиво улыбающееся. Финал лиричный – обитатели захлопнувшейся в ночи преисподней провожают измотанную Лизу к выходу, вручая вожделенную награду. Российская хтонь, неопрятная и опасная, имеет все же свойство развеиваться.

В мрачном безвременьи живут и герои пьесы Любови Страховой «Московский мусор», где сочная речевая наблюдательность сошлась с едкой публицистичностью. Режиссер Иван Миневцев всего лишь несколькими острыми сценографическими штрихами выявил искусный диалоговый рельеф. Стильный этюд-метафора секса (он наполняет сигаретным дымом шарик, который становится беременным животом) предваряет перебранку двух супругов. Иван Байкалов и Оксана Сырцова с азартом и безупречным интонированием показывают эмоциональных провинциалов, живущих практически в нищете рядом с мусорным полигоном. Долгий диалог оживает как за счет актерской обаятельности и куража, так и благодаря световому ритму – говорящий на свою реплику вкручивает лампочку в патрон, работая через зал. Вспышки лампочек выхватывают из темноты цепкие реплики и выразительные лица, но почти анекдотическая ситуация о муже, который собирается устроиться работать на свалку, чтобы таскать оттуда вещи и построить на них бизнес, обрастает жутковатыми смыслами. Друг главного героя, сыгранный Максимом Крупским, доводит стремительное действие до гротеска, который завершает трагическая нота. Наевшиеся просроченными продуктами под неизменную водку мужчины теряют сознание, а женщина – ребенка. Расползающийся и пачкающий черное платье дым из лопнувшего шарика (еще один признак ядовитой среды обитания) вызывает оторопь и ощущение непоправимого горя. И автор пьесы, и режиссер саркастичны – мужчины приходят в себя, но не осознают катастрофы. Рядом с мусорным полигоном, разрастающимся до метафоры искаженного, изгаженного бытия, продолжения жизни быть не может.

Время остановилось в пьесе «Война завтра не закончится» Игоря Яковлева. Играя жанровыми приемами, режиссер Дмитрий Акимов оттягивает осознание трагичности истории, ее хлесткую актуальность. Но когда натянутая струна все же лопается, то бьет еще больнее. Двое немолодых супругов ждут прихода некоей Анфисы. В подробно выстроенной обветшавшей кухоньке отец (Владимир Абрамов) и мать (Татьяна Кондратьева) ведут малосодержательный абсурдистский диалог. Они даже не разговаривают – голоса звучат в фонограмме, а актеры играют крупным планом, подкрепленным увеличенными деталями, спроецированными на экран телевизора. Наручные часы не работают, дверца шкафа отваливается, суп надо сварить. Герои и слышат друг друга, и предпочитают вяло не замечать. Это одновременно и смешно, и жалостливо – сколько таких стариков медленно доживают в квартирах одинокие и бессодержательные жизни. И только в паузах тревожное гудение и пропущенный через вентилятор луч света мерцанием нагоняет саспенс. Ожидание Анфисы начинает звучать зловеще.

Анфиса – волонтер. Анастасия Полянская в этой роли и трогательна, и безжалостна к своему персонажу. Девушка должна навещать родителей недавно погибшего в тридцать лет сына. Делает она это с чувством вины, исторгая из себя фальшивые, неутешительные слова о героизме. Порой кажется, что за осторожными интонациями внутреннее бурление прорвется. Закончится обмен намеками и полуфразами. И родители выместят на звонкой девушке свою боль. Но в этой истории нет гнева, только обреченность. А публицистический гнев прорывается в финале – долгой песенной точке на стихи Осипа Мандельштама, одновременно откликающейся повесткой и расширяющей границы до экзистенциального архетипа. Драматург и режиссер закольцовывают историю – время в этом ветшающем доме остановилось. Разрушается быт, разрушается желание жить от горя, превращающего существование в бесцельную инерцию.

Историю, сочиненную Инной Ким, можно найти в современной подростковой литературе. «Я монстр» откликается на запрос жесткого, бескомпромиссного осмысления среды, в которой живут молодые люди. Повседневность школьницы Ирки заурядная – вечно ссорящиеся родители (Екатерина Рудакова и Григорий Сергеенко), не забывающие поддеть дочь обидным словом, пара условных друзей, на которых она проверяет дружбу и первое любовное чувство. Режиссер из Еревана Каро Балян помещает всех персонажей «за стекло» – темную перегородку, в которую всматривается главная героиня. В этой гнетущей глубине проявляются, как видения, триггеры, монстры. Но чудовищем Ирка считает себя. Софья Андреева обладает выразительной андрогинной фактурой, позволяющей ей создать резкий, решительный и в то же время беззащитный характер, лишенный возраста. В какой-то момент она начинает напоминать юродивых – и столкнувшись с кровавым предательством, действительно перерождается. Драматург будто заимствует достоевский сюжет о дворняжке Перезвоне, сыгравшем роковую роль в краткой судьбе Илюши Снегирева. Ирка тоже становится соучастницей убийства собаки ее другом Никитосом (Владислав Демьяненко) и «чудесного» воскрешения. Детская наивность и травма наводят ее на мысль принять на себя людские грехи, чужую боль, приближая тем самым благополучный исход. Психиатрическая плоскость, когда шокированный подросток начинает резать себя осколками стекла, разрастается до притчи.

Еще один молодежный сюжет предложила Екатерина Златорунская в пьесе «Когда я был Андреем». Её мистическая атмосфера составила бы серьезную конкуренцию романтической новеллистике о близнецах и призраках. Но в наш рациональный век пьеса текст не может избежать психиатрического резонанса. Это как бы почувствовал режиссерАндрей Опарин и поспешил вернуть истории ее воздушную, щемяще-светлую атмосферу.

Исповедь двух подростков – Андрея и Ани – это монолог об искаженных воспоминаниях одного человека. Пространство эскиза – белая ткань, колеблемая воздушными потоками. Старомодный прием скрывает куклу, велосипед – вечные приметы беззаботного детства. «Дачная» сентиментальная тональность подкрепляется навязчивой хромающей мелодией Олега Каравайчука и другими музыкальными темами, растушевывающими трудный разговор о гендерной идентичности, чувстве вины за то, что выжил. Андрей – умерший сразу после рождения брат-близнец Ани, присутствие которого в себе она ощущает с патологической физиологичностью.

Эмоциональное напряжение строится на красивом и точном партнерстве молодых актеров Валерии Ледовских и Никиты Памурзина. Чувственность, приподнятость, опоэтизированная стильность встраивается в архитектонику все же современного, не лишенного бытовых резкостей текста.

В эскизе «Арбуз» по пьесе Анны Киссель прием «ненадежного рассказчика» позволяет держать внимание публики, пока две женщины делятся своими историями от встречи с одним и тем же мужчиной. Амина и Марина из разных миров, но обе находятся внизу социальной лестницы. Марина (Олеся Линькова) – стремящаяся к творческому успеху девушка. Амина (Варвара Костерина) – трудовая мигрантка, наивная и соглашающаяся с несправедливым порядком вещей. Любовь обеих заставляет выйти за рамки привычного, бороться и посвящать свою жизнь сочиненному идеалу. Чувствуя это, режиссер Михаил Лебедев визуализирует мужчину, о котором рассказывают героини. Руслан Бальбуциев упражняется в пластических этюдах, придавая саркастичный, едкий и безжалостный по отношению к маскулинности фон. Пьеса и ее сценическое воплощение о разбившихся мечтах, о женской упрямой вере в свою миссию, какой бы наивной и простодушной она не казалась, настойчиво подталкивает к пересмотру социально-гендерных штампов.

Все шесть работ стали демонстрацией того, что драматургия и режиссура прекрасно сосуществуют, не ставят друг перед другом задач на сопротивление. Наоборот, органично резонируют, чтобы рассказать трогательные, суровые, актуальные человеческие истории. Отказываясь от быта по существу, театрализуя социальное дно и повседневность, постановщики создают художественные рельефы с проникающими друг в друга средами. Сталкиваются миры, судьбы, смыслы.

Драматурги и режиссеры со всей России показали эскизы возможных будущих спектаклей. Творческий процесс оказался бурным. Кто-то явно не справился с поставленной самому себе задачей, зато другие нашли выход из кризисов с помощью спасительного юмора.

Петербургский театр «Суббота» очень маленький по любым меркам. Но на его сцене, упирающейся в коленки зрителей, происходят большие вещи. Помимо собственных творческих достижений — а спектакли «Субботы» горазды на сюрпризы — здесь коллекционируют успехи и неуспехи коллег со всей страны и близлежащих территорий. Фестиваль коротких пьес Stories прошел нынче в четвертый раз, но не стал «приевшимся», традиционным событием. Здесь всегда очень интересно, потому что мы говорим о живом театре, который идет своей трудной дорогой и обретает лицо в непосредственной близости к публике.

В этот раз организаторам конкурса пришлось выбирать лучших из почти четырехсот участников. В длинный список претендентов попали 24 пьесы (непременное условие: объем не более 12 стандартных страниц текста), сценического воплощения удостоились шесть работ. Пару слов о географии: помимо авторов из Москвы и Санкт-Петербурга, о своих притязаниях заявили драматурги из Екатеринбурга, Кемерова, Рыбинска, Семипалатинска, Минска, Авейру (Португалия), Уфы, Саратова, Новокузнецка, Ярославля, Серова. В режиссерский пул вошли самарец Артем Устинов (номинант «Золотой маски»), худрук Ереванского международного Шекспировского фестиваля Каро Балян, главный режиссер Челябинского молодежного театра Иван Миневцев, Андрей Опарин из Ижевского муниципального театра «Молодой человек», главный режиссер Самарского академического театра драмы имени М. Горького Михаил Лебедев и главный режиссер Мотыгинского драматического театра (Красноярский край) Дмитрий Акимов.

Как всегда бывает после по-настоящему удивившего смотра, напрашивается разговор об увенчанных лаврами финалистах. Составители шорт-листа, конечно, уверены, что они дали шанс лучшим из претендентов. Но эта уверенность все же может быть поколеблена и оспорена.

Сразу уточню: организаторы фестиваля говорят не о готовых спектаклях, а о театральных эскизах, из которых может вырасти нечто большее. А может, и нет — что иногда бывает к лучшему. В любом случае зрителю были предъявлены попытки, а потому безапелляционные оценки «это хорошо, а вон то плохо» здесь явно не к месту. Как и критика того, что находится «в процессе» и еще не обрело законченности. Поэтому не получится с чистой совестью попенять на то, что у одного постановщика случился стилистический провал, когда к тонкой, щемящей драме потерявшей сына пожилой четы был подверстан пафосный «документальный» финал, тотчас же придавший творческому высказыванию дешевый привкус. И было бы грешно посмеяться над претенциозной фальшью литературной основы другого эскиза, в котором экзистенциально-неприкаянная девочка-подросток из дегенеративной среды говорит о своих бедах как графоман высокого полета — вылитое в финале на героиню ведро бутафорской крови показалось на этом фоне самой естественностью. Поэтому дальше — только о радостях и никакой критики.

Три финалиста, вызвавшие у меня настоящий восторг, это на самом деле настоящие, полноценные спектакли, пусть и в «коротком метре». За очень небольшое количество дней, отведенных на подготовку, режиссеры сумели вчитаться в пьесы, понять авторов и передать свою уверенность артистам, которые подошли к процессу со всей серьезностью. Особо отмечу разнообразие выбранных тем. Здесь все как в жизни — нашлось место и проблемам экологии, и коммуникации в обществе, которая часто представляет собой трудную и почти непроходимую гонку с препятствиями, и просто любви, которая всегда желанна, даже если она трагична.

Главрежу Челябинского молодежного театра, выпускнику ГИТИСа и ученику Евгения Каменьковича Ивану Миневцеву досталась пьеса «Московский мусор» ярославского автора Любови Страховой. На правах ближайших соседей Москвы жители Ярославской области не понаслышке знают, чем чревато соседство с бытовыми полигонами, к которым постоянно курсируют мусоровозы со всего столичного региона. Но, как оказалось, и несвежее дыхание московских отходов вполне может превратиться в живоносное веяние зефира, сулящего всякого рода выгоды для людей, которым не повезло с образованием и привычкой к труду, а потому приходится как-то выживать. Перед зрителями возникает молодая пара — находящаяся в положении Рита (Оксана Сырцова) и быковатый Миша (Иван Байкалов), который тоже находится в счастливом ожидании — на этот раз долгожданной работы сотрудника полигона/свалки. Грядущая постоянная занятость будущего папаши для семьи не только более-менее регулярный доход, но и гипотетическая возможность построить бизнес на реализации столичных «нямок», выброшенных на помойку зажравшимися москвичами. Если, разумеется, удастся вынести богатый улов из-под носа охранников, следящих, чтобы рабочие мусорки не борзели. Но в этом поможет друг семьи — навороченный и опытный Серый (Максим Крупский), облаченный в брендовые отходы, научит, как и что удобней тащить, объяснит, какая просрочка вкуснее и безопасней, а к какой нужен особый санитарно-гигиенический подход. Рита поначалу очень недовольна идейным предательством мужа, ведь Миша, как и многие местные, ходил протестовать против размещения под самым носом смердящего полигона. Но это только мусор пахнет, а деньги, как известно, нет. Даже если они только гипотетические. Все эти дискуссии, мечтания, надежды преподносятся с большим юмором и фарсом. Очень смешно — пока вдруг не понимаешь, что произошло непоправимое и ребенка молодой семье дождаться не суждено.

Комикование и гипербола стали рабочими инструментами и для тандема режиссера Артема Устинова (РАТИ-ГИТИС, мастерская Сергея Женовача) и драматурга из города Серов Катерины Антоновой. Название пьесы «Уголь» настраивает на что-то эпическое, масштабное, связанное с углеводородами, полезными ископаемыми и всем таким индустриально-героическим. Но нет — это всего лишь история о том, как обеспеченная городская фря Лиза (Марина Конюшко) заявилась в магазин по соседству с садовым товариществом прикупить забытого угля для мангала. Задача была решена, но как, — на грани истерики и умопомешательства. В зале стоял хохот — и вполне оправданный, без часто встречающейся неестественной зрительской экзальтации. Сбой на кассе, неработающая карточка, поиски помощи у заугольных гопников и недостающей наличной мелочи на магазинном полу — на всех этапах над бедной Лизой издевались, помогая одновременно, решительно все. Включая сам мешок шашлычного угля. Марину Конюшко я приметил в спектакле «Вещь» по «Бесприданнице» Островского, где актриса создала гротескный образ Хариты Огудаловой. «Уголь» же превратился в получасовой бенефис артистки, украшенный также запомнившейся работой ее коллег. Спасибо Катерине Антоновой за отличную пьесу и режиссеру Устинову за выдумку.

«Уголь», пожалуй, вполне заслуженно стал фаворитом публики. Мне же больше всего пришелся по вкусу эскиз «Арбуз», созданный режиссером Михаилом Лебедевым по пьесе екатеринбургского драматурга Анны Киссель. Лебедеву и актрисам Варваре Костериной и Олесе Линьковой пришлось труднее, чем коллегам, избравшим жанр комедии. Там весело, ярко, захватывающе. А история любви двух женщин к одному, по правде сказать, совсем не выдающемуся мужчине, мало чем обещала поразить. Согласитесь, тема страданий разведенки — с одной стороны и, пуще того, трудовой мигрантки — с другой, не самая благодатная для обработки нива. Достаточно низкий и мелкий предмет для сцены. Начал смотреть только потому что сиди уже и смотри, раз пришел. Переключал бы каналы в телевизоре — прощелкал бы дальше. Но актрисы создали такие характеры, а режиссер развел на сцене такую эстетику и симметрию, что захватило и понесло. Само собой, все это было бы невозможно без высокого качества литературной основы — напомню, на этом фестивале был и иной пример. «Арбуз» же из тех спектаклей, которые назовут авторскими, поместят на малую сцену и будут ждать на них особую, тонкую публику. И она придет, хотя кассы не сделает. Но тем и жив театр — настоящий, рождающийся в том числе и на таких невеликих по размеру, но не по сути, фестивалях. За что команде Stories низкий поклон.

КОНКУРС И ФЕСТИВАЛЬ КОРОТКИХ ПЬЕС «STORIES» В ТЕАТРЕ «СУББОТА»

В четвертый раз команда Санкт-Петербургского театра «Суббота» провела конкурс и фестиваль коротких пьес «Stories». Финалом стал двухдневный показ шести эскизов, по текстам выбранных приглашенными режиссерами из шорт-листа. Несмотря на формат конкурсных материалов – пьесы не должны превышать объема в 12 страниц – работы обнаруживают виртуозное сочинительское мастерство и глубокую содержательность.

Трудно не согласиться, что получился марафон не эскизов-читок, а полноценных спектаклей, затейливо сочиненных, сыгранных тонко и азартно. Это позволяет прислушаться не только к актуальным текстам, одобренных маститыми ридерами конкурса, но и присмотреться к молодой режиссуре, органично выплавляющей из современной драмы современный театр.

Обозревая все шесть работ, невольно хочется искать общий знаменатель, ставить какой-то диагноз. Общее, конечно, есть – это великолепная труппа «Субботы», неукоснительно радующая своими уникальными созвучиями. И попытка режиссеров открыть даже в бытовой драматургической ситуации границы, за которыми иррациональное обретает будоражащие и даже пугающие формы.

В пьесе Катерины Антоновой «Уголь» режиссер Артем Устинов увидел интонации античных мифов. В предвкушении дачного отдыха городская жительница Лиза проходит уморительно смешные испытания, пытаясь купить в сельском магазине мешок угля. Марина Конюшко трогательно играет аккуратную интеллигентную женщину, которая сталкивается с местной гопотой. Но люди ли это? Лаконичное, но узнаваемое пространство, обозначающее интерьер магазина, постепенно обнаруживает хтонические глубины. А Лиза пусть и пародийно, но напоминает многих античных героев сразу. Вот она, будто Геракл, пробует совершить подвиг, перетаскивая по команде кассира Светы мешок. За хамоватой развязностью кассира, легко и наблюдательно сыгранной Валентиной Лебедевой, мерцает хранительница врат в потусторонний мир. Пытаясь найти наличные деньги для оплаты, Лиза сталкивается с фавнами – Федяном (Григорий Татаренко) и Чупиком (Артем Лисач). Вроде бы обычные грубые забулдыги, они в какой-то момент пародийно начинают бодаться, будто деревенские козлы.

Затем Лизе, будто Тезею, предстоит пройти мрачным лабиринтом, составленном из светящихся трубок, чтобы встретиться с тремя продавщицами. Это, конечно же, Грайи, к которым наведывался Персей. У них одна на троих пара очков, а ворчливостью и вредностью, разнообразно переданных Анной Васильевой, Ксенией Асмоловской и Снежаной Соколовой, они вполне бы поспорили со своими архаичными предшественницами. Да и вся история не может не напомнить поход за золотым руном. Магический реализм режиссер усилил тем, что мешок с углем играет Станислав Демин-Левийман, в какой-то момент обретающий самостоятельную подвижность – он такое же волшебное существо, застенчиво улыбающееся. Финал лиричный – обитатели захлопнувшейся в ночи преисподней провожают измотанную Лизу к выходу, вручая вожделенную награду. Российская хтонь, неопрятная и опасная, имеет все же свойство развеиваться.

В мрачном безвременьи живут и герои пьесы Любови Страховой «Московский мусор», где сочная речевая наблюдательность сошлась с едкой публицистичностью. Режиссер Иван Миневцев всего лишь несколькими острыми сценографическими штрихами выявил искусный диалоговый рельеф. Стильный этюд-метафора секса (он наполняет сигаретным дымом шарик, который становится беременным животом) предваряет перебранку двух супругов. Иван Байкалов и Оксана Сырцова с азартом и безупречным интонированием показывают эмоциональных провинциалов, живущих практически в нищете рядом с мусорным полигоном. Долгий диалог оживает как за счет актерской обаятельности и куража, так и благодаря световому ритму – говорящий на свою реплику вкручивает лампочку в патрон, работая через зал. Вспышки лампочек выхватывают из темноты цепкие реплики и выразительные лица, но почти анекдотическая ситуация о муже, который собирается устроиться работать на свалку, чтобы таскать оттуда вещи и построить на них бизнес, обрастает жутковатыми смыслами. Друг главного героя, сыгранный Максимом Крупским, доводит стремительное действие до гротеска, который завершает трагическая нота. Наевшиеся просроченными продуктами под неизменную водку мужчины теряют сознание, а женщина – ребенка. Расползающийся и пачкающий черное платье дым из лопнувшего шарика (еще один признак ядовитой среды обитания) вызывает оторопь и ощущение непоправимого горя. И автор пьесы, и режиссер саркастичны – мужчины приходят в себя, но не осознают катастрофы. Рядом с мусорным полигоном, разрастающимся до метафоры искаженного, изгаженного бытия, продолжения жизни быть не может.

Время остановилось в пьесе «Война завтра не закончится» Игоря Яковлева. Играя жанровыми приемами, режиссер Дмитрий Акимов оттягивает осознание трагичности истории, ее хлесткую актуальность. Но когда натянутая струна все же лопается, то бьет еще больнее. Двое немолодых супругов ждут прихода некоей Анфисы. В подробно выстроенной обветшавшей кухоньке отец (Владимир Абрамов) и мать (Татьяна Кондратьева) ведут малосодержательный абсурдистский диалог. Они даже не разговаривают – голоса звучат в фонограмме, а актеры играют крупным планом, подкрепленным увеличенными деталями, спроецированными на экран телевизора. Наручные часы не работают, дверца шкафа отваливается, суп надо сварить. Герои и слышат друг друга, и предпочитают вяло не замечать. Это одновременно и смешно, и жалостливо – сколько таких стариков медленно доживают в квартирах одинокие и бессодержательные жизни. И только в паузах тревожное гудение и пропущенный через вентилятор луч света мерцанием нагоняет саспенс. Ожидание Анфисы начинает звучать зловеще.

Анфиса – волонтер. Анастасия Полянская в этой роли и трогательна, и безжалостна к своему персонажу. Девушка должна навещать родителей недавно погибшего в тридцать лет сына. Делает она это с чувством вины, исторгая из себя фальшивые, неутешительные слова о героизме. Порой кажется, что за осторожными интонациями внутреннее бурление прорвется. Закончится обмен намеками и полуфразами. И родители выместят на звонкой девушке свою боль. Но в этой истории нет гнева, только обреченность. А публицистический гнев прорывается в финале – долгой песенной точке на стихи Осипа Мандельштама, одновременно откликающейся повесткой и расширяющей границы до экзистенциального архетипа. Драматург и режиссер закольцовывают историю – время в этом ветшающем доме остановилось. Разрушается быт, разрушается желание жить от горя, превращающего существование в бесцельную инерцию.

Историю, сочиненную Инной Ким, можно найти в современной подростковой литературе. «Я монстр» откликается на запрос жесткого, бескомпромиссного осмысления среды, в которой живут молодые люди. Повседневность школьницы Ирки заурядная – вечно ссорящиеся родители (Екатерина Рудакова и Григорий Сергеенко), не забывающие поддеть дочь обидным словом, пара условных друзей, на которых она проверяет дружбу и первое любовное чувство. Режиссер из Еревана Каро Балян помещает всех персонажей «за стекло» – темную перегородку, в которую всматривается главная героиня. В этой гнетущей глубине проявляются, как видения, триггеры, монстры. Но чудовищем Ирка считает себя. Софья Андреева обладает выразительной андрогинной фактурой, позволяющей ей создать резкий, решительный и в то же время беззащитный характер, лишенный возраста. В какой-то момент она начинает напоминать юродивых – и столкнувшись с кровавым предательством, действительно перерождается. Драматург будто заимствует достоевский сюжет о дворняжке Перезвоне, сыгравшем роковую роль в краткой судьбе Илюши Снегирева. Ирка тоже становится соучастницей убийства собаки ее другом Никитосом (Владислав Демьяненко) и «чудесного» воскрешения. Детская наивность и травма наводят ее на мысль принять на себя людские грехи, чужую боль, приближая тем самым благополучный исход. Психиатрическая плоскость, когда шокированный подросток начинает резать себя осколками стекла, разрастается до притчи.

Еще один молодежный сюжет предложила Екатерина Златорунская в пьесе «Когда я был Андреем». Её мистическая атмосфера составила бы серьезную конкуренцию романтической новеллистике о близнецах и призраках. Но в наш рациональный век пьеса текст не может избежать психиатрического резонанса. Это как бы почувствовал режиссерАндрей Опарин и поспешил вернуть истории ее воздушную, щемяще-светлую атмосферу.

Исповедь двух подростков – Андрея и Ани – это монолог об искаженных воспоминаниях одного человека. Пространство эскиза – белая ткань, колеблемая воздушными потоками. Старомодный прием скрывает куклу, велосипед – вечные приметы беззаботного детства. «Дачная» сентиментальная тональность подкрепляется навязчивой хромающей мелодией Олега Каравайчука и другими музыкальными темами, растушевывающими трудный разговор о гендерной идентичности, чувстве вины за то, что выжил. Андрей – умерший сразу после рождения брат-близнец Ани, присутствие которого в себе она ощущает с патологической физиологичностью.

Эмоциональное напряжение строится на красивом и точном партнерстве молодых актеров Валерии Ледовских и Никиты Памурзина. Чувственность, приподнятость, опоэтизированная стильность встраивается в архитектонику все же современного, не лишенного бытовых резкостей текста.

В эскизе «Арбуз» по пьесе Анны Киссель прием «ненадежного рассказчика» позволяет держать внимание публики, пока две женщины делятся своими историями от встречи с одним и тем же мужчиной. Амина и Марина из разных миров, но обе находятся внизу социальной лестницы. Марина (Олеся Линькова) – стремящаяся к творческому успеху девушка. Амина (Варвара Костерина) – трудовая мигрантка, наивная и соглашающаяся с несправедливым порядком вещей. Любовь обеих заставляет выйти за рамки привычного, бороться и посвящать свою жизнь сочиненному идеалу. Чувствуя это, режиссер Михаил Лебедев визуализирует мужчину, о котором рассказывают героини. Руслан Бальбуциев упражняется в пластических этюдах, придавая саркастичный, едкий и безжалостный по отношению к маскулинности фон. Пьеса и ее сценическое воплощение о разбившихся мечтах, о женской упрямой вере в свою миссию, какой бы наивной и простодушной она не казалась, настойчиво подталкивает к пересмотру социально-гендерных штампов.

Все шесть работ стали демонстрацией того, что драматургия и режиссура прекрасно сосуществуют, не ставят друг перед другом задач на сопротивление. Наоборот, органично резонируют, чтобы рассказать трогательные, суровые, актуальные человеческие истории. Отказываясь от быта по существу, театрализуя социальное дно и повседневность, постановщики создают художественные рельефы с проникающими друг в друга средами. Сталкиваются миры, судьбы, смыслы.

Монолог главного героя пьесы Константина Стешика «Друг мой» невероятно полифоничен — в нем можно расслышать около десятка других персонажей. История простая: два друга выходят ночью из дома, чтобы стрельнуть сигарету у кого-нибудь из прохожих, а дальше с ними случается череда странных, порой даже опасных происшествий и встреч. Поначалу создается впечатление динамичной, насыщенной событиями истории-бродилки, но постепенно начинает закрадываться подозрение, что происходящее не имеет ничего общего с реальностью, а все герои пьесы — заперты в голове одного человека, как в черной коробке.

Создатели спектакля «Друг мой» в театре «Суббота» (режиссер Андрей Сидельников, художник Мария Смирнова-Несвицкая) первым делом решили черную коробку открыть и подсветить лампой. Так слева от сцены появляется подмакетник, и в нем мы видим белые фигурки-силуэты: одна, две, три — по количеству героев. Все персонажи разной степени нормальности оказались выпущены режиссером на волю. Текст Стешика, написанный как монолог, достаточно легко раскладывается на отдельные реплики.

До начала спектакля пространство сцены скрывает черный полупрозрачный занавес, за ним на заднике расположены три экрана, с которых на зрителей смотрит, мигая, человеческий глаз. Первыми в «ночной дозор» заступают две фигуры в черных толстовках с капюшонами. Согласно программке — это «тени». Они вроде слуг просцениума — подчеркивают условность происходящего. Тени отодвигают занавес, распыляют над головами героев мелкий дождь из пульверизатора, в сцене драки двух друзей выходят гримировать актеров. Они же добавляют и убирают белые фигурки внутри подмакетника. Почти все герои спектакля похожи на эти безликие картонные силуэты: порезанный, девушка с собакой, работники «скорой», мужик, алкоголики — мы ничего о них не знаем, у них нет имен, возраста и каких-либо индивидуальных черт. Актеры легко меняют образы, представая за время спектакля в роли двух, а то и трех персонажей.

Увеличенная проекция белого силуэта падает на занавес, отлетает вверх, и из темноты выходят два героя — два молодых человека. Без имен: Герой (Иван Байкалов) и его Друг (Владислав Демьяненко).
Первым, кого они встречают в своем ночном путешествии, это человек, который лежит под фонарем в луже крови — Порезанный (Алексей Белозерцев). Друг подходит к человеку. Герой медлит, предлагает вернуться домой («вдруг он мертвый?»). В это время Порезанный весело пританцовывает, потом послушно, согласно тексту, ложится на пол и изредка поворачивается к залу, комментируя свое состояние. Друг хочет найти помощь, вызвать «скорую». Герой нехотя соглашается. Он предпочитает не видеть и не слышать чужие проблемы и чужую боль — хватает и своей. «Мне плевать, пусть они все сдохнут, лишь бы я не умер», — говорит он. Друг, напротив, — возможно, немного инфантильно и слишком доверчиво — бросается помогать, не задумываясь, чем обернется эта авантюра.

В анонсе спектакля обещан «поединок двух мужчин, двух мировоззрений», но это скорее напоминает борьбу более рациональной, опытной, а потому осторожной и немного циничной части души с другой, безрассудной, максималистской и более юной, — в одном человеке.

Работники «скорой» (Екатерина Рудакова, Анна Васильева) приезжают на каталке с чемоданчиком и в обнимку с синей мигалкой. Они достают кружки с чаем и некоторое время неторопливо взирают на Порезанного. Куда спешить?

Ключевым персонажем, которого герои встречают за время своей ночной прогулки, становится Крепкий парень (Алексей Белозерцев) с травмой головы. Он охотно присоединяется к шатанию по городу в поиске сигарет. Белых силуэтов в подмакетнике и в проекции на экранах становится три. Для всей истории, рассказанной Константином Стешиком, кажется немаловажным, что Крепкий парень — единственный персонаж, у которого есть своя личная история. В аварии у него погибли жена и дочь, он боится спать по ночам. Этот герой — словно бы случайный фрагмент реальности во сне. Его рассказ сопровождается появлением девушки в черном платье с красным воздушным шаром. Образ, перекликающийся со знаменитым граффити художника Бэнкси «Девушка с воздушным шаром», который стал метафорой хрупкости детства и утраты. Крепкий парень живет своей трагедией, он буквально дышит ею. Пока все трое сидят на скамейке, он достает из кармана красный шарик, надувает его, вдыхает воздух и, приложив пальцы к губам, выдыхает, будто курит воображаемую сигарету.
Столкновение двух главных героев происходит неожиданно. Друг дает пощечину Герою за то, что тот, по его мнению, не к месту начинает декламировать «Земную жизнь пройдя до половины…». Герой ошарашен произошедшим, даже спустя какое-то время он продолжает разводить руками и по-детски обиженно восклицать «ведь я твой друг!». Его мир четко делится на друзей и не друзей. На своих и чужих. Вопросов он себе никаких не задает. Герои продолжают брести по городу — на экранах появляется проекция автострад и домов. Им встречаются на пути женщина с длинным поводком, протянутым откуда-то из темноты кулис, алкоголики, позвякивающие бутылками, которые, наконец, угощают их сигаретами. Героя, кажется, полностью захватила обида. Все, что говорит Друг, его начинает раздражать. Ему, как оказалось, свойственно испытывать «слишком бурные эмоции» по ничтожным поводам.

Он даже порывается уйти, но сделать это невозможно. Герои по-беккетовски застревают в бесконечности, но не ожидания, а пути. Они идут сквозь город, мимо панельных многоэтажек с горящими окнами. Откуда-то и куда-то. Фраза «пойдем домой» звучит как просьба, вопрос и как настойчивый призыв, но домой они не идут. Герой отходит на несколько метров и все равно возвращается к Другу. Обстоятельства уводят их дальше — волей чьих-то пальцев, опускающих и забирающих фигурки из черной коробки.

Между героями происходит драка. Перекрикивая грохочущую музыку, Герой выплескивает всю накопившуюся злость. Вновь появившиеся тени успевают побелить волосы и плечи актеров, нанести черные грязевые разводы на лицо и нарисовать бурую струю крови на лице Друга — от «удара» по носу. Кажется, что Герой «бьет» своего Друга не только потому, что тот его «ударил», не только за то, что Друг подверг его опасности и вообще вытащил ночью на улицу вместо того, чтобы спать «как белые люди». Он бьет его за все хорошее, что есть в Друге и чего нет в нем самом.
Последняя, кого герои встречают на краю ночи, это дворничиха (Анна Васильева). С наступившим рассветом, в рассеявшейся тьме она оказывается доброй и земной силой. Гулкое и инфернальное пространство сцены, в котором «что-то не так», наполняется вдруг знакомым запахом растворимого кофе, которым она угощает геров. Друг выпивает свою чашку, а потом встает и делает шаг во тьму. На его место падает луч света. Вместо «скорой» за Другом приходят тени. «Не меня — его», — говорит Герой и указывает на зияющую пустоту рядом с собой. Все субличности, наконец, собираются в одну. Герой надевает плащ, меховую шапку, очки и на наших глазах моментально стареет на 30 лет. Его непостаревший Друг оказывается по другую сторону полупрозрачного занавеса и под гитару исполняет песню Алексея Паперного «Я забыл», где в припеве есть слова: «Я забыл, забыл, как я раньше… жил».

Главный «твист» этой истории режиссер, вслед за автором пьесы, припас напоследок. Только в финале мы почти случайным образом узнаем возраст Героя и его Друга. Им по 60 лет. Об этот факт невольно спотыкаешься, читая пьесу, и задаешься вопросами: «Им с самого начала столько лет? Или они постарели за время пути?» Андрей Сидельников рассматривает текст Константина Стешика как «экзистенциальную притчу» и своим спектаклем дает один из возможных ответов. Одна странная ночь растянулась на целую жизнь, где Герой бесконечно бродит впотьмах, где он каждый раз совершает выбор, важный здесь и сейчас.

Белые силуэты исчезают по одному.

Гаснет свет.

В театре «Суббота» в четвертый раз прошел конкурс коротких пьес Stories.

— Мне всегда было интересно, возможно ли в коротких пьесах отразить время, выразить большую тему? Оказалось, можно сделать короткий, не более получаса, спектакль, который, как взрыв, переворачивает душу, — говорит Андрей Сидельников, главный режиссер «Субботы».

12 компьютерных страниц 12‑м кеглем. Уложиться в такой формат трудно — все равно что, по выражению одной из основательниц конкурса Татьяны Джуровой, высечь гравюру на рисовом зерне. И все же от желающих участвовать отбоя нет. В этом году на конкурс прислали более 400 пьес. Отборщикам пришлось потрудиться. В их число вошли люди разных профессий — белорусский драматург Константин Стешик, театральные критики Татьяна Джурова и Нияз Игламов, театровед и практикующий психолог Юлия Осеева, режиссер Андрей Сидельников. В шорт-лист (короткий список) вошло 12 пьес.

Как рассказал корреспонденту «СПб ведомостей» завлит «Субботы» театровед Владимир Кантор, задача театра — сделать так, чтобы пьесы не пропали втуне. Для этого «Суббота» приглашает молодых режиссеров, предлагая им выбрать из шорт-листа понравившуюся миниатюру и сделать по ней эскиз. Потом он может превратиться в полноценный спектакль и войти в репертуар. Так, например, получилось со спектаклем молодого режиссера Кирилла Люкевича «Сталлоне Любовь Корова», который родился из эскиза, сделанного по пьесам «Кто храбрее Сильвестра Сталлоне» Анастасии Шумиловой и «Корова» Лены Петуховой — участников второго конкурса Stories.

В предыдущие годы «Суббота» приглашала молодых магистрантов из Школы-студии МХАТ, ребят из РГИСИ.

— В этом году, — говорит Владимир Кантор, — мы решили позвать молодых, но уже состоявшихся в профессии режиссеров из разных городов России — Самары, Челябинска, Ижевска, а также Еревана… Они приехали и из пьес, вошедших в шорт-лист конкурса, выбрали понравившиеся, а потом буквально за несколько дней сделали по ним эскизы.

Я давно не видела, чтобы зал так смеялся, как во время показа эскиза Артема Устинова по пьесе Катерины Антоновой «Уголь». Это комедия положений. Главная героиня Лиза по дороге на дачу хочет купить в сельском магазине мешок древесного угля. Ее там ждут друзья, жаждущие сделать шашлык. Казалось бы, пустяк, минутное дело. Но на каждом шагу, буквально на ровном месте возникают неожиданные препятствия. Лиза не сдается, пытается найти выход, и вот, казалось бы, свет в конце тоннеля брезжит, но — ах! — препятствия все множатся.

— В пьесе описана очень узнаваемая, очень больная и очень смешная ситуация, в которой человек пытается добиться своего в мире, где, чтобы чего‑то добиться, нужно обязательно унизиться, — говорит режиссер эскиза Артем Устинов.

Лизу сыграла Марина Конюшко — актриса, которую поклонники «Субботы» привыкли видеть в драматических ролях (Харита Игнатьевна Огудалова в «Вещи», Мама в «Пяти историях про любовь»). А тут она проявила свой комедийный дар.

По словам Владимира Кантора, важно, что все эскизы получились не иллюстративными, это оригинальные интерпретации текстов. Взять, к примеру, эскиз Ивана Миневцева, главного режиссера Челябинского молодежного театра, поставленный по пьесе ярославского драматурга Любови Страховой «Московский мусор». Герои пьесы — молодая пара, живущая в маленьком городке рядом с полигоном, куда свозят мусор со всей Москвы. Вонь такая, что невозможно открыть окно. А супруги ждут ребенка. И вдруг приятель предлагает мужу, который мается без работы, устроиться на свалку. И тридцатку платят, и просрочки из сетевых магазинов можно набрать, а еще моск­вичи часто выбрасывают почти новые вещи…

Когда читаешь пьесу, думаешь, что решить ее можно было бы в бытовом плане. Раздолбанная «хрущевка», убогая «однушка», молодые люди, у которых нет ни малейшей возможности выбраться из этой безнадеги. Но это самое легкое, лежащее на поверхности решение. Иван Миневцев очистил действие от быта, сделав из этой истории притчу. И сразу ушла чернуха, от которой многие устали.

Из декораций на сцене — только лампочка, которую по очереди вкручивают актеры перед тем, как произнести монолог. Лампочка вспыхивает, и это вдруг выглядит, как свет души каждого из героев…

Эскизы показывали два вечера подряд при аншлагах — 19 и 20 января. После показов многие зрители подходили и спрашивали, войдут ли они в репертуар.

По словам Владимира Кантора, у театра есть такое желание. Тем более что у режиссеров получились не столько эскизы, сколько полноценные маленькие спектакли.

Чехов, Шекспир, Островский, Булгаков всегда будут востребованы театром. Но интерес зрителей к современным, только что написанным пьесам велик. В спектаклях, поставленных по ним, — дыхание нашей жизни и нас самих.