Пушкиниада

А вы любите Пушкина? Вопрос с подвохом. Если останавливать людей на улице и задавать этот вопрос, то большинство скорее ответит «да», чтобы не связываться. Потому что вроде бы стыдно не любить, но, с другой стороны, почему мы должны? Ведь есть и другие великие поэты — Ахматова, Цветаева, Гумилёв, Есенин, Маяковский, Бродский в конце концов — самый «хипстерский» из всех поэтов двадцатого века. Всем советским детям любовь к «солнцу русской поэзии» вбивали в сознание с раннего детства, задавая в первом-втором классе, а кому-то и в детском саду, учить «У Лукоморья дуб зелёный», вот это всё. Дальше хуже — масштабы увеличиваются, и бедным детям приходится зубрить терзания Татьяны или, наоборот, Онегина. Причём учителя не учитывают особенности детей: что у кого-то плохо с запоминанием, но при этом он будущий гениальный математик, химик или хороший спортсмен. Поэтому некоторые ещё с детства начинают ненавидеть Александра Сергеевича, ведь именно он — виновник детских страданий.

Так было и с Питуниным, главным героем пьесы Михаила Хейфеца «Спасти камер-юнкера Пушкина». Этой пьесе, можно сказать, повезло — в минувшем году её поставили в Петербурге целых три раза — в Романтическом театре Томашевского, «На Васильевском», и, наконец, в театре «Суббота» (режиссёр — Татьяна Воронина), где состоялась премьера 26 декабря.

Татьяна Воронина ранее поставила в «Субботе» лирический и трогательный спектакль «Пять историй про любовь». Впрочем, новая её работа трогает не меньше. Для этого есть благодатная почва — пьеса израильского драматурга (который присутствовал на премьере) невероятно остроумная и живая, потому что она — о юности, о Ленинграде 70-80, что навсегда остался в прошлом и виден разве что на старых фотографиях. Главную роль, Питунина, сыграл один из ведущих актёров труппы, Владимир Шабельников. И он все свои детские и юношеские годы ненавидел Пушкина. Учить наизусть его стихи получалось плохо, что учителя и воспитатели воспринимали как надругательство над святыней. Сам Пушкин в спектакле тоже присутствует, очень обаятельный — его сыграл Артём Лисач.

Оформление спектакля подтверждает известную истину, что весь мир — театр. На нём, как и в зрительном зале, стоят стулья, и происходит то драма, то комедия, то чаще — трагикомедия. Питунин — чеховский «маленький человек», который в современные реалии никогда не вписывается. Да, вначале его жизни всё идёт как положено — детский сад, затем 9 классов кое-как, но закончил, потом радиотехнический техникум, армия. Но потом времена меняются, приходят девяностые и всё рушится: бизнес отбирают бандиты, а в книжных не найти Пушкина, нынче в моде другие авторы, иные темы. Но есть и положительные моменты — Питунин, повзрослев, сочувствует Пушкину и даже готов спасти его. Пусть даже ценой собственной жизни.

Несмотря на грустные темы, спектакль позитивный — в нём много песен, музыки (не в записи, а живой — как всегда у театра «Суббота»). В финале трогательно прозвучала песня группы «Серебрянная свадьба», в которой есть такие строки:

«Саша, Саша, погоди
Саша, Саша, не ходи
На речку, на Черную речку
Там конечная.

Должно быть, главная заслуга Татяны Ворониной и актёров состоит в том, что спектакль получился разноплановый и в нём много смысла. Это и проблемы детства, когда за тебя всё решают: какие книги читать, фильмы смотреть, музыку слушать, но ты при этом отдельный человек и сам делаешь выбор, набивая шишки, ошибаясь, но проходя необходимые обряды инициации и отделения. Это и юность с первыми влюбленностями, которые навсегда тебя меняют. И много других тем и вопросов, которые выстраивают твою личность. А самое главное — многие годы Пушкин не был таким живым, таким настоящим, как в спектакле. «Спасти камер-юнкера Пушкина». Он не бывает таковым в памятные даты — столько-то лет со дня рождения или гибели, когда его чествуют и восхваляют, забывая что он не был идолом, но был человеком. Да, великим, но со своими слабостями. И он имел на них право.

Старой стала, а взрослой нет

В театре «Суббота» 22 февраля зрителей в зале встречали живой музыкой. Занимая места, можно было насладиться популярными советскими шлягерами про Костю-моряка и море, синее море. Это была постановка «Пять историй про любовь» — спектакль о каждом из нас, поставленной по пьесе современного драматурга Елены Исаевой «Про мою маму и меня». Режиссёр спектакля – Татьяна Воронина, создала сентиментальную историю, в которой нашлось место и светлому юмору, и ностальгии, и грусти. Во время просмотра хочется смеяться, плакать, и сопереживать героям.

Спектакль «Пять историй про любовь» построен на воспоминаниях и разговорах матери Кати и дочери Елены. Мать и дочь размышляют о мироустройстве и смысле жизни, о любви и осознании себя. Каждый человек, звучит в начале спектакля, почему-то мечтает прославиться: хоть в музыке, хоть в спорте, а хоть бы и став мамой гениального ребёнка. Поэтому дочь по настоянию матери посещает всевозможные кружки, как многие советские дети: и драматический, и литературный, и спортивную секцию – пытается найти своё призвание. Наверное, все родители хотят, чтобы их дети прожили лучшую жизнь, были талантливее и удачливее, чем они сами. Вот и мама хочет, чтобы нескладная дочка-подросток стала красивой и женственной, умела правильно ходить и вести себя в обществе. Лена, к огорчению матери, «ходит как гусёнок, а не покорительница сердец». А ведь «ноги – это главное для женщины».

Хотя время действия постановки театра «Субботы» — это время молодости наших родителей, но происходящие в нём события применимы и к нашей жизни. Всегда девочки-очкарики при встрече с симпатичным парнем снимали очки, чтобы быть ещё красивее. В спектакле «Пять историй про любовь» нет пошлости или излишнего эпатажа – зато есть интересный сюжет, трогающая для глубины души игра актёров и множество старых чемоданов.

Спектакль Татьяны Ворониной рассказывает про всех нас — пришельцах с планеты Советский Союз, которые неожиданно для самих себя оказались в совершенно другом мире, где действуют свои законы. Вот четырнадцать лет и привыкаем.

Замечателен и актёрский состав спектакля: в роли мамы – Марина Конюшко, которая занята в большинстве постановок театра. Она умеет быть и забавной, и трагической – перевоплощаться мгновенно. Олеся Линькова, сыгравшая маленькую Лену, по-видимому, сохранила в себе внутреннего ребёнка. Если подумать, это необходимо каждому человеку – помогает видеть мир таким, какой он есть. Только немного лучше и добрее, чем он есть на самом деле.

Перепост любви

— У меня такая же шубка была в детстве…
— Ой, я даже всплакнула!

В антракте публика или берет приступом буфет, или осмысливает только что увиденное. В театре «Суббота» буфета нет.

Много любви не бывает. Пик обостренной потребности в ней по статистике случается весной. Осенью мы мечтаем о ней задумчиво. Зимой пытаемся разглядеть в искрах бенгальских огней и мелькании конфетти. Летом хотим расслышать ее приближение в шуме волн и птичьих трелях. Она, кстати, в любое время года и в любом возрасте. Пренебрегать ею — значит не ценить жизнь.

Рубрика: #Свободный_автор
Автор статьи: Ольга Бухарова

В мировой культуре несметное количество историй любви, от которых захватывает дух. И будто бы все уже сказано, но сердцу по-прежнему «хочется ласковой песни и хорошей большой любви». Эти параметры, как и счастье, каждый, конечно, понимает по-своему. Кому-то подавай шекспировские страсти, чтобы небу стало жарко, для кого-то вполне достаточно злоключений Бриджит Джонс: весело и мило. При всем разнообразии историй как объяснить постоянное появление новых рассказов о душевных метаниях? Ответ очевиден — они нужны.

Помимо жажды наживы в человеке, к счастью, все еще присутствует желание любви. Театр «Суббота» всеми своими спектаклями поддерживает и культивирует эту потребность.

Простое название пьесы Елены Исаевой «Про мою маму и про меня» не предвещает исступленных монологов или других проявлений ажитации. Поначалу так и есть: зрителям рассказывают о детстве и поиске занятия по душе — обычное дело для человека в юном возрасте. Но тут и происходит самое интересное, потому что заурядное, на первый взгляд, повествование о школьных буднях, домашние разговоры в течение пьесы проникают в тебя, как зрителя, так глубоко, что за действием следишь, не отрываясь. А ведь, кажется, куда банальней может быть история выбора кружка или увлечения мальчиком из старшего класса.

В спектакле «Пять историй про любовь» подкупает то, что эти самые истории зритель узнает непосредственно от героев или близких им людей, а рассказывать о важном ведь отважишься не каждому. Так и возникает эта доверительная связь, прерываемая антрактом, но от этого к финалу еще глубже пробирающая.

В постановке Татьяны Ворониной нет лишних деталей. В советское время не было Интернета, а нынешнюю функцию социальных сетей в некотором смысле выполнял чемодан. Пестрые наклейки на нем — своеобразный чекин, память о тех местах, где бывал. Картинки внутри крышки — подзамочный пост с селфи, информация для ограниченного круга друзей. Рассказывая свои истории, Лена достает из чемодана самые дорогие вещи: куклу с пластмассовым бантом и тетради с записями. На чемодане сидят перед дорогой, чемоданное настроение передается зрителю, когда Лена затевает историю со звонком давнему маминому другу. Чемодан — символ командировочного. Чемодан может хранить в себе тайну. И чем он больше, тем она весомей. Так, в спектакле Ленина мама, вынужденно выступая в роли гоголевской Солохи, прячет в огромном чемодане нетрезвого талантливого коллегу, тем самым спасая ячейку общества и честь трудового коллектива.

«Любовь с хорошей песней схожа» — и трогательность рассказов усиливается мелодиями, каждая из которых — символ своего времени. Мексиканская «Кукарача» и песня Чаплина — знак предвоенных годов, финская «Летка-ленка» и японские «Каникулы любви» — веяние одухотворенных 60-х. И если для французов «Манчестер и Ливерпуль» — популярная песня Мари Лафоре, то для нас эта мелодия — в первую очередь музыкальный фон прогноза погоды в финале программы «Время», ностальгический привет из 70-х. Мир меняется, человеческая суть остается той же. И вот уже незатейливая песенка Чарли Чаплина деформируется в клубный электронный ритм, в полном смысле обозначая новые времена.

Визуальные символы спектакля воздействуют на зрителя не менее мощно: выхваченная прожектором патефонная пластинка — примета страшного периода нашей истории, такого богатого на испытания. Потому этот крутящийся с потрескиванием диск — лучший комментарий к рассказу бабы Раи о фронтовой любви.

И даже обозначения предметов в этой постановке наполнены смыслом: снятая трубка — и кажется, что мы слышим телефонный звонок, поднятая рука — и будто бы звонят в дверь. Намек на действие подталкивает память, и она мгновенно достает из нашего собственного прошлого истории, которые созвучны тем, что нам только что поведали. Будь этот спектакль в сети, он получил бы огромное количество лайков и максимальный репост.

В постановке театра «Суббота» нет пресловутых вздохов на скамейке — это спектакль о доверии. О гармоничной связи поколений, про которую, как про настоящую любовь, многие слышали, но мало кто встречал. О близких людях, которые всегда поддержат и искренне разделят радость и для которых ты готов сделать невозможное. Счастлив тот, у кого такие люди есть. Если же по каким-то причинам этого не произошло, вы всегда можете прийти в театр «Суббота».

— Пока песня играла, столько вспомнилось…
— Надо нашим про этот театр рассказать.
— Мам, давай сюда ходить!

Откровенный разговор о фарфоре и нервах

Книга «Удивительное путешествие кролика Эдварда» Кейт ДиКамилло в 2000-х стала откровением. Сначала она покорила Америку и получила золотую медаль всеамериканской ассоциации «Выбор родителей», а в 2010 году появилась и у нас. «Мы уж думали, что ТАК никто писать для детей не может…» – говорили родители, воспитанные на сказках Погорельского, Экзюпери и Корчака. Если вы ещё не прочитали историю Эдварда, пережившего вследствие житейских перипетий переход от эгоистического начала к гуманистическому, сходите в театр «Суббота». Упаковочка носовых платков не помешает, но слёзы не отобьют желания ознакомиться с литературной основой.

Тот, кто уже испытал катарсис в качестве читателя, будет удивлён исчезновению описательной интонации в дорожной истории кролика. Режиссёр Владимир Абрамов строит спектакль на основе постоянного, но не слышимого другими героями диалога между Эдвардом и Пелегриной – бабушкой его первой хозяйки Абелин. В повести, фактически лишённой автором сказочности, Пелегрина имеет полное право выступать в роли волшебницы: именно она придумала и заказала мастеру кукол фарфорового кролика. Она рассказала и историю про принцессу-бородавочника – своеобразную «программу перерождения» для глупого ушастого сноба. Намёк на этот диалог есть и в повествовании: Абрамов лишь подхватывает и развивает эту идею. В сценическом варианте приключения Эдварда кажутся целиком спланированными Пелегриной, которая в исполнении Анастасии Резунковой становится этакой строгой феей из «Путешествия Голубой Стрелы» Джанни Родари – покровительницей и судьёй одновременно.

Оформление спектакля минимально: сменный задник размером с экран домашнего кинотеатра да три передвижные металлические конструкции, выкрашенные в белый цвет, из которых складываются интерьеры всех мастей: пароход, свалка, вагон поезда (художник-постановщик Евдокия Смирнова-Несвицкая). Одни и те же актёры (в спектакле их занято десять) здесь тоже играют по несколько персонажей. Так, Анна Васильева несёт на себе бремя четырёх ролей: актрисе по плечу Мама, старушка Нелли, взрослая Абелин и даже антикварная кукла столетнего возраста. А Владимир Шабельников является перед зрителями в качестве Папы, рыбака Лоренса и чудодея-кукольника Люциуса Кларка… Но отдельных слов заслуживает Оксана Сырцова в роли главного героя. Молодая актриса, красота которой вполне могла бы стать гарантом лирических ролей, неожиданно проявляет яркую характерность, и её недавняя Лена-большая из нового спектакля театра «Пять историй про любовь» меркнет по сравнению с кроликом Эдвардом.

Герой Сырцовой, поначалу обряженный в котелок с кокетливыми меховыми ушками, проходит полный цикл потерь и обретений, ведущий к пробуждению в самодовольном существе сострадающего начала. Ушки, бывшие признаком игрушечности кролика, исчезнут уже после первого приключения: для понимания «что такое хорошо, а что такое плохо» они погоды не делают. Игра актрисы – от циничного смешка благополучного Эдварда-юнца в начале спектакля до мудрости, проистекающей слезами из глаз Эдварда-пожившегонасвете в финале, – раскрывает секрет становления Человека, не кролика. Научившись думать и сопоставлять, Эдвард опровергает собственный афоризм: «Фарфор и нервы – две вещи несовместные» – и становится одушевлённым не только по морали, но и по существу. Иначе детский выкрик «Нет!» в самый трагический момент истории и не объяснить…

От станции «мечта» до станции «реальность»

Ох, и нелегок путь из безоблачной страны детства в полный трудностей и забот мир взрослых!

Место действия пьесы Е. Исаевой «Про маму и меня», по мотивам которой 5 апреля в театре «СУББОТА» состоялась премьера спектакля Татьяны Ворониной «Пять историй про любовь», —  обычный серый вокзал, где оказывается маленькая Лена (Олеся Линькова) вместе со своей мамой (Марина Конюшко) и другими второстепенными персонажами, постоянно меняющимися на протяжении постановки (Анастасия Резункова, Татьяна Кондратьева, Максим Крупский, Тимур Дятчик).

В  руках у героев чемоданы, а на большом экране в глубине сцены – поезда, увозящие во взрослую жизнь; каждая остановка символизирует собой новый этап путешествия от мечты к реальности. Детские амбиции и страхи, первая несчастная любовь, поиски себя и своего творческого пути, несбывшиеся надежды и крушение идеалов – все это  на глазах у зрителей переживает девочка Лена, а вместе с ней и ее лучшая и самая преданная подруга – мама.

Спектакль ведется от лица повзрослевшей героини, с высоты своего жизненного опыта глядящей на себя юную, неуверенную и сомневающуюся. Великолепная актерская игра Оксаны Сырцовой (Лена большая) превращает вымышленную историю в реальность, словно девушка не произносит слова пьесы, а действительно вспоминает недавнее прошлое.

Развитие действия в постановке, как стало модным в современных постановках, сопровождается музыкой и танцевальными композициями, в которых участвуют все герои, каждый со своим чемоданом в руке. Этот необычный режиссерский ход  символизирует переход от одной станции на другую, от одного жизненного этапа к другому.

В спектакле принимают участие всего семь артистов, однако действующих лиц в нем намного больше. Новые костюмы создают новые образы, в которые с легкостью перевоплощаются актеры, словно бы действительно становясь другими людьми. Декорации не меняются, но при помощи мелких деталей (старого проигрывателя или клоунских носов на лицах актеров) зрители силой своего воображения и подлинного театрального мастерства оказываются то в литературном кружке, то в театральной студии.

«Пять историй про любовь» — путешествие по жизни одного человека с небольшими остановками на историях других людей, у каждого из которых своя судьба и свои печали. «Мне кажется, лучшее еще впереди!» — произносит Марина Конюшко (Мама) в эпилоге постановки. Не стоит отчаиваться, ведь рано или поздно все невзгоды закончатся и в жизни каждого из нас снова засияет солнечный свет. Надо только уметь верить – идет со сцены мощный посыл позитива от артистов к зрителям.

Юрий Смирнов-Несвицкий: «В 90-е годы мне шили дело, будто уложил четырех милиционеров»

23 февраля основателю и худруку театра «Суббота» исполнилось 82 года. Чем не повод стать гостем нашей рубрики Быть петербуржцем.

«ПОДВОРОТНИ ВСЕ ТЕ ЖЕ»

— За историю «Субботы» мы поставили немало спектаклей, где наш город — действующее лицо: «Заставы ленинградские», «Окна, улицы, подворотни». Многие годы собирали песни, посвященные Питеру, наши композиторы писали новые. И в этих песнях, и в постановках ответы, не всегда однозначные, на вопрос: что значит быть жителем нашего города? Стукач Суконин из спектакля считает себя истинным петербуржцем. Борется за чистоту нравов. А лимитчица Соня, хоть и приезжая, однако по духу Петербургу ближе и роднее.

— Город за последние годы стал лучше или хуже в смысле благоустройства?

— На мой взгляд, он не изменился. Стоит на месте. Фасады подкрасили, а подворотни все те же.

— Какие уголки в Петербурге для вас наиболее памятны?

— «На Васильевский остров я приду умирать». Мы первые исполняли песню на стихи тогда запрещенного Иосифа Бродского. И гимн «Субботы» посвящен Васильевскому острову. «Дождик на Шкиперском, снег на Косой». Петербургские «окна, улицы, подворотни» с их романтикой и гитарами существуют вечно. Новые девочки, мальчики приходят к нам оттуда — на сцену и в зрительный зал.

С ЛЕКЦИЙ — НА СЦЕНУ

— Трудно было создавать театр в Ленинграде, где их и так много?

— Рождение «Субботы» уже давно обросло легендами. Первые субботовцы были интеллектуалами, теоретиками. Они пришли в Выборгский дворец культуры слушать лекции о театре. А после эти «теоретики», совсем молодые люди, попробовали сами делать этюды. И вдруг все переросло в спектакль с какой-то невероятной энергией, искренностью и острой формой.

Это оказалось громким театральным событием, которое привлекло внимание зрителей, критики и, разумеется, чиновников. Как только «Субботу» ни называли: сумасшедший дом, диссидентка, шпана, ленинградская подворотня, островок свободы. Меня же интересовало соединение разных эстетик. Вахтанговские принципы актерского существования, исследование природы театрального творчества. Эксперимент. Исповедальность. Театральная реальность, творимая здесь и сейчас.

— Известно, что театр был создан в субботу, отсюда и название. Но ведь мысль о нем вы вынашивали долго?

— В моей жизни «Суббота» была не первым опытом создания театра. В конце пятидесятых, после окончания Ленинградского театрального института, меня распределили в Челябинск — в местную газету завотделом литературы и искусства. Там, наряду с журналистикой и преподаванием в училище искусств я пытался организовать городской молодежный самодеятельный театр. Удалось. Как теперь считается, это предварило рождение знаменитого «Манекена».

В 1960-м я вернулся в Ленинград, много писал, выпустил несколько книг, защитил кандидатскую. Но идея театра не отпускала. Мысль материальна. Вскоре меня пригласили читать лекции для любителей театра. А результат — вот. «Субботе» исполняется 45.

— Нелегко пришлось?

— Гораздо сложнее было выжить в 90-е, когда нас в буквальном смысле выкинули на улицу из ДК пищевиков, здание которого выкупили бандиты. Рубили декорации топором, избивали актеров. Одному проломили голову. На меня завели уголовное дело, шили «Сопротивление властям». Утверждали, что я, будто Шварценеггер, уложил на месте четырех милиционеров.

На несколько лет мы остались без дома. Но не сдавались, гастролировали, выпускали новые спектакли. В середине 2000-х нас очень выручил Николай Буров — на тот момент председатель городского Комитета по культуре. Помог закрепиться в новом помещении на Звенигородской, утвердиться в нынешнем статусе государственного театра. Он артист, профессионал театра, а не просто чиновник от культуры. Люди искусства во все времена поддерживали нас: Александр Володин, Михаил Жванецкий, Лев Додин, Ольга Волкова, Кама Гинкас, Эдуард Кочергин и многие другие.

ПРОДАЖНОЕ ИСКУССТВО ОПАСНО

— О чем вы мечтали в детстве? Как пришли к мысли, что ваша судьба — театр?

— В детстве хотел стать писателем. Исписывал школьные тетрадки рассказами и романами. Наверное, потребность создавать другой мир, другую жизнь и привела в конечном итоге к театру. Ведь он и есть пространство внутренней свободы.

— Когда началась война, вам было девять лет. Что помните из того времени?

— Все воспоминания связаны с отцом. Он был военным. В 1940 году, в звании полковника, его назначили начальником инженерного управления Закавказского военного округа. Организовал ледовую переправу через Керченский пролив, воевал на Белорусском, Четвертом Украинском фронтах, бился с самураями Квантунской армии, ранее — с басмачами.

Всю войну мама, сестра и я кочевали поближе к тем местам, где он служил: Средняя Азия, Дальний Восток, Кавказ. Есть семейная фотография — мы навещаем отца во время затишья на передовой.

Одно из ярких и горестных воспоминаний детства: в поездке на Дальний Восток во время остановки я сошел с поезда и увидел огромную сопку всю в цветущих ландышах. Невероятной красоты картина. И среди этих цветов шел мужчина и плакал. Какое горе его постигло? Я не знал этого. Только горячо ему сострадал.

— Где вы провели блокаду?

— Всю войну мы ездили. Можно назвать это эвакуацией. Но в Ленинграде и Кронштадте оставались мамины сестры и тетки. Она за них очень переживала. Немцы разбомбили их квартиру на набережной реки Мойки. Выжили не все. После войны, уже вернувшись в Ленинград, помню рассказы о блокаде во время семейных застольев, ужасающие подробности.

— Падает ли сейчас культура, как все говорят, или все же надежда есть?

— Уже упала. Но талант — вещь удивительная, расцветает в самых неподходящих обстоятельствах. Художник, наделенный мощной интуицией, не всегда зависит от социальной среды, культурной традиции, истории, стереотипов мышления. Он творит нечто абсолютно новое.

Куда движется театр? Кто-то скажет, что он идет по кругу. Мне лично неважно, куда. Он сам вырулит в подходящую нишу. Лишь бы не ставили препон, а помогали. Главное, чтобы театр был в его разнообразных формах — классике и андеграунде. Чтобы хватило места «и старым и новым».

— Может ли искусство сделать людей лучше?

— Искусство по большому счету может все — как и вера, религия. Оно может как приподнять человека, так и инфицировать идеологической заразой. Именно поэтому опасно заказное, продажное искусство, служащее конкретным людям. Искусство должно иметь свободу развиваться, не утрачивая высших ценностей в погоне за заработком.

ОТКРОВЕННО

«За «Зенит» болел всегда»

— Переживали ли за спортсменов на Олимпиаде? И как относитесь к «Зениту»?

— За «Зенит» болел всегда — я футбольный болельщик с детства. А за нынешней Олимпиадой следил, когда удавалось выкроить время.

— Как относитесь к событиям в Украине?

— Страшные события там происходят. Трудно оценить все это, не зная последствий. Для меня Киев — цветущий город юности, где я закончил школу. Там настигла первая любовь. Трудно, больно думать о том, что творится в этом городе сейчас.

«Суббота» — молодежный театр игры и лирической исповеди (к 40-летнию театра)

Чтобы понять своеобразие и сущностные черты современного театра «Суббота», важно обратиться к его корням, тому пути, который он прошел. В этом плане уместно определение Г.Д. Гачева в отношении литературного: «Нужно рассмотреть ранее литературное тело как целостность: от выявления той специфической жизненной ситуации, в которой только и именно оно должно было возникнуть; через рождающееся в сознании художника смутное художественное содержание – до кристаллизации его в предметность. Тогда форму мы поймем не как одежду, как отвердевшее содержание».

Театр «Суббота» родился из клубного прошлого. Сюда приходили подростки, почти дети, нередко утратившие связь со своим домом, семьей, благополучными сверстниками. С тем социумом, который был непонятен и чужд своей переизбыточностью идеологемами, нормами поведения строителей коммунизма, где люди ощущали себя средством, а не целью, массой, а не индивидуумом. А между тем, как выразился поэт, «Мы не винтики, мы мыслители…» «У каждого из нас своя фамилия…» Рождался клубный союз недолюбленных детей, которые стремились выразить себя, самопознать и понять окружающий их мир. Но их лидером и руководителем стал любимый сын в своей семье, успешный в ученой профессии гуманитарий Ю.А. Смирнов-Несвицкий.

«Голос за кадром» в спектакле «Лунный пейзаж» вспоминает эти времена нарождающегося театра: «Они хотели найти здесь пригодное для жизни сообщество».

Лидер «Суббота» получил великолепное образование на театроведческом факультете в пору его расцвета, как и Театрального института им. А.Н. Островского (ныне – Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства). Тогда преподавали выдающиеся театроведы: С. Данилов, М. Португалов, Вс. Успенский, Ю. Головашенко, Е. Финкельштейн, Л. Левбарг, мастера Б. Петровых, Л. Вивиьен, Л. Макарьев, А. Кацман, Р. Авербух и др. Он активно участвовал в созданной впервые мастерской режиссуры и актерского мастерства на театроведческом факультете (руководитель – Б. П. Петровых). Это произошло единожды, под давлением студентов-театроведов. И среди выпускников этого курса два театроведа (и среди них Ю. Смирнов-Несвицкий) до сих пор параллельно занимаются режиссурой и наукой.

Ю.А. Смирнов-Несвицкий знал не понаслышке о роли искусства в формировании и развитии личности, а по собственному опыту. Об этом говорили великие представители художественной культуры. И он их изучал с институтской скамьи. Он не мог не наблюдать тот процесс с середины ХХ века, когда представители различных видов искусств, а с ними и психологи, все более обнаруживали возрастающее стремление разобраться в том, что есть индивид. Личность, индивидуальность в жизни и в искусстве. В отечественной культуре – в театре, кино, музыке всегда бывали в цене такие понятия, как «духовный фактор созидания», «духовное освоение реального мира». А на это особенно наступала вся массовая культура, предлагая свои маргинальные ценности, возводя пошлость в норму, в своей зрелищно-развлекательной, обессмысленной продукции, нагло дебилизируя массового зрителя.

Где-то уже формировались мутные истоки «смердящей попсы в гламурной оболочке» (выражение Н.Петрова).

Очень важно было с самого начала формирования товарищества субботовцев объединить их духовно — нравственной и в то же время театрообразующей идеей. Театр, будучи коллективным и синтетическим видом искусства, мог объединить под одной крышей очень пеструю компанию. Именно молодых людей с наклонностями к лицедейству, пению, танцу, с интересом к поэзии, литературе и театру вообще. И здесь уместно было бы обратиться к корням – элементам народного театра – живого, раскрепощенного, свободного, порой дерзкого, немного хулиганистого, приперчённого «Гоголином» — остротой, метафорой, фарпсовым, гротесковым началом. И одновременно дать волю самовысказыванию, лирико-исповедальному началу, которое отличает поэзию. Что-то от скоморошьей потехи, но не потерять себя, неповторимого, единственного, чтобы твой голос, твоё лицо, твоё высказывание не утонуло в хоре голосов. И, наконец, сочинительство, импровизация. Последняя всегда неизбежна в исповеди, обращенной к залу. От него зависит степень сценического откровения рождающегося актера. Мы не будем описывать весь путь становления театра «Суббота». В нем немало поставлено спектаклей по достойной литературе и драматургии, о чем написаны рецензии (среди них есть и мой статьи). Хотелось особо отметить одну линию «Субботы», которая отличает ее от многих других, формируя неповторимое лицо театра.

Она начинается от его истоков самодеятельного существования, когда сочинялись коллективные сценарии и воплощались на сцене («Молодежная вечеринка, «Театрализованный круг»). И затем вылилась в авторскую драматургию, относящуюся к своеобразной типологии лирико-поэтического, психологически-игрового синтетического спектакля. Он обращен к молодежному зрителю. Ее автором стал бессменный руководитель и создатель театра, он же постановщик собственных пьес, Ю.А. Смирнов-Несвицкий.

В 1970-х годах была создана «своеобразная трилогия» «Ленинградские заставы», отражающая судьбы молодого поколения, — Окна, улицы, подворотни», «Пять углов» (эти спектакли в репертуаре до сих пор), Козлова и Курицына».

В последнем спектакле голоса субботовцев зазвучали особенно тревожно и призывно. Надо противостоять расчеловечиванию перед лицом пропасти, куда бесследно исчезают обесцененные первоосновы отдельного и общего существования, как бы сказал Андрей Платонов. На заднике сцены периодически раздвигались стены и в щель, как в пропасть, охваченную пламенем, провалились отдельные персонажи в наказание («кармическое возмездие») за предательство, компромисс, сделки с совестью. В основе игрового действа субботовцев была притча о блудной дочери. Курицина – одна из типичных героинь субботовцев. В ней они сами. А ее судьба резонирует с судьбой подобных с печатью общих болей и бед, душевного раскола. Все это последствия выхода из братства, распада семьи, в которой родились, и той, что не смогли сохранить. Неубереженная любовь. Обездоленная дочь. Несохраненная дружба. Неоткрытое призвание. Спектакль был наполнен иллюзиями о способности противостоять распаду, если объединиться, образовать «хоровод-цепочку» и с песней «О красной ленточке» противостоять мракобесам, организаторам и «методистам» тусовок, где «зажигают» с наркотиками в придачу, «собачьих свадеб». Их танцы с людьми-роботами по «живому ковру» — сплетенным, как змеи, человеческим телам. Этот образ – предостережение и пророческое видение недалекого будущего страны, когда, как приговор, высветится социальная статистика, от опасности слома всей цивилизационной матрицы населения. Засветит перспектива распространения всякого спектра форм разрушительного социального поведения, включая наркоманию, алкоголизм, криминал, невиданную жесткость к себе, в семье, на улице, сексуальные извращения. «Ленинградские заставы» впервые заговорили о надвигающейся опасности осуществления формулы А. Даллеса – «Россию нельзя победить, ее можно растлить». Но спектакль был полон надежд, веры в силы противостояния молодежного братства чуме – духовной и физической, уже мелькавшей вдалеке. И с этой надеждой «Суббота» продолжает жить и по сей день, транслируя в действии, слове, стихе, песне веру, надежду и любовь. Творческим пером, стремясь противостоять чуме, как когда-то написал об этом А.С. Пушкин в своей бессмертной трагедии «Пир во время чумы».

Субботовцев интересовали не только взаимоотношения личности, индивидуума и социума, не в меньшей степени – мир души, человеческих чувств. И прежде всего любви. Тема любви – одна из сквозных в репертуаре театра. Именно в любви им видится мощный энергетический стимул самореализации личности, развития ее творческих, созидательных возможностей. Но если на первых порах выступает на первый план чувство как таковое, и не важно, кто твой избранник, то с годами идет мощный процесс самопознания, соотношения твоего чувства к другому. И кто этот другой? Возникнет ли взаимный резонанс духовных импульсов, обнаружится ли родство души и жизненных целей и ценностей? Вот в чем вопрос. И его начнут задавать герои второго варианта спектакля «Томление души Риты В.» (автор Ю.А. Смирнов-Несвицкий). Первый вариант пьесы и спектакля возник на излете 1980-х – в начале 1990-х годов, период начинающегося обвала духовных ценностей в сфере взаимоотношений любовной пары. Отголоски «сексуальной революции» доходили до российской молодежи. Культ свободной любви позже обернется пепелищем нравственных, особенно семейных ценностей. Даешь чувство! Был рассказ у В.Шукшина «Даешь сердце!» Он был знаком целого цикла рассказов, где раскрывался трагический дефицит подлинной человеческой любви, породивший разрушительные импульсы человеческого существования. За Шукшиным стояли выдающиеся русские писатели В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, говорившие о том же. Но до молодежной среды и ее субкультуры это вряд ли доходило. Хотя родились знаменитые рокеры В. Цой, И. Тальков, которые тревожно били в набат в ответ наступающей эпохе торгашества, обмельчания человеческих чувств, угасания нравственных табу, на которых держится культура, религия, заповеди выживания человечества как рода.

В первом варианте «Томления души» этот фон не работал. Все герои были погружены в собственные случайные любовные увлечения, страстные желания, видя в них идеал своего счастья. Они не видели, что это был лишь призрак любви, лишенный ее духовной сущности. Спектакль завершился счастливым финалом, герои чувствовали себя вполне самодостаточными и удовлетворенными. Однако по прошествии почти двух десятилетий, в 2009 году, рождается второй вариант «Томления души Риты В.», где по замыслу драматурга (Ю.А. Сминов-Несвицкий) две героини (Рита — Ю. Шахмуратова, Кира – Д.Шиханова) встретятся со своими бывшими увлечениями молодости (Кирилл – А. Гульнев, Шаманин – А. Шпынев). А третья девушка (Таня – О. Ромашова), самая юная, переживет скоропостижное взаимное увлечение уже совсем немолодым женатым человеком (Абрамов – А. Шабельников). Как и его жена (Сусанна – Т. Кондратьева), уже не первой молодости, пуститься во все тяжкие в погоне за уходящей молодостью, ища романтическое увлечение в в лице оказавшегося под рукой ремонтника (Д. Елисеев).

Но у всех героинь, как у супружеской пары, произойдет переоценка ценностей. Абрамов и Сусанна вернутся друг к другу. После ряда перипетий, новых узнаваний своих первоначальных избранников в конкретных обстоятельствах, героини Рита, Кира и Таня распростятся со своими иллюзиями беззаботной молодости, увидят свой предмет увлечения более трезво и разумно, открыв некую чужеродность, психологическую, человеческую несовместимость и благородно расстанутся с ними. Как когда-то чеховские три сестры, останутся каждая со своим одиночеством. Но героини субботовского спектакля не откажутся от немеркнущих надежд на будущее, на те самые главные встречи, которые обязательно произойдут в их жизни. Героини самодостаточны, укоренены в этой жизни, они обретают понимание истинных отношений между людьми, а значит, и в любви.

Субботовцы вместе с другими лучшими молодежными театрами участвуют в создании художественных ценностей, ищут новые контакты с жизнью. Со своим поколением. С людьми. Говорят о главном сегодня.

Фестиваль «Весна на Звенигородской улице»

ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ЛЮБВИ

Театр Юрия Смирнова-Несвицкого «Суббота»

В мае-июне 2008 года прошел фестиваль «Весна на Звенигородской улице», на котором театр «Суббота» представил лучшие спектакли своего репертуара.
Связанная с «Субботой» «еще одна жизнь», как ее назвал сам Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий, создатель и художественный руководитель театра, всегда вызывала уважение («еще одна» – поскольку он, доктор искусствоведения, является историком театра и критиком). Однако зрительские отношения с его театром не складывались, возможно, потому, что не привлекал ни клуб, ни театр-клуб. Так что «Суббота»,  с которой довелось познакомиться этой весной, стала, вероятно, запоздалым, но настоящим и важным для меня открытием. «Суббота» сегодня не студия, не клуб. Это профессиональный театр. И дело не в самом статусе профессионального театра, который был получен в 1994 году, а в художественном уровне спектаклей. Смирнов-Несвицкий приятно удивил и своей режиссерской формой, и труппой своего театра, и уровнем репертуара.
«Суббота» – в строгом смысле театр авторский. Не только потому, что его художественный руководитель поставил большинство спектаклей. Смирнов-Несвицкий является также автором их сценариев, написанных по прозе или пьесам. Причем режиссер работает с литературными произведениями совершенно свободно, порой радикально изменяя и фабульные ходы, и самих персонажей. Кроме того, многие спектакли пронизаны прямыми высказываниями режиссера через тексты песен, которые написал он сам.
Интересно, что как критик Смирнов–Несвицкий привержен повествовательному театру и непрерывному проживанию роли актером, это отчетливо видно во множестве его театрально-критических статей. Однако как режиссер он создает другой театр. В соответствии с природой своего художественного мышления он не склонен к повествованию, меньше всего его интересует интрига и фабульное развитие, в его спектаклях развиваются темы. Отсюда и необходимость собственных сценариев, которые построены – а вслед за ними и спектакли –  как многоэпизодные композиции. Поскольку в спектаклях развиваются именно темы, попробуем всмотреться в них.
Сценарий спектакля «Окна, улицы, подворотни» (премьера возобновления – 2004, сценарий и постановка – Ю.Смирнов-Несвицкий) основан на мотивах, связанных с жизнью первых субботовцев, где они во многом играли самих себя. Здесь на материале отношений молодых людей и девушек развиваются вариации на тему любви. История отношений одной из героинь и собаки, найденной в подворотне, создает еще одну вариацию на тему любви-дружбы – на этот раз – животного и человека. Кроме того, в спектакле есть лейтмотив, связанный с любовью к городу и, в частности, к Васильевскому острову, который возникает в песнях на стихи И. Бродского и Смирнова-Несвицкого. А также – в звучащих рефреном фрагментах песни Б. Полоскина «Я люблю», которые в контексте спектакля оказываются посвящены не только любви мужчины и женщины, как у автора песни, но и любви к городу. Что касается мотива, связанного с предназначением человека и его талантом, также звучащего в спектакле, то он воспринимается как своеобразный аккомпанемент названной теме.
Этот замечательно выстроенный спектакль, в котором и сейчас немало пронзительных моментов и который долгие годы был визитной карточкой театра, мог бы оставаться таковой и теперь. Но, кажется, ему сейчас недостает явно выраженной темы ностальгии по 70-м годам. А без нее никак не отрефлексированные реалии тех лет выглядят сегодня странновато. Спектакль предполагает непосредственное обращение к зрителю. Притом что и дворы, и молодые люди, и подворотни, и хулиганы сегодня другие. И лимитчиков давно нет, но появились гастарбайтеры…
Замечу, что «Субботе» очень повезло со сценографами, изобретательными  и артистичными. Тем досаднее, что в этом спектакле полиэтиленовые занавесы у задника, пусть, и с обрывками уличных объявлений, воспринимаются как дежурная, временная деталь организации сценического пространства (художник – М.Смирнова-Несвицкая).
Композиция спектакля «Митина любовь» (2005, сценарий и постановка – Ю.Смирнова-Несвицкого) построена на основе повестей и рассказов И.Бунина  «Безумный художник», «Ида», «Митина любовь», «Петлистые уши», «Солнечный удар», а также романа «Жизнь Арсеньева». Здесь развитие действия определяется варьированием темы любви, а также того, что ею не является, но нередко называется этим словом.  Тема связана с отношениями  героев спектакля, чьими прототипами являются герои бунинских произведений Арсеньев и Лика, Митя и Катя, Митя и Сонька, Митя и Аленка, Королькова и Соколович, Женщина с парохода и Поручик, Ида и Композитор. То контраст, то сходство вариаций темы любви особенно явным делает одна и та же кровать, на которой в разные моменты спектакля оказываются разные пары, а также вьющаяся по сценической площадке белая  дорога, по которой, по воле режиссера, проходят все герои спектакля. Все происходящее подернуто дымкой ушедшего времени, приметами которого являются выцветшие обои на колонне, треснувшее зеркало на ней и старые фотографии, этажерка, ветхая калитка, колодец (художник – М.Смирнова-Несвицкая), а также белые тени, в которые превращаются в финале персонажи. Однако, речь здесь, кажется, идет не о прошлом, а о бренности человеческого существования, а вместе с ним – и любви.
В «Трех товарищах» (2006, сценарий и постановка – Ю.Смирнова-Несвицкого), поставленных по мотивам одноименного романа Э.-М.Ремарка, также развертывается  вариативное развитие темы любви. Здесь эта тема связана с дружеской любовью главных героев – трех друзей Роберта, Готфрида и Ленца, с любовью Роберта и Пат, с любовью Готфрида к Пат, с любовью проститутки Розы к альфонсу Артуру, а также – с песней на стихи Смирнова-Несвицкого «Там за туманом прошлое мое», в которой развивается вариация, посвященная давней, но не отпускающей от себя любви. Тема потерянного поколения входит в спектакль, прежде всего, эпизодами, в которых звучит песня об Аргоннском лесе. Она в спектакле служит, пожалуй, лишь некоторым обозначением истока дружбы героев. В финале главные герои живы. Они называют одну за другой даты начала первой мировой войны, начала и окончания Великой отечественной войны и дату, соответствующую дню, когда играют очередной спектакль. Братство пережило две войны, и нет ему конца. Театр возводит его в легенду.
На основе отношений между главным героем и несколькими героинями возникают вариации на тему любви мужчины и женщины в театральной фантазии «Бремя страстей человеческих» (2006, сценарий и постановка – Ю.Смирнова-Несвицкого), поставленной по одноименному роману С.Моэма. Человеческое и профессиональное становление  главного героя Филипа здесь также возникает, но основой смыслообразования спектакля в целом явились именно названные вариации.
Танцы, прошивающие этот спектакль, могли бы восприниматься и как знак эпохи, и как образ толпы, проходящий фоном для судьбы отдельного человека. Однако, они, занимая значительное место в пространстве и времени спектакля, к сожалению, воспринимаются сейчас как что-то весьма приблизительное,  как дежурные импровизации актеров. Но и небрежность танцев, если, например, предполагалась именно она, тоже требует внятной подачи.
Ведущей тема любви стала и в «Чайке» (2007, сценарий и постановка – Ю.Смирнова-Несвицкого), созданной по мотивам чеховской комедии. Здесь ко множеству  пар, с которыми у Чехова связаны пять пудов любви, режиссер еще и добавил пары Горничная – Треплев, и Горничная – Яков. Горничная  здесь явно неравнодушна к Треплеву. Интересно, что именно ее приносит он  в качестве убитой чайки. А после вопроса Тригорина «Что это?» и ответа Нины: «Чайка», девушка поясняет: «Константин Гаврилыч подстрелил». Она ревностно подглядывает за Ниной. И даже, явно забыв о своих обязанностях, произносит текст треплевской пьесы. На нее, в свою очередь, ревностно смотрит Яков. Треплев здесь – прежде всего переживающий драму неразделенной любви человек. Хотя в игре исполняющего эту роль Андрея Гульнева, как мне показалось, таится и некое обещание дальнейшего раскрытия незаурядности героя, в том числе, может быть, и как художника.
Варьирование темы любви происходит здесь на резко выраженном фоне  обыденности, пошлости, которые воплощены, прежде всего, в образах Тригорина и Аркадиной. Тригорин появляется на спектакле Треплева босым и с подвернутыми брюками. Он не просто говорит о наслаждении удить рыбу, сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок, как в пьесе. Нет, режиссер выводит Тригорина-рыбака на сценическую площадку, показывая его нам с удочкой у пластмассового бассейна, какие  ставят садоводы на своих шести сотках. Аргументов в пользу писательского дара этого Тригорина театр не дает. Что касается Аркадиной, то она в спектакле весьма приземленная женщина, и, видимо, бездарная актриса.
Как ни странно, вариация любви, на этот раз – к театру, во всяком случае, взгляд на него как нечто высокое, возникает  в строгих полотнищах из холстины, которые висят на втором плане. Эти холсты драматично сосуществуют с озером-бассейном из пластика, выдавая, наряду с любовью, иронию создателей спектакля, прежде всего – сценографа (М.Смирнова-Несвицкая) – к грубому искусству театра.
Спектакль «Крепостные актерки» поставлен по мотивам повести С.Могилевской «Крепостные королевны» (2007, сценарий и постановка – Ю.Смирнов-Несвицкий). И здесь смыслообразующей стала та же тема. Любовь Дуни и Петруши? – Да, конечно. Но не только она. Здесь и любовь Дуни и матери. И любовь односельчан к Дуне. Именно ей посвящен, казалось бы, проходной и совсем небольшой эпизод, в котором будущая актерка экзаменуется барином. При этом окружающие ее односельчане все, как один, хотя и каждый по-своему,  с теплотой и любовью смотрят на нее и, не в силах скрыть гордости за нее, по-доброму улыбаются. А затем каждый индивидуально прощается с ней, кто с подарком, кто с напутствием.
И, наконец, сквозной темой становится в спектакле тема любви к театру. Когда зритель входит в зал, его встречают  все участники спектакля. То ли утомленные, осевшие в поклоне, вытянув руки, уснувшие прямо на полу крепостные актеры. То ли готовые начать спектакль актеры «Субботы». И белый торжественный цвет их одежд (сценография и костюмы – В.Кравцев, М.Смирнова-Несвицкая), и упорядоченность рисунка, которому подчинено расположение актеров, создают красивую демонстративно театральную мизансцену. Именно эту мизансцену мы видим и в финале. В контексте спектакля она служит началом и завершением темы, связанной с театром – не только с конкретным театром в Пухове с его крепостными актерами, но и шире – с театром как таковым в самых разных его проявлениях: в искусстве, в тяжелом актерском труде, в борьбе их  самолюбий и конкуренцией. Кроме того, мотив театра как искусства возникает, прежде всего, благодаря выявленной «сделанности», сочиненности самого спектакля, в том числе его отчетливой ритмической организации, возникающей, например, в чередовании сцен снов и яви. Существенную роль в становлении этого мотива играет и атмосфера многочисленных песенных распевов, возникающая в ходе действия, а также хороводы на втором плане из сновидений героини.
Действие спектакля «Ночь нежна» (2008, сценарий и постановка – Ю.Смирнова-Несвицкого, режиссер – К.Маркин), по одноименному роману Ф.-С. Фицджеральда, также развивается, прежде всего, в процессе развертывания темы любви. Она связана не только с  отношениями Дика Дайвера с Николь и Розмэри, а также Томми Барбана и Николь. Для Бэби Уоррен Дик Дайвер в спектакле оказывается явно не только врачом и мужем сестры. Об этом заставляет думать хотя бы финальная сцена, в которой она, потеряв присущую ей выдержку, хлещет длинными рукавами по колонне и многократно повторяет фразу  «Нет такого города», имея в виду город, из которого якобы пришло письмо от Дика. И для Кэролайн (О. Ромашова) Дик Дайвер, кажется, менее всего  доктор. Да и само сценическое пространство, обитое синим под кожу материалом и отделенное от зрительного зала прозрачным занавесом из многочисленных полосок фольги и с синим солнцем на заднике, переливающимся той же фольгой (сценография – В.Павлюк), воспринимается в финале спектакля, скорее, не клиникой для душевнобольных, а миром с «полуночным солнцем»,  миром «крушения любви, крушения надежд». К тому же спектакль насыщен джазовыми композициями, благодаря которым атмосфера спектакля буквально напоена любовью. При этом соблюдена мера в использовании музыки, которую никакому актеру, разумеется, не переиграть. Музыка здесь не подменяет актеров, и не усиливает то, что они играют, а, скорее, подхватывает и развивает  начатое ими.
В финале фестиваля «Суббота» представила новый спектакль – «Лунный пейзаж» (2008, автор пьесы и постановщик – Ю.Смирнов-Несвицкий). Сценографическими элементами (художник – М.Смирнова-Несвицкая) здесь стали предметы быта – обыкновенная раскладушка, старый столик, простая посуда, те самые предметы, среди которых в театре репетировали, жили, любили… Автор пьесы и режиссер-постановщик – Ю.А.Смирнов-Несвицкий. Спектакль представил размышления театра о самом себе. Выбранный жанр необыкновенно труден. Не зря театры рассказывают о себе – когда решаются на это – как правило, узкому кругу друзей. И чаще всего –  в представлениях, ни к чему не обязывающих, подобных капустникам. «Суббота» рискнула на основе саморефлексии сделать спектакль. Он оказался полон и самоиронии, и романтизации собственной истории,  ее героев и их отношений друг к другу. Постановка посвящена  дорогим для театра подробностям. «По всему поэтому» судить о нем чрезвычайно трудно. И все же… Вероятно, спектакль не потеряет в пронзительности, если избавится от излишнего надрыва. И еще: понятно, что о дорогом хочется говорить не спеша. Но, кажется, спектакль выиграет, если будет решительно подтянут темп действия. Смутили в спектакле и некоторые составляющие, которые напоминают о штампах капустников. В том числе часто использующиеся ассоциации и цитаты, как, например – «это траур по моей жизни» – в ответе одного из персонажей на вопрос о его черном, вечно закопченном чайнике.
Если говорить о спектакле в целом, то и он получился о любви. На этот раз – о любви героев и актеров друг к другу, о любви  к делу их жизни, театру. Она – во всем строе, в сквозной интонации спектакля.         Так что, на простодушный вопрос, о чем спектакли «Субботы», видимо, без больших натяжек можно ответить, что все они, прежде всего, о любви, именно этот феномен интересует театр, именно его, в разных его проявлениях, исследует.
Важной составляющей спектаклей является оркестрик. Постоянные его участники –  Виктор Кренделев и Сергей Линьков. Присущий им строгий артистизм в исполнении песен неизменно обостряет драматизм действия. Оркестрик – существенная часть открытой театральной игры, которая свойственна постановкам театра. Его состав меняется от спектакля к спектаклю, сами актеры поют и играют на музыкальных инструментах.
Теперь об актерах. Это выпускники петербургских и московских театральных вузов, а также несколько ветеранов-«субботовцев». Подобно всем нашим актерам, они обучены в театральной школе непрерывному проживанию роли. В «Субботе» им пришлось играть в спектаклях, где каждый очередной эпизод не вытекает из предыдущего и обладает относительной автономией. Удается актерам и прямое общение с залом – непосредственно или через своих персонажей. Труппа полна ярких индивидуальностей.
Выделяется Владимир Шабельников, особенно в роли Готфрида Ленца из «Трех товарищей». После просмотра спектакля удивило то, что в программке фамилия актера написана карандашом, видимо, как экстренно введенного на роль. Его герой – тонкий,  открытый – может быть, излишне и даже опасно Ему сочувствуешь, порой он вызывает горькую улыбку. Игра актера здесь пронзительна, притом, что она сдержанна и лаконична. В ней нет пауз, так что боишься что-то пропустить. Шабельников органично артистичен. Сегодня он больше играет в комическом репертуаре, но его драматические роли показались, по крайней мере, не менее интересными.
Выделяется яркая и глубокая актриса Марина Конюшко. Ее роли также в большинстве своем комические. При этом одна из самых лучших ее работ на сегодня –   драматическая героиня Бэби Уоррен из спектакля «Ночь нежна». Волевой, жесткий, самоуверенный человек, едва не железная леди. Надо было видеть, как на одном из спектаклей актриса, не выходя из роли, точнее, ее Бэби Уоррен бросила едва не испепеляющий взгляд в зал, когда один из зрителей наделал шуму, что-то уронив. А затем – недоуменно и не менее строго взглянула на других зрителей, рассмеявшихся над такой ее реакцией. И одновременно эта героиня – женщина с присущими ей человеческими слабостями и страстями.
Вполне разделяю мнение жюри фестиваля «Рождественский парад», отметившего в свое время Андрея Гульнева за лирические и комедийные роли в спектакле «Сигнал из провинции» в постановке Петра Смирнова. (В скобках замечу, что, в отличие от этого жюри, поклонником режиссерского решения спектакля не являюсь. Он интересен, на мой взгляд, пронзительностью самих сорокинских сюжетов, на материале которых создан спектакль, и игрой актеров. Однако сценическое воплощение литературных сюжетов выглядит, скорее, иллюстрациями, причем иллюстрациями, существенно уплощающими образы литературного источника, а не попыткой найти им театральный эквивалент).
Евгения Гришина запомнилась, прежде всего, в роли Ее в спектакле «Бремя страстей человеческих». Актриса в спектакле играет две роли, они названы в программке так: Она и Салли. Речь идет о роли, поименованной как Она. Этот персонаж играет в спектакле роль повествователя. Однако актриса одновременно создает образ прекрасной женщины, который воспринимается как некий недостижимый для героя идеал. Есть сильные места и в ее роли Розмэри Хойт из спектакля «Ночь нежна», которая, видимо, продолжает свое становление. Кажется, у этой актрисы, играющей в основном «голубых героинь», есть потенциал и для исполнения характерных ролей, на что указывает роль Маши в «Лунном пейзаже».

Незабываем Поручик Дмитрия Глухова из спектакля «Митина любовь» – в самой сильной и «любовной» сцене спектакля, навеянной бунинским «Солнечным ударом». Говоря об этом актере, нельзя не отметить и небольшой, уже упомянутый эпизод из «Крепостных актерок», связанный с гордостью односельчан за их Дунечку. Так вот, самый выразительный в этом эпизоде именно персонаж Дмитрия Глухова, в улыбке которого столько доброты, что нельзя  не отметить специально наличие у этого актера замечательного положительного обаяния, особенно – с связи с тем, что он обычно играет роли, дающиеся актерам с так называемым отрицательным обаянием.
Среди множества ролей Артема Бордовского, играющего, прежде всего, лирических героев, отмечу, пожалуй, роль другого плана, а именно – его Томми Барбана из спектакля «Ночь нежна», солдата, бесцеремонного и прямолинейного. И, похоже, именно  его характерные роли оказываются наиболее интересными.
Задевает тонкая ироничная игра Максима Крупского, свойственная ему во всех ролях. Среди его  работ выделю, пожалуй, умного, сдержанного в его исполнении героя из «Трех товарищей» – Отто Кестера, а также роль совсем другого плана, комедийную, –  лакея из «Крепостных актерок».
Необыкновенного внутреннего достоинства и силы исполнена игра Анатолия Молотова, которыми, кстати, парадоксально оказываются наделены и его герои, притом, что они у него обычно не из тех, которых принято называть положительными.
Запомнилась острохарактерная Мадам Дюпон Снежаны Лосевой из «Крепостных актерок», несмотря на то, что она появляется в спектакле на считанные  мгновения. А роль Николь в новом спектакле «Ночь нежна» приоткрыла возможности Лосевой как сильной лирико-драматической актрисы.
Врезался в память эпизод у калитки с Сонькой в исполнении Олеси Ромашовой из «Митиной любви», в котором героиня заявляет Мите, что у нее, «может, об другом об ком думки идут». При этом ее лукавство, выраженное и в интонации, и во взгляде, не в силах скрыть чего-то большего, чем  обычный интерес  к приехавшему барину, чего-то, видимо, ею самой не вполне осознанного, но явно влекущего к нему. Это многообразие чувств и эмоций, переполняющих героиню, актриса передает в мимолетном эпизоде, на протяжении которого успевает соткаться интересный острый образ.
В этом же спектакле возникает Тетка с огурцами в исполнении Юлии Кузнецовой. Казалось бы, все в этой роли подсказывало расхожие штампы исполнения женщины из народа, уличной торговки, просто-напросто зазывающей покупателей, нахваливая свой товар. Актриса счастливо избежала их. И благодаря найденным интонациям, по-особенному, нестандартно напевным и совсем ненавязчивым, хотя и настойчивым, обнаруживается в героине какая-то пронзительная доброта и притягательность. Невозможно забыть и уморительно смешную репетицию Фроси в исполнении Кузнецовой из «Крепостных актерок» с ее неизменными, неисправимыми простонародными «Ахти!» вместо искомого, усвоенного остальными актерами торжественного восклицания «О!».
Остается в памяти Огюстен из спектакля «Ночь нежна», в которой есть что-то шутовское, а также Маша из «Лунного пейзажа» в исполнении яркой острохарактерной актрисы Юлии Шахмуратовой.
Обратил на себя внимание незаурядный комический дар актрис Татьяны Кондратьевой и Дарьи Яковлевой в роли Беллы из «Лунного пейзажа».

Об актерских индивидуальностях можно продолжать и дальше… В целом молодая талантливая труппа, тем более на фоне остальных петербургских театров, оставляет очень благоприятное впечатление.
В одной из недавних статей «Суббота» была определена как театр маргинальный и сознательно находящийся в стороне от того, что происходит на «больших» академических сценах. Но, как известно, «большие» академические сцены – разные, и «происходит» на них разное. «Быть в стороне» от многих из них, пожалуй, не повредит любому театру. Что касается «Субботы», то этот театр ни в каком снисхождении не нуждается.
«Суббота» сегодня имеет достойный репертуар. Этот театр, один из немногих сегодня в нашем городе, ориентируется не на кассу.  Он стремится к  художественному.

Театр для особого зрителя

О своих проектах рассказывает Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий, руководитель театра «Суббота», созданного им  в 1969 г. «Суббота»  театр-студия, театр-клуб  стала стартовой площадкой для таких артистов, как Семен Спивак, Анжелика Неволина, Татьяна Абрамова, Константин Хабенский.

— Все помещения «Субботы» были камерными. У маленькой площадки есть свои особенности.  В 1970-х гг. многие театры стали строить малые сцены, на них зачастую ставили спектакли той же художественной природы, что и на большой сцене. Наша же идея маленького театра заключается в том, чтобы найти непосредственный контакт со зрителем и сделать его  своим собеседником.
На сценической площадке «Субботы» действие развивается буквально в метре от зрителя, они видят глаза актеров, каждый их жест, самый незначительный. В больших же театрах, даже сидя в первом ряду зрительного зала, вы не всегда вступаете в контакт. Я думаю, что будущее за камерными театрами.
Нам приходилось выступать на больших сценах, и мы каждый раз убеждались, что они нам не подходят. Спектакли «Субботы» предполагают камерную форму, в которой актеры и зрители становятся соучастниками совместной игры. Наш театр во все времена отличался не только собственно сценическими идеями, но и оригинальностью самого зрителя, его особенностью, что ли. Театр славится этим и сейчас.
История же, связанная со сменой помещений, стала для нас тяжелым испытанием, повлекшим драматические повороты в судьбе театра и в судьбах актеров. Мы рады, что сейчас у нас есть помещение на Звенигородской, 30, в котором многое сделано своими руками, своими силами.
Вообще, все, что связано с переменой площадок, было вызвано независящими от нас причинами. Тогда пришел новый тип чиновника, который вел активную борьбу против студийных театров, он просто не понимал театрального искусства такого рода. Чиновникам казалось, что чем большее количество зрителей мы охватим и чем больше спектаклей сыграем, тем скорее мы выполним долг перед государством. К счастью, ситуация изменилась. Комитет по культуре Петербурга под председательством Николая Витальевича Бурова помог решить  проблему помещения.

— Когда «Суббота» начинала творческую жизнь, была ли у вас конкретная эстетическая программа?
— «Суббота» сразу же с первых своих шагов выдвинула художественные идеи, но никаких практических целей мы не имели. И нам как раз очень помогло то, что мы не стремились к каким-то формальным целям. Нам очень хотелось быть оригинальными, непохожими на других. И, как ни странно, мы очень скоро обрели настоящую популярность. У нас ведь придумывалось нечто необычное, нестандартное, к примеру, мы часто использовали приемы хэппенинга, включая зрителя в сценическое действие. Тогда это было очень непривычно, далеко от чопорной атмосферы советского театра, и «Субботу» стали считать авангардом. У нас даже был такой лозунг: «Вставим клизму мировому профессионализму!»

— Вы отрицаете необходимость профессиональной подготовки?
— Профессионализм  лукавая штука, в первую очередь надо говорить о стихии таланта. Вот вышла на сцену Айседора Дункан в начале ХХ века  ну какой у нее профессионализм? Ее искусство самобытно и неповторимо, этому научить невозможно. У меня в театре есть актер  Артем Бордрвский, играл Митю в «Митиной любви», поставленной по мотивам рассказов И. Бунина, Готфрида Ленца в «Трех товарищах» Ремарка, Треплева в «Чайке» Чехова. Он закончил высшее учебное заведение, но не театральное. И я считаю Артема самородком, не таким актером, каким нельзя научить специально.

— В спектаклях «Субботы» всегда много музыки. Причем звучит, как правило, живой ансамбль музыкальных инструментов и вокала. Насколько важно для вас это живое исполнение?

— История «Субботы» связана с песней, с пением под гитару. В этом пении под гитару есть что-то дружеское, объединяющее. Я и сам принимаю участие в создании текстов песен. Например, в «Трех товарищах» я написал слова к теме Пат. А музыку мы используем разную. В настоящее время я пишу песню на музыку Бориса Гребенщикова «Светит луна…» эта песня будет называться «За призрачным столом». Она может стать еще одним гимном театра. У нас уже есть гимн «Васильевский остров», который звучит в «Окнах, улицах, подворотнях», он там проходит, как главная тема спектакля, его лейтмотив. Я уверен, что именно через песню можно выразить собственно драматический конфликт спектакля.

— При постановке спектаклей помогает ваш театроведческий опыт?

— Конечно, помогает. Мне приходится много писать о театре. И потом, я ведь сам пишу инсценировки, и здесь мой журналистский, критический опыт незаменим. Иногда случается такое, что актеры начинают спорить на репетициях, не соглашаться с моими трактовками. Они пытаются сделать что-то другое, не то, что мне представляется необходимым. В таких случаях я говорю им, что они актеры, а я театровед и лучше разбираюсь в литературных делах.

— За время существования «Субботы» что Вы считаете своей самой большой удачей?

— Самая большая удача и вообще самое лучшее, что с «Субботой» происходило,  это нынешний момент, нынешний период. Думаю, что сейчас наш театр встает на новую ступень, переживает период подъема. У нас очень сильная труппа, умный, интересный зритель  для театра это самое главное. Публика хорошо нас принимает, она чувствует и понимает наши идеи. Это большой подарок для театра, когда своего зрителя становится все больше и больше.