Театр Суббота

«Митина любовь» (по мотивам произведений И. А. Бунина). Театр-студия «Суббота».
Режиссер Юрий Смирнов-Несвицкий, художник Мария Смирнова-Несвицкая

Трагическая нота возникает не сразу и не впрямую связана с жесткими исходами лирических сюжетов, взятых из бунинской прозы. Светлая акварель студийного, «хорового» запева действия безобманна. «Легкое дыхание» присуще самой артистической природе «Субботы» (соответствующий бунинский рассказ, кстати, не входит в инсценировку). Вот оно, это легкое дыхание, и обнаруживает, делает явной хрупкость существования. Мир молниевидным зигзагом трещит по швам; трещина зияет нестерпимо там, где только что, казалось, сияла мировая гармония.

На полу листки — оборванные, смятые… Эскизность заявлена в сцено?графии, подтверждена в композиции по пяти произведениям Бунина — но это и пейзаж после битвы, и сполохи, вспышки памяти.

Инсценировка «по мотивам» (взяты «Митина любовь», «Солнечный удар», «Ида», «Петлистые уши» и «Жизнь Арсеньева») развивает единственную тему: трагизм любви. Мир спектакля — мир, в сущности, после потопа. Осколки, крошечные островки чьего-то быта. Любовь здесь стихия, сродни цунами. Человек конечен, любовь же безмерна, бесконечна и потому сокрушительна, катастрофична, выступает в роли рока.

На сцене редкостный актерский ансамбль: артисты ведут свои партии с точным ощущением целого, ведь их тема едина. Мир, о котором говорит Бунин, давно отшумел. «Тени ушедших», упомянутые в программке, это хоровое начало спектакля. Пронзительные бунинские сюжеты все время оттенены «хором», выступают из него и снова погружаются в «хор», с его дорогой судьбы — белой полотняной лентой, что тянется с ворота деревенского ?колодца.

Заглавная история — воронка, омут любовного чувства. Композиция такова, что кванты Митиного сюжета воспринимаются как кардиограмма безысходной страсти. Митя у Артема Бордовского бесхитростен и безудержен, срывается в свою любовь, как бабочка в огонь. Он, как его классический тезка из Достоевского, не умеет лгать, себе в первую очередь, его ведет сердце. Митя — первая и абсолютная жертва рока, каким предстает в спектакле стихия любви. Образы намечены едва ли не эскизно, акварельными мазками — тем разительней сжигающее, яростное присутствие фатума.
«Солнечный удар» в этом смысле пронзителен, встряхивает зрительскую душу, как редко бывает в современном театре. Анна Васильева и Андрей Чеботарев играют персонажей, которых обожгло порывом страсти: нечаянная встреча, и даже сам город нечаян, не случайно только ощущение тяжкой десницы судьбы и навсегда потерянного счастья. В номере гостиницы Поручик снова и снова повторяет поклон менуэта, когда на его голове не удержалась фуражка. Прекрасное мгновение безвозвратно. Острее не выразить чувства внезапной и безнадежной оставленности.

Есть что-то в безыскусности этих персонажей, более того — в программном, «субботовском» простодушии этих образов, что придает им и мощь, и глубину в масштабе композиции. Они бесхитростны — и оттого не мельтешат, не мельчат во встрече с судьбой. Их всеопределяющая человечность не обезоруживает рок, но уравнивает их в масштабе с ним.

В спектакле есть и прямые орудия рока — вроде колоритного Соколовича (Владимир Абрамов) из рассказа «Петлистые уши». Брутальное и персонифицированное зло входит в сложную оркестровку спектакля, показывая пределы темы страсти и контрастируя с темой любви обреченной и жертвенной.

Арсеньев (Максим Крупский) в этом контексте — связующее звено композиции. Его собственный томительный сюжет с Ликой, и гордой, и смиренной в исполнении Марины Конюшко, преломляет единую тему спектакля. Сам же Арсеньев, начинающий литератор у Бунина, в спектакле — соавтор всех историй. Это он сочинил и Митю, и Поручика. Подлинные смятения и тяжкая поступь судьбы в историях людей прослаиваются — и оттеняются — исключительно внятными, отстраненно-холодноватыми комментариями Автора, веско присутствующего в спектакле. И тем еще более усиливается эффект «бабочек, летящих на огонь» — мотив хрупкости душевной жизни.

История Композитора, прозевавшего счастье, свою Иду, и потрясенного поздним прозрением, не случайно возникает ближе к финалу, как не случайно и то, что роль отдана Петру Смирнову, молодому и талантливому режиссеру «Субботы». От нерассуждающего, ослепленного любовью Мити — к ироническому меланхолику Композитору. Обоих, однако, «обожгло».

Кода спектакля уже впрямую выводит нас к новым горизонтам темы. Белый саван течет с ворота деревенского колодца, ткется «тенями ушедших» (среди них и персонажи второго плана, составлявшие в действии самостоятельный, колоритный и терпкий драматургический контрапункт к основным сюжетам).

Монолог Арсеньева о заброшенной и безымянной могиле матери — необходимая нота в заключительном аккорде спектакля. Мы увидели не мелодраму, нет. Вот была страсть, встреча с судьбой, холод могилы. Плохо, когда нет ни-че-го. Мир после потопа. Или пожара…

Замкнутый, заколдованный мир бунинской прозы двадцатых годов, написанной в Швейцарских Альпах, разомкнут в мир сегодняшний. Студийное «нутро» театра «Суббота» подразумевает эту открытость, распахнутость композиции в современность. И каким же глубоким, трагедийно звучащим оказалось на этот раз сопряжение времен. Жар страсти, студеный ветер истории, обрывки черновиков на полу сцены…

Человек, придумавший и создавший эфемерную, непостижимую «Субботу», — очень серьезный и солидный ученый Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий, доктор искусствоведения, профессор, замдиректора по науке Российского института истории искусств, автор книг, посвященных Е.Б.Вахтангову, В.В.Маяковскому, современному театру. 35 лет назад он открыл в нашем городе экспериментальный Театр-клуб «Суббота» и все эти годы был ее идеологом и художественным руководителем.

Среди бывших субботовцев десятки людей, известных питерским театралам: С.Спивак, М.Смирнова-Несвицкая, С.Трессер, А.Яковлева, А.Неволина, С.Уманов, К.Хабенский, Т.Абрамова, М.Лоскутникова, М.Разумовский и многие другие.

Рубеж 1960-1970-х: эпоха строгой регламентации творческих поисков и вдруг для подростков и молодежи — экспериментальный Театр-клуб «Суббота». По городу быстро распространялись слухи о странностях «Субботы»: во-первых, театр — а драм и комедий не играют, во-вторых, принимают — всех! И эти все становятся очень талантливыми, даже гениальными; в-третьих, пишут про себя тексты и разыгрывают представления… В общем, как же это без меня, загадочная и манящая «Суббота»!
И потянулись в Театр-клуб со всех концов города подростки: лидеры и изгои, послушные и трудные, надеющиеся и отчаявшиеся, уверенные и застенчивые, грациозные и неуклюжие, одаренные и бесталанные. Образовалась целая «республика»: со своим гимном «Остров, Васильевский остров», уставом, моралью. И, действительно, сотворили удивительные сочинения о своих судьбах: «Театрализованный круг», «Окна, улицы, подворотни», «Пять углов» и, конечно же, «Молодежная вечеринка». Каждый вечер они встречались — были счастливы, а по субботам принимали гостей-зрителей.

Иногда сами ходили в «гости». Мраморный танцзал в ДК им.С.М.Кирова всегда был знаменит конфликтами матросов с танцующими. «Суббота» появлялась, «расстилала полянку», и начиналось необычное, нежное, воздушное действо — вдруг все драки затихали, окровавленные от битв матросы подходили и смотрели на «Субботу» с зонтиком (была такая маска-персонаж) как на какое-то чудо и замолкали.

Да, «Суббота» умела удивлять. Сближение с юношеским восприятием классических сюжетов (спектакли «Любовь Яровая», «Старая Верона»…) приводило в восторг поклонников, а неожиданность интерпретаций поражала театральных критиков. Ее лирический дневник полон восклицаний и откровений: «Я знаю, в Африке гуляют бегемоты, мне жаль, они не видели «Субботы». А я не раз ее видал: и плакал и любил, и хохотал Нагнетаю кровь в аорту и бегу, бегу в «Субботу»!. Мне хватает сил добраться, сесть. Смотреть и восторгаться! А потом. Увы! И ах! Силы нет уйти в ногах. Мне бы здесь поставить койку, встать в торжественную стойку и сказать, глотая зубы; «Не гоните! Вы мне любы!» — Гоша из аптеки». Писали школьники и учителя, актеры-студенты и профессионалы, писатели и режиссеры — все признавали первенство «Субботы» среди молодежного театрального движения, тогда еще большой советской страны.
Это был уличный театр Питера, на площадях и перекрестках которого мы ежедневно наблюдаем сцены публицистического и фольклорного театров, театра масок, абсурда, провокаций и жестокости. В спектаклях «Субботы» всегда звучала полифония городской жизни: от рокота гулких подворотен до бесшумного дыхания сна городских окраин. Весь опыт мирового театра Ю.А.Смирнов-Несвицкий положил к ногам своего театра. В становлении «Субботы» участвовали известные в театральном мире люди: Ю.Толубеев, А.Володин, А. Миронов, К.Гинкас, В.Полунин, В.Рецептер, О.Волкова, К.Рудницкий, Л.Гительман и другие. В первое десятилетие сформировались уникальная индивидуальность, душа «Субботы», ее творческая тема, эстетика, исполнительский стиль. Шли годы. Уличные артисты становились профессионалами, вокруг которых постоянно кружил сонм подростков и молодых людей. Без Них «Субботы» — нет. Они нужны ей как камертон современности, но и она ими востребована. Так в конце 80-х в «Субботу» пришли хиппи — «крясятники» из знаменитой «Ротонды»… Не знаете, кто такие «крысятники»? Исчерпывающий ответ может дать один из них — Костик Хабенский, начавший в «Субботе» свою актерскую судьбу и задержавшийся в ней на четыре сезона.С поколением рубежа 1980-1990-х в голосе «Субботы» стали появляться трагические ноты, а на жизнерадостном девичьем лице — черты взрослости и мудрости, — но все равно она оставалась дерзкой, насмешливой и своенравной.

Спектакли по мотивам произведений А.Чехова «Свадьба с генералом», Э.-М.Ремарка «Три товарища», Ф.-С.Фицджеральда «Ночь нежна», С.Моэма «Бремя страстей человеческих», «Кто там в крови?» по мотивам «Макбета» У.Шекспира — неповторимы, а рецензии самых известных критиков доказывали, что эти спектакли — победы театра. Аплодисменты и успех в театральных залах Англии, Швеции, Дании, Норвегии, дипломы международных и российских фестивалей и премии Союза театральных деятелей не вскружили «Субботе» голову, не испортили характер, не повредили слух. Последний спектакль «Субботы» по В.Сорокину «Сигнал из провинции» опять стал победителем на фестивале «Рождественский парад-2003».
Театр прожил уже огромную жизнь, в марте ему 35 лет. Феномен «Субботы» когда-нибудь будет обязательно всесторонне изучен. Как создается тайна спектакля, которую не могут до конца раскрыть искусствоведы? С этим вопросом мы и пришли в «Субботу»?
— Юрий Александрович, как удается сохранить непосредственность и неповторимость «Субботы» с профессиональными актерами?
— Эту проблему я решал несколько лет. Одно время мне даже казалось, что зашел в тупик. Кто-то говорил: «Вот здесь пришел конец «Субботе», профессионал никогда не сделает того, что может сделать уличный театр». Такой знаковый спектакль, как «Окна, улицы, подворотни», и через 20 лет должен оставаться живым. В работе над спектаклем я иду от Вахтангова, а еще больше — от принципов игры народной драмы. В театре возможны разные акценты во взаимоотношениях «личность и образ». «Суббота» делает свой акцент. При создании сценической композиции, для меня важно сохранить авторскую оценку состояния персонажа, иногда, правда, я спорю с автором и сочиняю свою. То есть, кроме роли, актер имеет текст, посредством которого он открытым приемом дает оценку состояния своего героя. В такие минуты актер играет себя. Ведь в жизни мы многолики. Так и сценический герой. К примеру, репетируем спектакль по рассказам И.Бунина. Артист в роли Арсеньева параллельно перевоплощается в разных литературных героев — поручика, композитора, Арсеньева, играя разные состояния его любви: роковая, стремительная, сексуальная — в «Солнечном ударе»; таинственная, настороженная — в «Жизни Арсеньева»; творческая, мучительная — в «Иде»…
Время, отведенное на интервью, подходит к концу, а еще многое не рассказано: например, про уникальную способность актеров общаться со зрителями; про эмблему театра — раскрытый, но перевернутый вниз мужской зонт, в котором, на время дождя, уютно расположилось солнце, лишь, позволяя золотым каплям опускаться на барельеф ее имени; про то, как в 1999-м Комитет по делам семьи и молодежи выжил молодежный театр из своего помещения и отправил «Субботу» бродяжничать; про планы…
Кратко: в рамках долгосрочной программы «Подросток» продуман проект «Театр — для окраин», его цель — возможность бесплатного посещения спектаклей подростками, живущими в отдалении от центра; пишется пьеса «Фуга»; репетируется спектакль «Город, знакомый до слез…», посвященный сегодняшним подросткам Питера.
«Каждое новое поколение молодежи приносит нам радость и стимул к творчеству, — говорит Ю.А.Смирнов-Несвицкий, — поэтому «Суббота» всегда молода, она знает, где брать энергетический запас для творчества».

Инга ШТУРМ

В ТЮЗе совершились краткосрочные гастроли Санкт-Петербургского молодежного театра «Суббота». Говорят, лет 20 назад этот театр, будучи еще любительским, гремел на весь СССР. Так или иначе, брянцы знают о «Субботе» очень мало или даже ничего. А вот о привезенном спектакле «Три товарища» по Ремарку, пожалуй, в Брянске еще будут говорить некоторое время.

Причем отзывы будут строго полярны. И это замечательно, что актеры из Северной Пальмиры настроили неизбалованного брянского зрителя в театральное межсесозонье на подобную разноголосицу. Наоборот, было бы странно, если бы такой глубоко психологический и спорный спектакль вызвал абсолютное умиление публики, равнозначное безоговорочному провалу.

Дети часто принимают на себя черты родителей. При всем при том, что Эрих Мария Ремарк уже прочно вошел в историю литературы, о его творчестве до сих пор спорят критики. Иные превозносят до небес, другие стараются низвергнуть. Появилось даже словечко «ремаркизм», в иных устах хвалебное, в других – бранное.

… Главному герою – молодому Роберту Локампу для постижения таинства жизни был отпущен короткий двадцатилетний промежуток времени между двумя мировыми войнами. Он и его товарищи крутятся в житейском водовороте, меняя одну пивную на другую, и о том, что человек есть порождение моральных казусов и природных необходимостей, вспоминают лишь в часы похмелья. Ремарк писал, по сути, о своих ровесниках, и все описанное наиболее остро прежде всего предчувствовал сам.

«Субботинцам» оставалось передать эти переживания залу. И вот здесь, как удалось выяснить в разговоре с кое с кем из зрителей, в антракте, у актеров возникли определенные трудности. Главное, что ставится театру в вину: «неправдоподобно», «истинные чувства – такие, как страсть, горе, любовь – несовместимы с абстрактно-нейтральной манерой игры»…

Но в этом-то и заключается вся прелесть! Нередко за повышенной актерской экспрессией теряется возможность уловить суть мыслей героев и, как кальку наложить их на собственное мироощущение. Многого, например, стоит произнесенная вскользь, но не потерявшая своей значимости только одна фраза: «Жизнь слишком долго тянется для одной любви».

На фоне простых и универсальных до неприличия декораций Робби пытается анализировать (возможно и такое!) свою любовь к Пат. Патрисия появилась в его жизни ровно так, как он и мечтал – случайно, неожиданно и… не навсегда. Наверное, и поэтому тоже возведенное в абсолют режиссурой Юрия Смирнова-Несвицкого черты НЕПОСТОЯННОГО прослеживаются на протяжении всего спектакля.

И тем не менее неровное по показателям действо увлекло, заставило банально сопереживать и по окончании подняться зал в пятиминутной овации…

О спектакле по мотивам произведений Бунина

Боже мой, да разве можно

даже касаться словами всего этого!

Иван Бунин. Ида

Белое – это и средидневный вар, то есть зной в орловско-курском говоре, и безлетность – вечность, приходящая в образах ангельской чистоты и тайны исподнего, плотского, это и снежность савана. Белые тени мимолётной первой и вечной любви, задумчивой грусти… Белое наполняет на миг здоровое, чувственное начало, проявляет цвета и запахи, преображающие откровенную обнажённость, – и тут же бледнеет, гаснет, оставляя неизбывную нежно-красивую грусть.

Белый спектакль под названием «Митина любовь» идёт в Театре-студии «Суббота». Это – сюита о любви из повестей и рассказов Ивана Бунина: «Митина любовь», «Жизнь Арсеньева», «Солнечный удар», «Петлистые уши», «Ида». Сценический образ воплощён режиссёром Юрием Смирновым-Несвицким и художником Марией Смирновой-Несвицкой. Довольно смелая затея вывести на сцену несказанное, неизъяснимое бунинское настроение, которое с редкой художественной тонкостью своеобразными, свойственными ему одному приёмами передавал писатель и заставлял читателя переживать и чувствовать вместе со своими героями. А ведь это почти недостижимо и в письме, и в речи, говорит герой рассказа «Ида»:

«А теперь позвольте спросить: как изобразить всю эту сцену дурацкими человеческими словами? Что я могу сказать вам, кроме пошлостей, про это поднятое лицо, освещённое бледностью того особого снега, что бывает после метелей, и про нежнейший, неизъяснимый тон этого лица, тоже подобный этому снегу, вообще про лицо молодой, прелестной женщины, на ходу надышавшейся снежным воздухом и вдруг признавшейся вам в любви и ждущей от вас ответа на это признание?».

Авторы спектакля почувствовали несомненную связь в выбранных произведениях Бунина, им, в целом, удалось отразить «светоносность совершенно теперь опустевшего, безмолвного мира» России Ивана Бунина. Светоносность едва теплящуюся, надо сказать. Не угасает она, благодаря таким постановкам, как «Митина любовь» да сотне зрителей, по большей части молодых людей. Много ли их в расчёте на пятимиллионный город? И зачем вообще этой молодёжи, «достойной того и этого» из обилия доступных сегодня развлечений, погружаться в мир какой-то роковой обречённости, какого-то нарочитого и неотвратимого пессимизма, наполняющего повести и рассказы Бунина о любви?

Направляясь после спектакля к метро, я шёл за группой девушек, которые увлечённо обсуждали спектакль, делились впечатлениями. Невольно подумал, что «тургеневские», то есть, «бунинские» девушки, эти тонкие и нежные создания, способные на глубокие чувства, никуда не делись из нашей жизни, и вообще, наша жизнь и наши девушки… да что говорить, они прекрасны.

Возможно, жизнь могла быть ещё прекрасней, если бы мы, мужчины, могли не только смотреть на женщин, но и видеть себя подлинных и своё в них. Бунин, сокрушаясь, признаётся в этом – по сути, в каждом произведении о любви. Но… ничего не предлагает. Разве что в монологе героя «Иды»:

«И давайте по сему случаю пить на сломную голову! Пить за всех любивших нас, за всех, кого мы, идиоты, не оценили, с кем мы были счастливы, блаженны, а потом разошлись, растерялись в жизни навсегда и навеки, и всё же навеки связаны самой страшной в мире связью».

Пить и петь. Замечательно явление в спектакле гитары и голоса Протасова (актёр Виктор Кренделев). Романс Вертинского «Дни бегут» получает поистине бунинское звучание, органично дополняет возникающее чувство щемящей тоски. Как это всё по-русски – снявши голову, поплакать по волосам.

Музыка, пение, слова Бунина, произносимые актёрами, которые истово проживают жизни героев, держат спектакль на высоком уровне уже пятнадцать лет. В отличие от поручика из «Солнечного удара», ощутившего себя постаревшим на десять лет, «Митина любовь» Театра «Суббота» имеет большой потенциал для дальнейшего развития.

Заметка о «Субботе»; интервью с Ю.А. Смирновым-Несвицким (к 30-летию театра)
Хорошо известно: у театра собачий возраст и больше он не живет. То есть, конечно, ставить спектакли, собирать зрителей, но театральная идея исчерпывается, и Душа театра, это невидимое легкое облако, тихо исчезает, словно перерезали невидимую ниточку воздушного шарика — она  поднимается в воздух и уплывает жить дальше — к другим людям, в другие края… Презрев законы «собачьего возраста» , театр-клуб «Суббота» этой весной отпраздновал  свое тридцатилетие. 19 марта чинный и благообразный — алый бархат  и белые кресла! — зал Дома актера на Невском гудел и взрывался под напором мощной волны субботовской вольницы. «Суббота» отмечала день рождения, как отмечают его не тридцатилетние люди, а сумасшедшие подростки. На сцене сияло и рвалось, и субботовские спектакли прошлых лет, сменяя друг друга, накатывали на зал волнами памяти, где перемешалось столько судеб, названий, мелодий, невидимых миру слез и  нечаянной радости. Основатель и вождь «Субботы» — доктор искусствоведения Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий,- запустивший этот театральный петпетум-мобиле в «доисторическом» уже 1969 году, на этот раз от сцены отдыхал. Его молодежное войско двигалось и лицедействовало на знаменитой взрывной волне «субботовского» игрового темперамента, артист Владимир Шагин играл самого бессменного вождя «Субботы» — театрального «сумасшедшего», «человека рассеянного» в профессорских очках тонкой оправы и матросской тельняшке, хулигански выглядывающей из-под накрахмаленной белой рубашки.
Тем, кто не знал, что такое являл собой театр-клуб «Суббота» все эти годы и десятилетия,- объяснять и доказывать бессмыслено. Театральная мастерская, сумасшедший дом, диссидентка, шпана, ленинградская подворотня, гитара и  расклешенные джинсы, гастроли на БАМ, фотографии  «досуга советской молодежи»  периода холодной войны в  американских журналах, собачий взгляд, театральные лица-маски, свеча, пущенная по театрализованному кругу и задуваемая всеми немилосердными ветрами времени. Это «Крепостные актерки» и «Окна, улицы, подворотни», «Самоубийца», и «Кто там, весь в крови?», «Три товарища» и «Козлова и Курицына», «Томление души Риты В.» и «Пять улов»… «Суббота» написала на своих знаменах тридцать лет назад: «Суббота» — это когда  все вместе и навсегда, с театром в душе, театром живым и любительским-неподдельным». Лозунги юности продуты ветрами и пробиты пулями. Любительский театр стал профессиональным, «все вместе и навсегда», как оказалось,-великая иллюзия: «все проходит». Но «Суббота» — не прошла, ее «окна, улицы, подворотни» продолжают  светиться в вечерних сумерках.

Юрий Александрович, ваш театр начинался совсем в другом времени. Как чувствует «Суббота» в новой культурной, социальной ситуации?
В культурной-хорошо, а с социальной сложнее. Сидим в своем Дворце (ДК работников пищевой промышленности на ул. Правды) с отключенным светом и телефоном. Но как-то не хочется ныть по этому поводу. А духовная ситуация, я думаю, у нас у всех сейчас общая. Но «Суббота», как и раньше, имеет свою «нишу» : время не вылечило, а лишь усилило человеческое одиночество и отчуждение, и «субботовский» театрализованный круг, в котором по правилам нашего театра неприменно попадают и зрители; надеюсь помогает преодолеть это одиночество — пусть на территории отдельно взятого вечера. Нетрудно заметить, что драматическому театру сегодня можно выжить на волне массового рвения к кабацким зрелищам, ядовито-красочным шоу, коммерческим однодневным «побрякушкам»». Современная культурная ситуация мозаична — и мы, как и раньше, вписались в эту «мозаику», нашли в ней свое место и своего зрителя.

Не жалеете ли вы, что в свое время увели театр из любительской заводи и сделали его профессиональным? Не затерялись ли среди двух берегом?
Чтобы выжить в начале 90-х, надо было вооружаться профессионально. Но я надеюсь, что профессионализация не помешает духу «Субботы». Любительство — это как первый поцелуй, который помнится всю жизнь.

В одном из ваших старых спектаклей был смешной лозунг: «Вставим клизму мировому профессионализму». Удалось его осуществить?
Ну, это было резкое выражение на волне «злого хэппенинга», молодежного сопротивления в конце 60-х. Но»суббота». надеюсь, была «добрым хэппенингом», наше любительство, по выражению М. Швыдкого, было тихим сопротивлением. Наша театральная героиня Маня Ошибкина дарила зрителю символический «субботовский» зонтик — игрушечную защиту от злых ветров и холодных дождей…

Ваш театр прожил очень долгую для любительского коллектива жизнь. Вам есть что вспомнить и на что  оглянуться : «Суббота» обросла легендами, анекдотами, это уже настоящий  городской фольклор. Есть ли у вас ностальгия?
Я ностальгирую не по утраченному времени, а по его «хоровому началу». Но сегодня поиски человеческого объединения, артистического братства выражаются в других эстетических формах, они не исчезли вовсе, хотя, конечно, подверглись серьезным  испытаниям. Сегодняшний песенный гимн нашего театра: «Светит луна, покоем ночь полна, разделим ночь, как чашу»

Прежде  ваш театр славился яркими и звонкими индивидуальностями: из них сочинялись театральные маски, на них ставились и держались спектакли. Все обожали Пуфика Гениального (молодого Спивака), Маню Ошибкину (Машу Несвицкую). Сегодня в «Субботе» стало глуше. «То ли страсти поутихли, то ли не было страстей»?
Я и сам склонен идеализировать наше прошлое. сегодня мир страшно изменился, и нужны другие художествеенные «ключи» для раскрытия человеческих индивидуальностей. Что-то изменилось и в «Субботе». Но вот на юбилейном вечере нам говорили: какие у вас замечательные актеры!  Владимир Шагин, Настя Резункова, Ирина Умикова, Володя Абрамов с его мрачным юмором неулыбающегося клоуна!..

Какими театральными болезнями болела «Суббота»?
Самая тяжелая болезнь, чьи раны никогда не залечиваются: расставание с людьми. Но петербургские «окна, улицы, подворотни» с их романтикой  и гитарами существуют вечно. И новые девочки и мальчики приходят к нам оттуда-на сцену и в зрительный зал.

Что сегодня репетирует «Суббота»?
Печальную комедию «Фуга», написанную по мотивам нашей жизни. Я написал пьесу про мою взрослую дочь, обнаружив, что она, как говорили в старину, «типический образ» своего поколения. В этой пьесе режиссер Гибонов-Дальский (мой персонаж) ставит  дурацкий спектакль о ночном полете дочери неизвестно куда.

Как вы не седьмом десятке ощущаете себя среди своих актеров?
Как ни в чем не бывало. На юбилейном вечере в Доме актера меня носил на плече молодой артист Маркин и даже стукнул лбом о мраморную колонну. Остался синяк. Живем дальше.
Материалы подготовила Ольга СКОРОЧКИНА.

Театру «Суббота» исполнилось 25 лет

Опять мне снится сон

Один и тот же сон,

Он вертится в моем сознанье

Словно колесо…

Этим убойным шлягером начала семидесятых начнается один из лучших спектаклей «Субботы» — «Окна, улицы, подворотни», и, может быть, этот шлягер – музыкальный эпиграф и ключ ко всему творчеству театра, который – шутка сказать!- существует двадцать пять лет. Двадцать пять лет к нему пристают: так вы театр или клуб? В каком-таком жанре работаете?

В жанре русского народного сновидения. Четверть века все повторяется и повторяется этот сон – как ленинградские мальчики и «девочки-сестры из непрожитых лет»… выбегают на сцену и со стихийным вдохновением актеров-романтиков разыгрывают перед зрителями драму своей жизни. В этой драме6 все перемешано, как в фантастическом сне про «портрет Пабло Пикассо» : жизнь и игра, актеры и зрители, времена, поколения, моды, мелодии, театральные пристрастия, стили, направления…

«Чудесный сплав» этого длинного театрального сна вобрал в себя наши страхи, наш юмор, наши предчувствия и нашу явь, нашу боль и надежды и такой экзотический феномен загадочной русской души, как «наш маразм», до которого искушенному западному абсурдисту – как до Луны, потому что умом его не понять и аршином общим тоже не измерить.

За ушедшие четверть века треснуло и разбилось не одно зеркало сцены. «Суббота» проявляет чудеса выживаемости.

«Суббота» никогда не была замечена в стремлениях отражать эпоху. Но эпоха в ней отразилась сама, без спроса. Все родимые пятна и отметины ушедшего времени отпечатались на ее страницах, заполненных ломким юношеским почерком. Перелистаем.

«Суббота» — лауреат фестивалей народного творчества. «Без меня народ неполный» — мог бы повторить театра знаменитую фразу Андрея Платонова. Скажем больше: без «Субботы» была бы неполной картина петербургской сцены, многие актеры, художники, режиссеры родом из «Субботы».

Перелистаем. В 70-е «Суббота» побывала на знаменитой стройке века – на БАМе и даже получила премию им.Ленинского комсомола. «Суббота» не осталась в долгу: комсомол появился на ее сцене в образе комсомольца-дебила (спектакль «Стоп-кран») – одно другому не машало, не противоречило и уживалось в поразительном органическом единстве.

«Суббота» всегда разрушала всяческие барьеры. Однажды она даже пробила брешь в «железном занавесе». В Середине 70-х в американском журнале «Лайф» была напечатана фотография спектакля «Субботы». Империя зла предстала в американской прессе в облике домашнего, нащванного даже семейным театра, и это лицо было Семена Спивака – молодого икудрявого – в роли Пуфика Гениального. Сегодня, когда Семен Яковлевич возглавляет один из лучших петербургских театров – Молодежный театр на Фонтанке, незабвенные черты Пуфика Гениального просве6чивают сквозь другие, взрослые его отпечатки.

Сегодня на программках «Субботы» появились новые слова: спонсор, менеджер. И все равно творчество этого театра – восстание актерского, уличного романтизма в век практицизма. Его актеры говорят в одном из спектаклей: «О, театр нежилого фонда! Ты один в кромешной тьме! И если один одинешенек последний зритель придет к нам – и для него будем играть».

И веришь – действительно будут. Потому что двадцатипятилетнее их существование под крылом Юрия Александровича Смирнова-Несвицкого, бессменного вождя, — не просто молодежная тусовка, но культурное делание, противостоящее распаду – времени, поколений…

«Суббота» — дворовое братство «ленинградских хроник», этих театрализованных страниц собственной жизни, с бесстрашием вынесенное на подмостки. Это братство «крепостных актерок», братство актеров театра «Глобус» (спектакль «Кто там весь в крови?»), окопное братство «Трех товарищей» Ремарка и братство пациентов психиатрической клиники ( «Ночь нежна» Фицджеральда).

Сегодня, когда в моду снова возвращаются брюки-клеш и туфли на платформе. «Субботе» не нужно гнаться за модой. Она из нее и не выходила. Она хранила в своих театральеных сундуках одежду, в которой начинала играть в конце 60-х. Она все эти годы играла «Окна, улицы, подворотни» в широченных клешах и замшевых, с бахромой мини-юбках. Поэтому «Суббота» сегодня шагает в ного с новым поколением на немыслимой высоте «платформе».

Опять мне снится сон, один и тот же сон…

Какие бы сны ни смотрела «Суббота» — из жизни детей ленинградских подворотен, героев русской классики или мировой литературы, — ее афиша богато и разнообразно представлена. Все равно в сущности это «один и тот же сон»: чья-то юность, стоящая в подворотне, с поднятым от ветра воротником. Идет дождь. Зонтик – эмблема «Субботы» — перевернут вверх ногами.

«Субботе» двадцать пять лет. По театральным меркам – седой ветеран. Как поется в одной печальной песне – «в демисезонном выцветшем пальто…»

Но если «Субботу» встретишь в переулке, непременно воскликнешь: «Вы потрясающе выглядите! А что вы делаете сегодня вечером?…»

«Суббота», которая не кончается…
Лауреату премии Ленинградской комсомольской организации
 театру-клубу «Суббота» — 20 лет.

Знаете ли вы, что: за 20 лет своего существования – а именно празднуется этот круглый юбилей – театр-клуб «Суббота» поставил 30 спектаклей, около 1000 человек были его постоянными членами, около 20 актеров и режиссеров нашего города начинали путь к сцене с его подмостков, 81 публикация в местной и центральной прессе отметила движение его славного пути, средний возраст «субботовца» 19-20 лет, хотя диапазон колеблется между 15 и 50, раздвигаясь в обе стороны; уже выросло поколение «субботовских» детей, которые с малолетства живут и играют на сцене «Субботы»…
Конечно, о «Субботе» вы все знаете. Ее афиши ненавязчиво, но накрепко вписались в городской пейзаж, и какой бы кризис не переживал театр, клуб «Суббота» существует в своем мире ( микро-?, макро-?), стойко выдерживая все удары времени, критики, моды…
Итак, о «Субботе» вы все знаете…
Я КАК представлял? Наверное, думал, будут какие-нибудь торжественные речи, Посвящение все-таки. Шел вроде как на пионерский слет. Даже волновался: вдруг что-то спросят и надо будет сказать в ответ что-то особенно умное, — рассказывал как-то один
Теперь уже профессиональный актер профессионального театра. – Пришел в какую-то комнату. Сидят или лежат какие-то подозрительного вида люди. По столу катится пустая бутылка. Потом все-таки сели за стол. И тут врываются в дверь санитары в белых халатах. Почему-то документы предъявляют. Кого-то хватают… Я пережил состояние, близкое к обмороку. Оказалось – розыгрыш…
Впрочем, кто-то, наверное, вспомнит эту историю по-другому. Кто-то вспомнит другую историю. Множество историй, которыми кончаются или начинаются серьезные и не очень серьезные торжественные и не очень торжественные «мероприятия» этого театра-клуба. Возможно, в какой-нибудь из очередных розыгрышей, которыми так богат бессменный руководитель «Субботы» Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий, в марте пели соловьи и распускались розы. Когда речь касается того «как это было», -я готова поверить всему. Знаю одно: обязательно было что-нибудь необыкновенное. То есть, может быть, и наоборот – очень обыкновенное. Такое обыкновенное, что даже необыкновенное.
«… Помню, на гастролях в Риге сидим мы как-то в кафе «Аллегро» и, представляете, едим торт… руками!» — так представил сам себя в проспекте «Субботы» «самый главный».
Здесь же «Из лирического дневника «Субботы»:
«Суббота» — это день недели».

Это не просто любительский театр, сотворяющий спектакль для зрителя. Это некое сообщество, сотворяющее бесконечный спектакль своего собственного бытия и быта. Причем первое и последнее так переплетается, что поневоле не знаешь, в какой тон впадать, рассуждая о «Субботе», — в бытийный или бытовой? И в том и в другом случае промахнешься. Ведь речь в «Субботе», к какому бы материалу они не обращались в своей дерзости или простодушии, каждый раз идет об очень простом – о жизни. О способе видеть мир, реагировать на него, от него защищаться…
Не так давно в «Субботу» пришло около полусотни «хиппи» из знаменитой «Ротонды». Человек пятнадцать из них прекрасно влились в спектакль «Козлова и Курицына»… Интересно – что их собирает? С чем они приходят, с чем остаются? В том же дневнике сказано: «Суббота» — это ожидание, и возвращение, и расставание».
Я знаю очень сердитых и не очень сердитых театроведов, которые достойно доказывают, что к искусству то, что происходит в «Субботе», отношения не имеет. Да наверное, те, кто приходит и остается в «Субботе», кто предан ей до самозабвения (никакой зарплаты, кстати, актеры не получают за свою щедрую саморастрату), делают это не ради искусства, в том смысле, в каком его понимают «веды».
Искусство для «субботовцев» — сообща переживать «момент истины». Не важно, во время ли спектаклей, во время ли своих действ-розыгрышей. Важно, что происходит нечто, разрушающее привычную реальность и переводящее эту реальность в другие измерения. Кстати, всегда со знаком «плюс». Возьмем, к примеру, ставший своего рода «классикой» спектакль «Окна, улицы, подворотни». Ведь это, кстати, реальность того самого «застоя». Но не могла же реальность – живая – стоять, как вода в графине. И это-то живое движение «Суббота» тех лет и поймала, и выразила с той долей, доверчивой веры в человека, как самую высшую реальность и меру всех вещей, что и сегодня вспоминается этот угловатый, ни на что не похожий спектакль с теплой улыбкой.
Опять-таки ставшая уже традиционной классическая «цепочка», которая пришла к студийцам из спектакля «Театральные страницы», — что это, если не совместная вера в добро, которому присягает человек, протягивая руку ближнему? Тот, кто видел эту «цепочку» в самом театре, помнит, как все просто: берутся за руки и бегут по кругу, причем этот бег каждый раз, в зависимости от того, что именно переживает главный герой (потому что это и коллективное постижение открывающихся герою истин), эмоционально может окрашиваться по-разному, вплоть до губительной гонки «на выживание»… Но ты, сидящий на деревянной лавке и даже критически настроенный зритель, каждый раз все-таки переживаешь чувство, когда хочется «вместе»…
Может быть, оно и приводит сюда, а потом здесь держит, это чувство – «мы вместе». В наше время, когда мы как будто все очень тесно связаны друг с другом, часто получается, что «локоть» — чувствуешь в давке метро или трамвая, как и «плечо», и «руку»… И одиночество – болезнь, от которой часто одинаково не застрахованы люди самых разных возрастов. И трудно, пожалуй, с точностью определить все осложнения, связанные с этой болезнью. В особенности, когда она настигает молодых. Лекарство же от нее очень простое и очень «дефицитное» в то же время – плечо или рука друга, единомышленника, сотоварища по общему любимому делу.
Значит, оставим за скобками то, что называется искусством, и станем говорить о «Субботе» как о социальном явлении?

А Театр, именем которого мы все клянемся – явление не социальное? Что такое Театр, никто так не знает. Театр – это то, что дает возможность сейчас, здесь, совместно пережить «нечто». И такое переживание в «Субботе» мы получаем. Если, конечно, принимаем их правила игры.
А ОНИ ОБЩИЕ почти для каждого спектакля «Субботы», по крайней мере для каждого, поставленного его художественным руководителем. В этом смысле «Самоубийца» Н.Эрдмана как бы фокусирует способ подхода материалу, борьбы и взаимодействия с ним… Пьеса эта, несмотря, на то, что широко «пошла» как-то в большинстве случаев «не дается» театру. Великолепный текст Эрдмана в разных декорациях и на разных сценах так и остается великолепным ТЕКСТОМ, не становясь ТЕАТРОМ, то есть тем самым совместным переживанием. В «Субботе» же «без почтения» относясь собственно к тексту (подумать только!), озорничая и передергивая, пробуют создать сам мир, который способен вызвать к жизни подобный текст.
Минимум сценографических возможностей в данном случае не помешал, а, скорее помог создать то классическое коммунальное общежитие, в котором стен как бы нет – уши, глаза, локти, колени, лица, хари, рожи неотъемлемы от бытия главных героев. Одновременно на сцене пьют чай у самовара под портретом, мылятся в корыте, выстраиваются в очередь в туалет… Предметы нижнего белья и интимного пользования – «все на миру», как вся та жизнь, на которую обрекли общество пришедшие к власти представители «тридцати тысячи курьеров», так и не научившиеся расставлять запятые в доносах.
Впрочем, в спектакле нет «разоблачительства» как такового. Есть доведенная до абсурда игра в живую реальность самой по себе архиабсурдной действительности. Молодые актеры принимают как «нормальность» заведомое уродство, вывихнутость мира своих героев. Искренне, от всей души, не мудрствуя лукаво, они купаются в характерах своих персонажей. Любовно и озорно стремятся подчеркнуть в них каждую особенную черточку, придумывают с буйной фантазией эти черточки… И если я скажу, что гротескные персонажи Эрдмана вызывают живую симпатию зала, это не будет преувеличением. Зал взахлеб хохочет не над текстом, а над жизнью героев, в которую те самозабвенно погружены…
Но есть в этом веселом спектакле такой тоскливый надрыв, что диву даешься, откуда что и взялось у этих легкомысленных, вертлявых насмешников. Вроде беда стоит за спиной, и не какая-нибудь, а та самая, последняя, от которой ни заговор, ни наговор не поможет. От которой и все  разговоры про самоубийство – гложет, сосет под ложечкой молчунья-беда. Родная сестра-оборвыш заблудившейся души в белых одеждах… Ходит, бродит посреди всеобщей суеты и веселья. И от этого особо надсадной кажется вроде бы неожиданная цыганская песня, на которую как бы «нанизано» все действие. И в финале под вкрадчивый свист невесть откуда взявшейся поземки раздается не крик даже, а вой, тоскливый нечеловеческий вой Подсекальникова…
В большинстве спектаклей по Эрдману особенное внимание уделяется смыслу надгробных речей, звонку Подсекальникова в Кремль, его монологу… Здесь же все это идет фоном, а явственно ощущение всеобщего краха «общественной» жизни. И естественно возникает своего рода «поле протеста» Спасительной «цепочкой» становится эта самая цыганская песня, в которой и простота, и широта, и мудрость, и знание, и которой кончается этот странный шумный, но оставляющий тишину в душе спектакль.

В первый раз после «Самоубийцы» я вышла из «Субботы» с неким цельным впечатлением и переживанием. Во второй раз я увидела другой спектакль. Дело даже не в том, что многих героев играли другие актеры – шла другая импровизация, появились другие акценты, что-то показалось утраченным, что-то по-новому интересным…
Юрий Александрович во все согласился, что касалось моих сомнений, и закончил тем, что это традиция «Субботы» — каждый имеет право на самовыражение, импровизацию, не будучи зажатым раз и навсегда выстроенным рисунком режиссера…
Но надо сказать, что «Суббота», конечно, меняется. Так, не один уже спектакль поставлен здесь Наташей Никитиной, которая, хотя тоже не профессиональный режиссер, все же делает попытку ввести иной способ режиссуры. В спектакле «Дом, который построил Свифт» Гр.Горина явственно ощущается  «прописанность» действия и стремление «закрепить» его. При том, что что-то от фантастического и зыбкого горинского мира удалось поймать, многое от традиций «старой», милой сердцу «Субботы»  утратилось.
Что ж делать? «Суббота» меняет постепенно свое лицо, как меняются и наши собственные лица, и лица вокруг нас…

«… Шел обычный ленинградский дождичек» — так начинается глава «Из истории «Субботы».
И в подворотнях прячутся от ветра и поют свои песни будущие «субботовцы». Сегодня, кстати, суббота.

Скрещением четырех улиц — Загородного проспекта, Разъезжей, бывшей Троицкой и бывшего Чернышева переулка— в Ленинграде образуется странное и, я бы даже сказала, парадоксальное сочетание — Пять углов. Это не улица, не сквер, не площадь. Обычный перекресток. Впрочем, не обычный — пятиугольный.

«Пять углов» — так называется спектакль, который идет в театре, расположенном… у пяти углов.

На освещенную прожекторами площадку вышла девочка в нарядной длинной юбке и сообщила, что девочкам надо дарить подарки, без подарков девочки чахнут. А потом вышел мальчик, у которого никак не удавалась песня, положил на скамейку свою гитару и попросил: напишите мне что-нибудь, если понравилось, и даже если не понравилось. А потом еще вышла девочка. Она написала письмо, «адресованное неизвестному другу», и ей так хотелось, чтобы кто-нибудь на то письмо ответил. А потом была песня. Яростная какая-то, ожесточенная, на крике, на всхлипе, когда звуки трепещут в гортани:

«Ах, пять углов, пять углов, пять точек зрения, мы помолчим на площади в ночи, пять углов, вы сомнение, и вы птицы вдохновения, вы — демоны и ангелы мои».

Итак, где мы? Куда попали? И что здесь происходит? А происходит здесь — театр.

В Доме самодеятельного творчества, в белоснежной гостиной каждое последнее воскресенье месяца дает свои спектакли экспериментальный театр-клуб «Суббота» под руководством Ю. А. Смирнова-Несвицкого.

Почему «Суббота»? Потому что суббота — самый лучший день недели, когда все еще впереди. Почему же тогда «Суббота» в воскресенье? Вникать не хочется, честно говоря. «Суббота» именно и мила мне тем элементом несуразицы, чепуховипы, которые обычно свойственны русским народным пословнцам-нескладухам. Что-нибудь вроде — «Андроны едут — сапоги всмятку». Короче, «Суббота» есть некоторое логическое недоразумение.

Понятие «театр», «клуб», «спектакль» в их традиционном смысле к «Субботе» не применимы. Здесь никого специально не готовят в актеры. Здесь принципиально не ставят обычных пьес или инсценировок, здесь не стремятся «дорасти» до профессионального театра.

Менее всего «Суббота» похожа на театр, даже и экспериментальный. Это какое-то трудно определимое словами сообщество людей, которые собираются вечерами вместе, поют, танцуют, смеются, играют на гитаре, делятся своими радостями и заботами, рассказывают о самих себе. Раз в месяц они приглашают друзей и знакомых и рассказывают уже им самое интересное из того, что с ними произошло или происходило когда-то.

Спектакль «Пять углов» — об убегающем времени, о юности, о памяти, которую нельзя предавать. Субботовцы рассказывают в нем историю своей жизни. Впрочем, кто знает, может быть, не только своей, а и чьей-то еще тоже.

…На площадке, где идет представление, расставлено несколько рядов кресел. В креслах молодые люди. В сгустившейся темноте движется узенький лучик прожектора-«пистолета», высвечивает лица ребят. Каждый говорит что-то свое и о своем. Это переговорный пункт, телефонные монологи. Стремления, желания, мечты — разные. Голоса «накладываются» друг на друга, перебивают друг друга, сталкиваются. Впрочем, не есть ли это образ жизни, многообразной, разноречивой?

Мгновенная перемена мизансцены: ребята вскочили со своих мест, разбежались по площадке, вытянув руки в стороны, закачались, загудели и «превратились» в самолет, летящий над тайгой. Еще одна перемена — мы в салоне самолета. Опять ребята сидят в креслах. Близко- близко, рядом-рядом, такие непохожие разные лица, такие непохожие разные речи, каждый свое и каждый о своем.

Многоголосие — принципиальный образ спектакля. Он не имеет единой, последовательно разворачивающейся фабулы. Он сложен из множества историй и историйк. Из множеств характеров и ситуаций, данных в намеке, в беглом наброске, возникает атмосфера спектакля, которая как бы и есть здесь главное действующее лицо. На первом месте настроения, ощущения, чувства.

У Смирнова-Несвицкого, а заодно и у всех субботовцев, любимое словечко — «общение». «Надо общаться», «будем общаться»,— повторяют они как заклинание. Поднимают зрителей со своих мест (хотят те или нет — не спрашивают), тянут за руки на освещенную площадку. Зрители упираются, не понимают. Субботовцы огорчаются. А зря. Минуты противоборства со зрителем — это ведь тоже общение. Не запрограммированное и не запланированное, а особенное — органическое, непосредственное, непредсказуемое. Здесь ищут такого взаимопонимания, когда духовное состояние одного человека как бы переливается в другого. Ищут не просто общения, ищут родственные души. И когда один из героев спектакля «Пять углов» обращается к героине со словами: «Ты родная мне, понимаешь?» — это очень точное выражение этической программы «Субботы».

Режиссура «Субботы» тяготеет к музыкально-пластическим формам. Так, например, рождается в спектакле «Пять углов» образ поезда, разлучающего близких людей. Бегут ребята по кругу, взявшись за руки, как в детской игре. Но все быстрее становится их бег, все неистовее. В полумраке несутся фигуры людей, в такт которым хочет попасть и не может попасть маленькая детская фигурка. Худенькая девочка бежит сзади, цепляется ручонками, просит подождать и пощадить, и падает на пол, сбитая с ног вереницей уносящихся вдаль сильных и быстрых людей.

Так история о парне Саньке, который бросил свой любимый Челябинск и свою единственную сестренку Тоську и уехал за счастьем в Ленинград, а Тоська без него умерла, обретает в пантомиме «поезд» пронзительно метафорический смысл, своего рода откровение. Здесь цепочка уносящегося поезда ассоциируется с жестокой, безликой, эгоистичной силой инерции, которая грохотом и шумом своих колес заглушает в человеке все человеческое, увлекает его за собой, заставляет забыть о близких, о собственной душе.

Человек прошел, не заметил другого, минута пролетела, и что-то не случилось в жизни обоих. Спектакль «Пять углов» — о непонимании и невнимании, о трагическом не- совпадении. Это крик, это плач, это почти вопль, который обрушивается песней: «Ну почему друзья уходят в час, когда они нужны?»

Людям нужна дружба, поддержка, знак одобрения, приветствие. Нужна ласковость и нежность, подарки и похвалы. И когда это есть, может случится даже невозможное. Например, человек выпрыгнет из самолета навстречу любви и не разобьется. Или актеры «Субботы» протянут руки в зрительный зал, и зрители не отпрянут назад, а шагнут навстречу актерам.

Помните девочку в длинной юбке, которая хотела, чтобы ей дарили подарки? Помните мальчика, который хотел, чтобы кто-нибудь расписался на его гитаре? Помните другую девочку, что ждала письма? Так вот. Это случается не на всех спектаклях «Пяти углов», но на некоторых случается: вдруг встают со своих мест обыкновенные зрители и протягивают девочке апельсин и конфеты, говорят добрые слова мальчику, пишут письмо другой девочке.

Ради таких мгновений, надо полагать, и существует «Суббота».

Татьяна Забозлаева, кандидат искусствоведения, театральный критик

Кажется, уже отгремели недавние сражения и споры вокруг «Субботы» — нужна или не нужна такая форма клубной работы в наши дни, происходит или не происходит подлинное общение артистов-любителей с залом и, наконец, быть или не быть «Субботе». Страсти кипели, споры бушевали… а «Суббота» жила.

Первые представления «Субботы» были переполнены до краев жаждой эксперимента, радостным удивлением перед тем, что ребята открывали в себе и зрителях, приходивших на спектакли. Они отталкивались от собственных характеров, чуть-чуть подчеркнув в них ту черту, которая была преобладающей. «Суббота» рисковала. Она была беззащитна, как беззащитен человек, откровенно рассказывающий о себе первому встречному. Так возникли «Окна, улицы, подворотни», «Театрализованный круг» — спектакли разные по темам, по оттенкам настроения, но объединенные общим принципом: от себя, о себе — значит, обо всех нас. Субботовцы порой наталкивались в спектаклях на отказ зала от встречной откровенности. Частично тому виной могла быть неизбежная для первого этапа нотка самодовольства ребят: «вот мы какие!» Это было естественно. Артисты-любители сдружились, прониклись едиными интересами — зрители же не могли разделить их и замыкались; в контакте «Субботы» с залом не проскакивала искра.

Помогло чувство юмора, определившее, пожалуй, весь стиль сценического бытия «Субботы». Юмор — демократичен. Он не признает чинов, объединяет. Юмор спас на опасном вираже. Искрящаяся стихия неподдельного веселья, молодости перекрыла робкие мотивы самоупоения. Последовали интерпретации известных сюжетов — «В старой Вероне» («Ромео и Джульетта»), «Любовь Яровая», «Молодая гвардия», «Крепостные актерки». Но коллектив по-прежнему оставался верен своему компасу — от себя. Теперь «Субботу» признавал молодой колючий зритель, отныне наполняющий неизменно залы, где бы ни происходило представление.

Пора повзросления заявила о себе в «Пяти углах» очень твердо.

И в новом и в старых, но по-новому идущих спектаклях, общение со зрителем возникает легко, органично. В ответ на звенящее откровение субботовцев зритель отзывается, как музыкальный инструмент, настроенный верно и тонко.

Светлана Флоринцева, театральный критик

На втором туре Всесоюзного фестиваля народного творчества спектакль «Окна, улицы, подворотни» был удостоен диплома I степени. Несмотря на то, что сценарий и сам спектакль осуществлены под руководством Ю. А. Смирпова-Несвицкого, можно с полной уверенностью сказать, что доля коллективного авторства превалирует. Его герои носят имена исполнителей.

В основу положены личные события и впечатления, размышления о жизненном пути, духовные поиски реальных людей, участников театра-клуба. Это рассказ о жизни рабочих: семье Романовских, В. Фуникове, В. Голоунине, студентах, учащихся, служащих. Центральные герои— Г. Романовская, Н. Савкина, М. Смирнова.

Большой интерес представляет сам принцип создания спектакля. Это театрализация быта и досуга самих его авторов и исполнителей, он близок по самой сути «театральной технологии» некоторым формам народного, фольклорного творчества. В спектакле трудно различить сценаристов, постановщиков, исполнителей и героев, разные люди сливаются как бы в одно целое — театрализованное клубное представление.

Одним из средств театрализации в «Субботе» является, конечно, маска. В какой-то мере снимается проблема перевоплощения (хотя элементы его порой весьма талантливо представлены). В «Окнах, улицах, подворотнях» маски — это Собака, Запрет, Плакальщица. Но основа «Субботы» это живое общение с присутствующими тут, на площадке и в зале.

Виктор Назаров, аспирант Института культуры

Думаю, что важной причиной жизнеспособности «Субботы» является удачное освоение опыта трамов и «Синей блузы». Конечно, традиция проявляется в ее современном качестве. Жизнь раскрывается в новых ракурсах и измерениях, отображается внутренний мир современного человека.

Татьяна Андреева,

кандидат искусствоведения, старший преподаватель Высшей профсоюзной школы культуры

Перед социологом, хотя бы однажды побывавшим на улице Рубинштейна, 13, на представлениях театра-клуба «Суббота», могут открыться новые перспективы изучения всех трех сфер общения, присущих театру: творческий процесс (общение между творцами), восприятие искусства (общение между творцами и зрителями), коллективное поведение (общение между зрителями).

Примечательно в деятельности «Субботы» то, что в каждой из этих сфер проявляется ее самобытность. Рассмотрим последовательно указанные моменты.

I. Процесс творчества. Репертуар здесь строится по двум линиям: обращение к авторскому тексту и самостоятельное авторство. В первом случае общение принимает форму напряженного социального диалога между коллективом (субботовцами) и каноническим текстом. Такой диалог происходит в «Любови Яровой», где субботовцы «разговаривают» с К. Треневым, акцентируя в его пьесе наиболее близкое для себя, волнующее. Они, пользуясь традицией клубного театра (всегда прибегавшего к сознательному монтажу авторского текста), как бы социально ориентируют автора, неожиданно интерпретируя прошлое.

Другая линия — каждый становится соавтором коллективного сценария. И дело даже не в сценарии, личность извлекает «из себя» свою роль, раскрывая собственные грани прямее и откровеннее, чем в обычном театре.

II. Восприятие искусства. Представления «Субботы» сознательно обращены к своему зрителю. Собственный язык этих представлений свидетельствует об углубленном проникновении субботовцсв в проблемы своего поколения, в молодежную субкультуру. Этот язык, близкий молодежной аудитории, особенно ярко проявляется в спектаклях «Любовь Яровая», «Молодая гвардия», связанных с актуально-значимой интерпретацией революционной и военно-патриотической тем.

Особого внимания заслуживает прием вовлечения зрителей в действие, упорно проводимый субботовцами через все спектакли. Особенно в «Театрализованном круге» полно и свободно реализуется форма открытого, прямого личностного общения. Такие игры-представления особенно щедро выплескивают творческие эмоции, буйство юной фантазии, моменты радостной раскованности. Хотелось бы только, чтобы творческое общение здесь не ограничивалось проблемами быта и свободного времени молодежи( при всей важности этих тем).

III. Коллективное поведение. В. «Субботе» установилась атмосфера коллективизма, взаимосвязанности и спаянности общей идеей — этот момент поддержан тем, что театр-клуб является по форме организации самоуправляемым любительским объединением по интересу. Причем в деятельность этого объединения широко вовлечены зрители. Публичные итоговые обсуждения, конференции методического характера,— все это давно стало нормой жизни клуба, все это активно формирует художественно-ценностные установки не только участников театра-клуба, но и гостей. Помимо спектаклей существуют еще «предспектакли», которые разыгрываются по определенному сценарию. Эти предспектакли создают неуловимую атмосферу доверия и доброжелательности, формируют стиль поведения в межличностном общении. И функция нравственно-эстетического воспитания молодежи (четко выделенная в «Субботе») уже выходит за собственно театральные рамки. Рассматривать «Субботу» поэтому следует и как социологический феномен.

У нетрадиционного, нестандартного театра-клуба впереди много проблем, но его социологическое новаторство, продолжающее линию лучших советских трамов, следует поддержать и оценить как залог будущих открытий.

Валентина Дианова,

социолог

Если вы впервые попадаете в «Субботу», не на представление, а так, запросто, в обычный день, вас ожидает немало чудес. Генерал дня. Секретарь-церемон, Капитан кладовой, Архивариус… директоры, директората. Все должностные посты, разумеется, общественные.

В начале сезона вы можете угодить на заседание микросеминара: «Как превратить организацию в поэзию». А вот еще — «Деловая игра: «Выездной спектакль». Однажды на клубных посиделках была прочитана лекция «Эволюция бюрократического аппарата «Субботы», а также заслушано сообщение «Помреж — вождь спектакля». Клубная часть «Субботы» выпускает журналы «Круг» и «Плюш». Сценарная группа в последнее время изобретает новый жанр, клубных вечеров отдыха — «театротека». Пока это называется «Субботеей».

Вам понравилось? Можете записаться, у нас принимают всех.

Если вы сочиняете, рисуете, шьете, ваше творчество найдет себе применение, и даже будет обнародовано на одном из вечеров «Субботы». Ну а если ничего не умеете? Тогда тоже приходите. Научитесь. Не верите в себя? Поверите…

В «Субботу» принимают всех. Это один из существенных принципов театра-клуба. «Суббота» — инициативное любительское объединение, клубное по методам и целям, отвечающее духу истинной самодеятельности. Подобные объединения являются коллективным плодом народного творчества.

Итак, каждый может стать «новичком». У вас сразу появятся обязанности — технические, творческие. Четкое их выполнение гарантирует определенные права и должности уже по выбору. Следующая ступень — «кандидат», что означает — начальное образование постигнуто. Уже теперь вы можете быть избраны в высший «законодательный» орган — Совет. И вообще вы обретаете право голоса на «кругах» (общих сборах). Осталось признать своими цели и принципы «Субботы», завоевать личные (обязательно личные!) симпатии членов Совета. «Личные симпатии членов Совета» — строка из устава.

И вот по особому ритуалу, прямо во время представления «Театрализованный круг», вас посвятят в действительные члены «Субботы». А по прошествии нескольких лет, возможно, и в «основатели».

Но все это парадная, ритуально-театрализованная сторона. В повседневной же деятельности есть еще внутренний порыв, буйная изобретательность, стремление к самовыражению.

Совет руководит «Субботой», он курирует деятельность Дирекции, в которую входят главный директор, директор-распорядитель (внешние контакты), директор-организатор (внутренние службы) и директора частей: административная (работа со зрителями-гостями), постановочная, бригада обслуживания, диспетчерская и т. д.

Клубная и методическая части помогают коллективам-спутникам «Субботы», разрабатывают вечера театротеки, готовят методические материалы, поддерживают контакты с другими объединениями страны.

Сначала новичок тушуется. Но вот и он уже при «портфеле», бойко инструктирует своего стажера из нового потока новичков.

Общность интересов благоприятствует скорой адаптации. Направленность интересов, опираясь на комплексный опыт, ускоряет формирование ценностных критериев, гражданского самосознания.

Очень существен для воспитания личности этот синтез общения «по делу» с общением «душ». По наблюдениям психологов в таких благоприятных условиях сразу актуализируется оптимальный «фон восприятия» у молодежи. Политика, нравственность, этика — все обретает свою осязаемость, конкретность. «Навыки» общения, которым специально не обучают нигде, здесь приобретаются быстро и органично. Совокупность систем деятельности — труд, познание, общение — способствует интенсивному возмужанию, укреплению чувства ответственности, долга. Формирует социально активную личность. У нас есть группа молодежных лидеров, способных решать позитивно многие проблемы свободного времени.

Так, на органы самоуправления «Субботы», ее структуру ложится основная педагогическая нагрузка. В этом смысле «Суббота» — самовоспитывающийся коллектив.

Помимо насыщенной жизни «внутренней» «Субботы» (сегодня в ней около ста действительных членов, друзей, кандидатов, новичков, сотрудников) имеется еще широкий общественно-массовый выход, в орбиту театра-клуба вовлечено несколько коллективов-спутников в Ленинграде и других городах, а также около трех тысяч постоянных гостей-зрителей, то есть массового актива. В течении только 1978 года театром-клубом дано 121 клубное представление, 42 методических занятия, проведен межгородской семинар-практикум для воспитателей рабочих общежитий и ПТУ, комсомольского актива и культпросветработников. В целом на представлениях и занятиях побывало около тридцати пяти тысяч человек.

В марте 1979 года первому среди инициативных любительских объединений страны театру-клубу «Суббота» присвоено почетное звание «народный коллектив».

*                                                                                                                                                                        Семен Трессер,

директор театра-клуба «Суббота»

Десять лет назад родилась наша «Суббота». Нашлись чудаки, пристроили нас при Доме самодеятельного творчества. Помню немыслимый текст первого субботовского сочинения на собственную музыку:

«Так живет и работает дружно,

Облегчая наше право на труд,

То искусство, которое нужно,

Этот самый то ли театр, то ли клуб».

Вокруг наших субботейских скоморохов собирается народ. Дивятся, крутят головами, вздыхают, иные плюются, бывает, осерчав. Иные улыбаются, советы подают, растолковывают тем, кто рядом, что такое «Суббота».

Мы не театр, мы не клуб, но то, что мы черточка между ними, это определенно. Очень за нее держимся. И каждый из пишущих норовит намекнуть на нее, на эту черточку, связующую оба понятия. Мы театр-клуб.

Без своего мира «Субботы» нет. Ее афиша, содержание и даже некоторые приемы игры, маски возникают из собственного мира «Субботы», частично прожитого субботовцами реально, а частично выдуманного, как сказка, миф, идеал. Конечно, в этой «малой» жизни — модель окружающей большой жизни. В своей коллективной субботовской жизни личность еще и еще раз переживает и проигрывает «большую жизнь», извлекая урок. Между «своей жизнью» в коллективе и большой, окружающей — надежная связь и взаимодействие. Среди дипломов, которыми коллектив награжден, мне особенно дорог один — от комсомольцев Ижорского завода с надписью — «Субботе»— за пропаганду проблемы досуга молодежи».

«Суббота» — молодежный инициативный клуб. Такие клубы, пока недооцененные в своих потенциях, способны стать, и часто становятся, реальными боевыми помощниками комсомола в воспитании молодых поколений.

Иной раз «Субботе» хочется стать песчинкой в городском театральном фольклоре, а порой, напротив, ребята высказывают более крупные замыслы. Почему бы не рас- шириться, продолжив традицию Лентрама, почему бы и нет? Работаем в центре Ленинграда, дружба у нас с молодежью Балтийского, Ижорского, Кировского заводов. Городской театр рабочей молодежи — ведь хорошая мечта.

Юрий Смирнов-Несвицкий,

кандидат искусствоведения, художественный руководитель театра-клуба «Суббота»