Театр Суббота

В субботу, 19 августа, артисты театра «Суббота» впервые выступят на открытой сцене фестиваля «Театральный Петербург на Книжных аллеях», организованного ведущим билетным оператором Петербурга Bileter (ДТЗК). Накануне выступления директор театра «Суббота» Андрей Лобанов ответил на вопросы «Петербургского дневника».

В субботу, 19 августа, артисты театра «Суббота» впервые выступят на открытой сцене фестиваля «Театральный Петербург на Книжных аллеях», организованного ведущим билетным оператором Петербурга Bileter(ДТЗК). Накануне выступления директор театра «Суббота» Андрей Лобанов ответил на вопросы «Петербургского дневника».

Какую программу вы представите на фестивале «Театральный Петербург на Книжных аллеях»?

19 августа мы впервые будем участвовать в этом очень важном для города и театров культурном проекте Bileter(ДТЗК) на Малой Конюшенной улице. Наша программа, посвящена 80-летию Александра Вампилова, юбилей которого будет отмечаться в этот день по всей России. Это будет театрализованный концерт, в котором наши ведущие артисты в образах вампиловских героев из пьесы «Прощание в июне» расскажут о простых темах, волновавших замечательного драматурга: о проблеме выбора, любви, молодости, искренности. Во многом эти темы совпадают с тем, что волнует сегодня наш театр.

Насколько комфортно ваши артисты ощущают себя на открытой сцене, на улице?

«Суббота» — это театр, пришедший с улицы. Не случайно один из наших самых давних и самых любимых спектаклей называется «Окна. Улицы. Подворотни». Поэтому на улице мы работаем с удовольствием, хотя и не так часто.

Вы принимаете участие в проекте «Театральный Петербург на Книжных аллеях» впервые. Что он вам дает?

Возможность рассказать о себе, встретиться со зрителем лицом к лицу, но главное, этот проект пропагандирует театральное искусство нашего города в целом. Театрам необходимо сегодня выступать единым фронтом, поскольку гуманистические ценности, возможность прямого разговора человека с человеком на самые сложные темы практически полностью вытеснена массовой культурой телевидения, кино и интернета. Поэтому привлечение внимания к такому виду искусства, как театр, который занимается воспитанием личности, формированием духовного мира человека, очень важно. Хочется выразить благодарность Bileter (Дирекции театрально-зрелищных касс) и лично генеральному директору компании Сергею Викторовичу Назарову за то, что такой проект стал возможен в Петербурге, и за приглашение принять в нем участие.

Что готовит нам новый театральный сезон? Какие премьеры ждут зрителей?

Среди радостных событий ближайшего месяца есть и грустное для нас и, наверное, для определенной части нашей публики событие – 25 августа мы в последний раз сыграем на нашей сцене легендарный спектакль «Субботы» «Ночь нежна» по роману Фицджеральда. Когда-то в 1990-е, в этом спектакле играл главную роль известный сегодня петербургский артист Михаил Разумовский, тогда он был молодым и начинающим. Постановка претерпела несколько редакций, сейчас на сцене версия 2008 года. Все эти годы спектакль пользовался неизменным успехом у публики, но так складывается театральная судьба, что пришло время проститься ним.

А если говорить о будущем, то уже осенью в театре должны состояться премьеры двух новых работ, сейчас ведутся репетиции. В ноябре, мы надеемся, выйдет большая премьера, в которой занята почти вся труппа театра. Я говорю о комедии Шекспира «Много шума из ничего». Ее ставит молодой, но уже известный петербургской публике режиссер Галина Жданова. Галя очень творческий человек, ученица Фильштинского, поэтому в спектакле обязательно будут эксперименты, новации и поиски нового театра. Это точно не будет традиционное прочтение, а скорее Шекспир сегодняшних молодых. «Суббота» изначально создавался как экспериментальный игровой театр, поэтому мы любим все новое и настоящее. А то, что делает Галина Жданова в театре, нам кажется интересным и подлинным.

Октябрьской премьерой должен стать спектакль «Офелия боится воды» Тупикиной. Это двойная премьера: премьера спектакля и премьера пьесы молодого, но уже довольно известного российского драматурга. Работу над спектаклем ведет режиссер Андрей Сидельников, поставивший в театре комедию Вампилова. В формате классического русского психологического театра попытаемся поговорить о проблемах современных взаимоотношений внутри семьи. Тема острая и очень важная на наш взгляд. В спектакле заняты ведущие артисты «Субботы»: Андрей Гульнев, Владимир Шабельников, Анастасия Резункова, Владислав Демьяненко, Оксана Сырцова и Дарья Шиханова.

А в дальних планах новая встреча с режиссером Татьяной Ворониной. Она сделала в «Субботе» два совершенно замечательных спектакля, на которые всегда очень трудно достать билеты: «Пять историй про любовь» Е. Исаевой и «Спасти камер-юнкера Пушкина» М. Хейфеца – спектакль, получивший в прошлом году «Золотой софит» и вошедший в лонг-лист «Золотой маски». Татьяна Воронина будет репетировать знаменитую пьесу Александра Гельмана «Скамейка».

Приближается 1 сентября. Есть что предложить маленькому зрителю?

У нас громадный репертуар для детской аудитории от 6 до 16 лет. И детские спектакли пользуются огромным успехом. Часто на них даже сложнее достать билеты. У нас в репертуаре «Денискины рассказы» Драгунского, «Мама, папа, сестренка и я» по Михаилу Зощенко. Кстати, «Суббота» — один из немногих театров, где идет Зощенко. Спектакль «Герои и боги» по древнегреческим мифам. Есть и совсем современные названия «Недопесок Наполеон III», «Удивительное путешествие кролика Эдварда». Все эти спектакли имеют награды фестиваля «Театры Санкт-Петербурга – детям», который проводит Комитет по культуре Санкт-Петербурга и петербургское отделение Союза театральных деятелей. Автор всех наших спектаклей для семейного просмотра – замечательный артист и режиссер театра Владимир Абрамов. Он ученик Корогодского и пришел в «Субботу» очень давно после работы в рижском ТЮЗе у Адольфа Шапиро. Так что про детей и театр он знает абсолютно все и, видимо, у него есть какой-то потайной ключ к детскому репертуару, хотя он ставит не только детские спектакли.

С какими трудностями сталкивается такой небольшой театр как ваш? И какие преимущества он имеет перед большими театрами?

Главная проблема театра – это теснота помещений и финансирование, хотя Комитет по культуре всегда идет навстречу и по мере возможностей поддерживает «Субботу». Но в сложных условиях мы продолжаем работу и надеемся, что будет выделено финансирование на поэтапную реконструкцию помещений, принадлежащих театру, чтобы организовать современную репетиционную точку, открыть экспериментальную сцену и продолжать играть спектакли на нашей основной сцене в более комфортных, как для зрителей, так и для артистов условиях.

Камерный театр, каким является «Суббота» в сравнении с большими театрами имеет одно большое преимущество – нас очень мало. Мы все знаем друг друга, и каждый сотрудник понимает кто, чем занимается. От этого рождается ощущение целого, единого коллектива, где каждый готов прийти на помощь коллегам. Эта энергия передается и зрителям, которые приходят в «Субботу» не только потому, что им нравятся наши спектакли, но и за неформальной атмосферой, за общением без рампы, за живым, добрым и искренним театром. Так что милости просим!

Финальным спектаклем орловского фестиваля “LUDI” стало “Кабаре 33” американского актера и джазового певца Бремнера Дьюти, живущего в переездах между Новым Орлеаном, Монреалем и Парижем. Он прославился как исполнитель зонгов Курта Вайля. В основе спектакля – реальная судьба знаменитого берлинского кабаре “Эльдорадо” 1920-30-х годов, где выступала Марлен Дитрих, закрытого нацистами.

Конферансье – Бремнер Дьюти приходит в “Эльдорадо” и с изумлением и страхом видит следы недавнего погрома: разбросанные костюмы и парики, поломанный реквизит, перевернутую мебель. Коллеги-артисты исчезли, их арестовали. Герой готов к бегству, но… в кабаре приходит публика, ее нельзя разочаровывать. Монолог “Они создадут министерство развлечений, где будет все, кроме развлечений” трансформируется в One Man Show, артист, меняя наряды, парики и маски, играет и поет за всех: мужчин, женщин, трансвеститов, клоунов. Грустные, а порой хлесткие, реплики и монологи между зонгами звучат удивительно злободневно.

В этом сумрачном и пряном “Кабаре” видна уверенная режиссерская рука (Дэйв Доусон), но спектакль прежде всего демонстрирует высокий класс лицедейства. Именно уровнем актерского мастерства отличался седьмой международный фестиваль “LUDI”, он проходит ежегодно, главный организатор и хозяин – орловский театр “Свободное пространство”, его худрук Александр Михайлов еще и директор фестиваля.

Грандиозная киргизская актриса Кулайым Каныметова в моноспектакле “Эсимде” (“Я помню”) по повести Чингиза Айтматова “Мате-ринское поле” (режиссер Бекпулат Парманов) за сорок минут сценического времени сыграла целую жизнь. Это движение не столько от юности к старости, сколько от счастья и гармонии к трагическому приятию жизни, отнявшей мужа и всех сыновей, но не убившей способности дарить добро тем, кто в нем нуждается. Спектакль шел без перевода, но, кажется, в нем не было необходимости: поразительные перемены лица (всполохи радости делали его прекрасным и молодым, горе мгновенно старило), скупые и предельно выразительные жесты: все средства актерской игры создавали историю, понятную любому.

В моноспектакле “Это я – Эдит Пиаф” Камерного драматического театра из Вологды (пьеса Нины Мазур, режиссер Яков Рубин) главное о жизни и искусстве великой француженки Ирина Джапакова (актриса редкого драматического дара и прекрасного голоса) сыграла не столько в драматических монологах, сколько в песнях. Хотя и в монологах было немало мастерства и искреннего чувства. Молодой болгарский актер Васил Дуев в моноспектакле “Все на столе” по исповедальной прозе Чарльза Буковски (режиссер Ана Батева) попробовал представить историю художника, черпающего творческую энергию из саморазрушения, особых отношений со смертью и вечного (заочного) поединка с отцом. Жаль, что силы явно одаренного актера большей частью ушли на крик и пафосную декламацию. Моноспектакль “Кайдара” из Италии – театральная попытка понять другого, иного, прежде всего – через культуру. Представил его миланский театр “Acordanto”. Режиссер “Кайдары” Руфин До Зейенуин – выходец из Африки, актриса Виола Венто – итальянка. Литературная основа – один из сакральных текстов кочующих пастухов Сенегала и Мали, посвященный обряду инициации и записанный малийским поэтом, писателем, антропологом и историком Амаду Хампате Ба. Текст связан с устной традицией, недаром записавший его говорит так: “Когда в Африке умирает старик, это как если бы сгорела библиотека”.

Открылся фестиваль моноспектаклем “Подлинная история фрекен Хильдур Бок”. Драматург Олег Михайлов создал постмодернистскую вариацию, посвященную тем жизненным перипетиям героини историй о Малыше и Карлсоне, про которые “забыла” написать Астрид Линдгрен. И пусть текст кажется несколько искусственным, а режиссура спектакля (его представило нижегородское творческое объединение “GRANART”, постановка Александра Ряписова) довольно однообразной, актерская работа Натальи Кузнецовой искупает все. В какой-то момент сочиненный общими усилиями персонаж (видно, как подбирали грим, парик, возрастной костюм молодой актрисе, разрабатывали старческие пластику и интонации) становится человеком без искусственной “оболочки”, чьи правда чувств и горький опыт потерь завладевают тобой без всяческих театральных ухищрений.

Надо сказать, что драматургия Олега Михайлова стала отдельным сюжетом нынешнего фестиваля “LUDI”. Хозяева – театр “Свободное пространство” – показали спектакль по его пьесе “Клятвенные девы” (режиссер Владимир Ветрогонов). В этой истории об экзотических албанских реалиях вполне внятно влияние “Дома Бернарды Альбы” Лорки. И есть шесть хорошо написанных женских ролей (правда, одной из женщин весь спектакль приходится изображать мужчину). Ансамбль актрис “Свободного пространства” выглядел гармоничным и сильным, никто не рвался в бенефициантки, но интересна была каждая.

Событием стала и читка пьесы Олега Михайлова “Телеграмма”, ее также осуществили актеры “Свободного пространства” в режиссуре Ларисы Леменковой. Мать девочки, главной героини, служила актрисой латышского театра “Скатуве” (“Сцена”), работавшего в Москве с 1919-го по 1937-й годы. Последний спектакль сыграли 8 ноября 1937-го, на сцену вышли только женщины, актеры-мужчины к тому времени были арестованы и расстреляны. Вскоре арестовали и актрис. Сюжет пьесы – рассказ о воображаемой попытке бегства из Москвы в Сибирь, в тайгу, к командированному/сосланному отцу. Здесь много перекличек (и литературной игры) с гайдаровскими “Чуком и Геком”, и, как это не впервые случается в театре последних лет, в прозе Гайдара вдруг начинают звучать трагические интонации. А пьеса Михайлова еще и о том, как человек в самые людоедские времена пытается сохранить достоинство. Давно я не слышал такого заинтересованного зрительского обсуждения, как то, что случилось после этой читки.

Поговорим и о других показах седьмого фестиваля “LUDI”. “Карамазовы” сербского театра “Slavija” из Белграда (режиссер Владимир Лазич) собрали, кажется, все штампы театральных прочтений Достоевского: огромный крест, занимающий всю сцену, черно-белая гамма, крик, истерики, любовь, равная насилию, видео с мистическим колоритом. Многое искупила актерская работа Бранко Джурича в роли Федора Карамазова: витальность, обаяние даже в цинизме, крупная человеческая индивидуальность (на детях этого Карамазова-отца природа отдохнула). Пермский театр “У моста” сыграл “Череп из Коннемары” (режиссер Сергей Федотов), с которого двенадцать лет назад начинался русский МакДонах, теперь это, пожалуй, лишь тень легенды. Московский театральный центр “Вишневый сад” привез спектакль по арбузовской пьесе “Мой бедный Марат” (режиссер Вера Анненкова), имена трех его молодых исполнителей – Алина Мазненкова, Максим Дементьев и особенно Михаил Маликов (Марат) – имеет смысл запомнить. В “Марафоне” из Тель-Авива (Союз деятелей искусств Израиля, режиссер Аарон Исраэль) актеры больше часа бегали по кругу, доводя зрителя до головокружения и демонстрируя блестящую спортивную форму. В постановке “И плывет корабль” по прозе и эссеистике Ивана Бунина (режиссер Валерий Симоненко) еще одного орловского театра “Русский стиль” очень хорош был актер Евгений Безрукавый: и рассказчик, и в некотором роде сам Иван Бунин с его великим и уязвленным талантом (другие персонажи этого спектакля больше напоминали героев Зощенко).

И еще о двух работах, в чем-то полярных, но оставивших сильное впечатление. Поэтическое кабаре “Вдребезги” театра “Малый” из Великого Новгорода (режиссер Надежда Алексеева), посвященное поэзии и поэтам Серебряного века, пленило прежде всего совершенством формы: свет, звук (не столько музыка, сколько звучащее слово, звукопись), супрематические детали сценографии (художник Игорь Семенов), грим, костюмы, пластика. Никто из актеров не изображал Ахматову, Гумилева, Тэффи, Мандельштама, Цветаеву или Блока, они создавали атмосферу, воздух того трагического кабаре вековой давности, были пластичны, элегантны, умны. И сколько прекрасных, но почти забытых, а потому удивительно свежих стихов звучало в этом коротком спектакле!

Петербургский театр “Суббота” привез на фестиваль “Пять историй про любовь” по пьесе Елены Исаевой “Про мою маму и про меня” (режиссер Татьяна Воронина) – спектакль простой, душевный, трогательный, с хорошим актерским ансамблем, где надо особо отметить Татьяну Кондратьеву, прекрасно сыгравшую сразу несколько острохарактерных ролей. С живой музыкой маленького оркестрика, с песнями Джо Дассена и жестокими романсами. Орловская публика влюбилась в этот спектакль, а председатель фестивального жюри, режиссер Геннадий Тростянецкий не уставал приводить его в качестве образца того “театра для людей”, который нужен современной сцене.

Думаю, зрителю нужен разный театр. Каковым он, к счастью, и был на VII международном фестивале камерных и моноспектаклей “LUDI” в Орле. Еще несколько строк об его итогах. Специальные дипломы жюри: “за лучший актерский ансамбль” – спектакль “Клятвенные девы”; “за талантливое актерское прочтение прозы Ивана Бунина” – Евгений Безрукавый. Лучшая женская роль – Кулайым Каныметова. Лучшая мужская роль – Бранко Джурич. Лучшая режиссура – Надежда Алексеева. Лучший моноспектакль – “Кабаре 33”. Гран-при – “Пять историй про любовь”.

14 июня в Орле завершился седьмой международный фестиваль камерных и моноспектаклей «Ludi». На этот раз в конкурсной программе было 15 спектаклей от театральных коллективов нашей страны и не только. Среди международных гостей представители шести стран: Киргизия, Сербия, Болгария, Италия, США, Израиль.

Конкурсные спектакли шли на четырех площадках: в театрах «Свободное пространство», «Русский стиль», театре имени Тургенева, а также в концертном зале института культуры.

В течение недели орловские театралы и гости города вместе с жюри фестиваля наслаждались спектаклями в самых разных жанрах.

Гран-при фестиваля получил спектакль «Пять историй про любовь», Государственного театра «Суббота» города Санкт-Петербург.

Вечером 8 июня на большой сцене «Свободного пространства» питерский театр «Суббота» (ведёт свою историю с 1969 года) представил «Пять историй про любовь» по пьесе Елены Исаевой «Про мою маму и про меня» в режиссуре Татьяны Ворониной (г. Москва).

Татьяна Воронина, приехавшая в Орёл, нам рассказала о том, как рождалась её постановка: «В театре «Суббота» я приглашенный режиссёр. Спектакль поставлен три года назад. Я его давно не видела.  Это мой первый опыт сотрудничества с театром «Суббота». Но есть у меня там ещё одна постановка – «Спасти камер-юнкера Пушкина». Пьеса Исаевой мне понравилась тем, что в ней можно много сочинять на сцене, использовать игровой театр – это эстетика театра «Субботы». Он игровой и музыкальный, со своей очень честной театральной религией.  Пьеса эта очень «субботинская».  Мы весь спектакль сочиняли вместе с актёрами. Никакой режиссёрской директивы не было. Зритель уже четвёртый год ходит на этот спектакль и не устаёт. Потому что там – всё про людей и всё просто. Спектакль я в какой-то степени посвятила своим родителям, молодости, детству. Поэтому я не стала придавать пьесе современного решения. Для меня «Пять историй про любовь» – это ретро во всех смыслах.  Сейчас у меня уже другой театральный язык. Так что для меня это уже «вчера». Можно было бы поставить по-другому. В жизни всё не так сентиментально».

… Детство – это такое состояние, когда ты как будто на чемоданах. Всё вроде бы хорошо в сегодня и теперь, но сердце щемит от ощущения предстоящего путешествия по жизни. Всё время хочется вскочить и мчаться на станцию, чтобы успеть на поезд. А куда спешить? Ну как же, все стремимся повзрослеть. Тем более что «большие» всё время подстёгивают, гонят на «вокзал»: «А вот когда ты будешь взрослым…», «Подрастёшь – поймёшь!». А какого направления поезд выбрать – тут уже загадка. И, чтобы набраться опыта, мы начинаем скупать билеты… На иной раз совсем не подходящие нам поезда…

Самая интимная история из тех, что один человек может поведать другому, – это история детства,  детских переживаний, мыслей, чувств, первого восприятия окружающего мира.

Сюжетную канву нам помогает разворачивать с высоты прожитых лет – с высокого стула, словно немного отстраняясь от пережитого – главная героиня, Лена повзрослевшая (Анна Васильева). И её воспоминания настолько точны и полны, что они снова превращаются в настоящее, которое маленькая Лена (Кристина Якунина) доверяет не только лучшей подруге – Маме (Марина Конюшко), но и всему зрительному залу. И на наших глазах раскрывает становление маленького человека – в его желании стать знаменитостью, в её опыте общения с мамой, друзьями,  в поисках себя на творческом поприще, в первой несчастной любви… В общем, перед нами – становление Личности. Советского периода истории. И герои действуют именно в этой условной временной реальности.

В линию жизни Лены вклиниваются другие женские историю (про войну, предательство и прощение, про страхи встречи с прошлым и надежду на то, что всё ещё впереди). Эти пять историй – и рассуждение, и повествование, и услышанный рассказ… Сама форма – школьного сочинения – это такая интересная придумка автора пьесы изложить биографию героини через рассказы начинающего писателя на занятиях в литкружке. И всё, что происходит с персонажами, так похоже на нас самих.

В «Пяти историях…», пожалуй, впервые на орловском фестивале музыка становится отдельным персонажем. Это не просто фон для происходящего, не способ задать с помощью Оркестрика (Виктор Кренделев, Сергей Линьков, Элина Тимковская) ностальгическую тональность исполнением музыки и песен из 60-х и 70-х. Это эпоха в её трансформации, это мир, смотрящий в глаза Лене и её попутчикам по жизни.  

В спектакле задействованы всего семь артистов. Но действующих лиц в постановке больше. Как будто перед нами вереница лиц – из людей, которых на вокзалах обычно много. Перевоплощения в нескольких характерных персонажей актёрам удаётся добиться с помощью, как показалось, прекрасного владения театральными приёмами. Очень понравились эпизоды, когда Мама Лены, точно вслед за Солохой, измудряется спасти пьяного коллегу от дамы из Минкультуры; когда Лена передумывает-передаривает любимую куклу подруге; когда Баба Рая (Анастасия Резункова) уходит с минного поля на фронте, а потом переживает неудавшуюся влюблённость; когда Учительница (Татьяна Кондратьева) раздаёт задания участникам литературного кружка…

Клоунские носы, воздушные шарики, клубки вязальных ниток, чемоданы, бескозырки, проигрыватель с пластинкой, телефоны – вот и все детали, которые в распоряжении артистов. Совершенно точно этот спектакль достоин того, чтобы быть отмеченным за прекрасный актёрский ансамбль. Как взаимодействуют артисты, как они вливаются в интонации друг друга! Такая игра заслуживает уважения и громких аплодисментов.

Постановка исполнена лиризма – знаете, такого тонкого, что с трудом поддаётся описанию. В ней много душевного тепла, нежности, очень искреннего и сильного юмора и жизнеутверждающего начала. Несмотря на жизненные неурядицы, неудачи в любви героини открыты миру, ищут гармонию, танцуют и не перестают любить. Было ощущение, что мы провели вечер в компании близких друзей разных поколений, с которыми одинаково легко и пошутить, и погрустить, и поговорить, и помолчать. И захотелось приблизиться к ним ещё больше, внести не только лепту молчаливого согласия с происходящим, захотелось действовать – поднять весь зал, чтобы дотянуться рукой до звонка на двери того, кто был другом детства Мамы, чтобы в чьей-то судьбе поскорее наступили ясные дни…

Из аннотации к спектаклю: «”В любви надо признаваться!” – говорит Лене её Мама. Это главный урок, который мы должны успеть усвоить вместе с героями спектакля…». После двухчасового погружения в воронинско-исаевские «Пять историй…» захотелось признаться в любви к тем, кто работал для нас на сцене.

В Театре «Суббота» сыграли «Свадьбу с генералом» по Чехову.

Чеховскую комедию поставил актер и режиссер Владимир Абрамов. Новый спектакль – своеобразный поклон основателю «Субботы» — Юрию Смирнову-Несвицкому, в этом году отметившему свое 85-летие. Мастер ставил это произведение в далекие 1990-е. Зачем же сегодня возвращаться к старому водевилю? Зрителя немножко обманули. Как будто пообещали, что будет весело. Это же водевиль, с музыкой и романсами под гитару, к тому же, сам Чехов велел смеяться над его незлобивой сатирой. Но мы увидели печальную историю о растоптанных в нетрезвой пляске мечтах.

Когда входишь в зал, сразу ощущаешь тот мещанский уют, который бывает на российском юге, где-нибудь в Одессе. Сложно сказать, в чем его особенность, просто повеяло теплом очень щедрого солнца и выставленного напоказ семейного очага – вот, дескать, какие мы дружные. И цветы на окнах, и мебель добротная, иконка в углу, стол накрыт, и рюмки расставлены – любо дорого посмотреть. И все дружно поют про звенящий колокольчик, который обещает любовь, с надрывом поют и от всего сердца. На сцене воссоздана чеховская атмосфера, но с примесью национального колорита. Художник спектакля М. Смирнова-Несвицкая придумала пространство, в котором все довольно изящно, но вместе с тем и пошловато. Костюмы М. Воробейчика богатые, яркие, кричащие – из атласа с золоченой вышивкой, складки на юбках, оборки, ненужное боа из перьев, веер… Люди в них скрыты, как в панцирях. По ходу действия артисты снимают с себя лишние детали: юбки укорачиваются, плечи оголяются, платья обретают вполне модный фасон, действие будто стучится в современность. Свадьба продолжается. Ах, как хороша невеста! Казалось бы, такое сокровище и без всякого условия надо замуж брать, но ведь нет – жених требует присутствия генерала.

Постоянные зрители Театра «Суббота» знают, что все постановки здесь пронизаны музыкой. В премьерной «Свадьбе» звучит музыка Евгения Умарова из старого спектакля, но вот ведь странное дело: мелодии из прошлого не вызывают ностальгию, напротив, в них как будто звучат аккорды нашего времени.

В молодых артистах Театра «Суббота» столько трогательного, настоящего, они та искренне влюблены друг в друга… На фоне этой душевной красоты еще вульгарнее кажется устроенная свадьба. Этот спектакль – вроде кинокомедии «Горько!», адаптированной для петербургской театральной богемы. На сцене произошло столкновение праведной чистоты и банальной праздности. Такое бывает только в семейном кругу и, пожалуй, в церкви. Любовь, так же как и вера, бывает тихая, безропотная, а бывает напоказ, сопровождаемая пустыми ритуалами.

В центре замысла – появление человека с мечтой. Того, кого тянет в открытое море из золотой клетки мещанского общества. Он как одинокий парус, который использовали вместо занавески. Через этого героя – мнимого Генерала (его играет В. Шагин) – в суету застолья проник луч солнца. И возможно, зажег в душах этих людей свет простой истины. Не в деньгах счастье, и не в статусе.

«Свадьба с генералом». Комедия по произведениям А. П. Чехова.
Санкт-Петербургский государственный театр «Суббота».
Режиссер Владимир Абрамов, художник Мария Смирнова-Несвицкая.

Рядом с «эпическими» полотнами иных театров и режиссеров «Свадьба с генералом» — фьюить: мимолетная зарисовка. Без нескольких минут два часа. Но эта зарисовка вместила в себя чуть ли не все человеческие типы, описанные Антоном Павловичем. Этакая антология чеховских героев, среди которых умные и глупые, бездумные и философствующие, безоглядные и трусоватые, восторженные и приземленные. Телеграфисты, кондитеры, коллежские регистраторы, таперы, юные невесты и их родители, кухарки и акушерки. Они смеются, любят, бренчат на гитарах, выпивают, изливают души, существуют в по-чеховски обустроенном мире. В этом мире, созданном художником Марией Смирновой-Несвицкой, под волшебную музыку Евгения Умарова реют парусами несбывшихся надежд холщовые занавески с мережковыми подзорами, на изящных этажерках и интерьерных столиках обязательно найдется утешительный шкалик с наливочкой, а стол, покрытый белоснежной скатертью, ждет своего часа, как и ружье, висящее над кабинетным диваном.

В этой декорации раздумчивый неудачник Иван Алексеевич Жигалов тянется за Верочкой, которую и рад бы полюбить романтической, мечтательной частью своей натуры, да только никак на эту любовь не решится. Оттого он, метивший когда-то в композиторы, и попал в таперы: страх ответственности за собственный выбор, за любой поступок, что придется предпринять, пугает его. Как пугает результат заглядывания за каждую занавесочку: и здесь не Верочка, и там, и тут… А вот поговорить — это пожалуйста. Но в устах актера Ивана Байкалова даже заботливое, обращенное к девушке-мечте «а есть ли у вас паспорт?», звучит как опасливое «а сколько вам, Вера Гавриловна, лет?». А уж когда Верочка — Олеся Линькова — вдруг сама признается ему в любви, на лице героя отразится лишь ужас: он скорее надкусит Верочкину шляпку, чем поцелует ее саму. Как бы чего не вышло… И не выйдет: даже ружье здесь в ответственный момент выстрелит елочной мишурой, сводя на нет трагизм складывающейся из мелочей жизни ситуации.

Прочие герои, среди которых нет главных, не лучше. От телеграфиста до свадебного генерала, который генералом вовсе и не является, все делают в этой жизни совсем не то, что хотели, все предали движения своей души, все неспособны на любые активные действия.

Независимо от масштаба роли актеры тщательно вырисовывают своих персонажей, которые бестолково мечутся по этой жизни. Они лишь наблюдатели действительности, любители чужих свадеб, как любит их боязливо-осторожный страховой агент Нюнин в исполнении Владимира Шабельникова. Его герой закрепощен и пластически: по сторонам смотрит с опаской, через зажим в плечевом поясе.

Молоденький телеграфист Ять Владислава Демьяненко, хоть и вожделеет показательно жаждущих любви акушерку Змеюкину (карикатурно смешная Снежана Соколова) и Брындину Екатерины Рудаковой, обнимать предпочитает находящуюся поблизости колонну, даже не пытаясь подступиться к объектам страсти.

Сама же невеста, наивная дурочка Дашенька (Варвара Смирнова-Несвицкая) просто ждет свадьбы, как дети ждут Рождества, принимает замужество как обязательную, неизбежную часть взрослой жизни, и никаких чувств, кроме страха ошибиться в чем-либо, страха «не соответствовать», не испытывает…

Перспективы такой жизни «с краю самого себя», жизни — соответствия правилам «непорядочного общества» — в том самом приглашенном ради «фасаду» на Дашенькину свадьбу генерале. Подвыпив, фальшивый генерал Владимира Шагина вдруг вспомнит, как в юности замирала его душа при развороте корабля (на деле он — капитан 2-го ранга). И, нарушая общую благопристойную «картину мира», в досаде на свою неверно, в угоду мнениям других прожитую жизнь сдернет одну за другой холщово-кружевные занавески, заменившие паруса мечты. Тут-то, казалось, и наступит самое время героям понять, что к чему. Ан нет. Под крики «Здоровья молодым!» чеховские человеки продолжать бег по замкнутому кругу…

Разнобой лиц и характеров поддержан костюмами Михаила Воробейчика, выдержанными в общем стиле, но и выделяющими каждого героя с помощью цвета и характерных деталей. Тут и пышные бордовые, оранжевые тюрбаны и оборки Змеюкиной и Брындиной, и нелепо блескучий бант «не по возрасту» на шее Ивана Алексеевича, и жуткие черные перья на «вороне» Настасье Тимофеевне, и коричневые «чешуйчатый» сюртук и рубашка с глухим воротником, превращающие Нюнина в подобие броненосца, и светлые, предельно простые («а ля грис») платья-тоги Верочки…

В спектакле много и хорошо поют, звучит живая гитарная музыка. Однако в бочку субботовского меда все же хочется подлить ложку дегтя. По счастью, я оказалась незнакома с одноименным спектаклем «Субботы» 1993 года «издания». Но не дает автору покоя сам факт того, что режиссерская идея и литературная основа ныне возобновленной и значительно обновленной (местами, по свидетельству очевидцев, до неузнаваемости) постановки принадлежит отцу-основателю театра Юрию Александровичу Смирнову-Несвицкому. Ему-то, отметившему недавно 85-летие, как сообщил зрителям перед премьерой режиссер Владимир Абрамов, и посвящается в качестве подарка к юбилею сегодняшний спектакль «Свадьба с генералом».

Да, всего, что Ю. А. придумал и сделал в «Субботе», которая скоро отметит полвека своего существования, не перечислить и не переоценить. Но, думается, злоупотреблять «переизданием» некогда новаторских и нетленных до сих пор идей руководителя «Субботе» не пристало.

Санкт-Петербургский театр «Суббота»

По мотивам сказки Кейт ДиКамилло «Удивительное путешествие кролика Эдварда»

Сценарий и постановка – Владимир Абрамов

Художник-постановщик – Евдокия Смирнова-Несвицкая

Кролик Эдвард, придуманный американской писательницей Кейт Ди Камилло, уверенно шагает по сценическим площадкам. Оно и не удивительно – в сказке можно узнать разбойничье озорство Астрид Линдгрен, пугающую мистику Эрнста Теодора Амадея Гофмана, философскую грусть Кеннета Грэма и много других любимых настроений и мотивов. И в то же время «Удивительное путешествие кролика Эдварда» произведение свежее, современное в картинах жестокого взрослого мира, который открывается ребенку за пределами уютной и благополучной семьи. И этот художественный мир не менее удивительным, чем путешествие, образом лег на стилистику театра «Суббота». Режиссер Владимир Абрамов сохранил идею оригинала, но вписал ее в трогательно-эксцентричную, гротескную и доверительную «субботовскую» атмосферу. При этом провинциальный городок одноэтажной Америки из сказки превратился в британский, с непременным чопорным «файв-о-клоком» под фолк-вариации Риччи Блэкмора. Сложно сказать, что для сегодняшнего маленького зрителя более узнаваемо (к тому же строгие, почти деловые силуэты в костюмах Евдокии Смирновой-Несвицкой вполне могли бы изображать Новый Свет), но такое решение тянет за собой вереницу убедительных ассоциаций. Это уже и упоминавшийся Грэм, и Милн (ведь заглавный герой – детская игрушка), и даже Диккенс с его верой в воздаяние за добро и зло. Мир британской культуры крепок и волшебством, и семейными сагами (по сюжету кролик Эдвард попадает в семьи разного социального уровня и с разными проблемами), и своим бунтом против изживших себя общественных устоев. В спектакле звучат не только удобные для детского слуха аранжировки Beatles, но и Pink Floyd, Led Zeppelin… И это отдельная благодарность авторам постановки за тонкий и ненавязчивый вкус, разумное следование канону и нелинейности интерпретации иллюстративного ряда. Сценографическое пространство тоже по-субботовски лаконично и практично. Разной конфигурации передвижные стремянки организуют мизансцены во всех трех направлениях, позволяя представить себе и дом респектабельного семейства, и хижину рыбаков, и пароход, и поезд… А за ними звездное небо, передающее не только волшебную красоту, но и задающее кантовскую парадигму, в которой оказался заглавный герой. Ожидаемо, что в спектакле он решен в двух ипостасях. Большая кукла служит прямой иллюстрацией – покрытый дерзко торчащим мехом кролик в джентльменском костюмчике. Так легко поверить капризам избалованного сноба Эдварда, который отказывается понимать любовь. А вот вторая, «живая», часть героя представлена ребенком в огромных штанах на лямках и шляпке с кроличьими ушками. Казалось бы, самый простой «тюзовский» ход, да еще со взрослой актрисой-травести. Но Ольга Николаева не оставляет сомнений именно в таком решении. Усыпляя поначалу привычными интонациями сюсюкающего игрушечного персонажа, она проводит зрителей через жесткое, трагическое взросление ребенка, утратившего иллюзии, но обретшего сложное, философское принятие глубинных человеческих понятий о жизни. Эдвард, несмотря на высокомерие, оказывается беззащитным перед созерцанием горя, трогательным и сентиментальным. На протяжении спектакля кажется, что огромные, смело распахнутые глаза актрисы выступают в качестве холста, на котором она отрисовывает сложные и захватывающие переживания. Волшебство в постановке Абрамова имеет сюрреалистическую природу, которое является проекцией того иррационального и романтичного, что есть в человеке. Вставная история о Принцессе сделана с фирменным юмором на грани эстрадной эксцентрики. Пелегрина в исполнении Марины Конюшко – наследница гофмановского Дроссельмейера. Схожесть не только в сюжете, продиктованном оригиналом (именно она дарит Эдварда внучке Абелин и насылает на куклу злоключения). Молодая, красивая актриса в черном вдовьем платье прикрыта сутулостью и зонтиком в качестве трости. Но при внешних повадках старушки, в ней заключена роковая сила, которую нельзя однозначно определить как добро или зло. Так же, как и для Ольги Николаевой, для Марины Конюшко несколько характерных черт – лишь возможность приблизиться к детям и завоевать их доверие, после чего начинается настоящая, взрослая драма. Сюжет сказки и спектакля построен как череда наблюдений и размышлений Эдварда о людях, к которым он попадает в качестве игрушки. В создании персонажей ДиКамилло наверняка вдохновлялась героями Элинор Портер и Фрэнсис Бёрнетт. Основная тема – это семейные отношения между родителями и детьми. Актеры театра играют по три-четыре роли, крепко и обаятельно, с теплотой представляя каждого героя. То, что одни персонажи похожи на других, можно читать не только как театральную условность, но и как прием. Потерявшийся в большом мире Эдвард во всех ищет родных ему людей. А потому умирающая добрая Сара-Рут выглядит точно так же, как хозяйка Абилин (Валентина Лебедева); Мама (Анна Васильева) и Папа (Григорий Сергеенко) похожи на Нелли и Лоренса, супружескую пару рыбаков, первыми подобравшими игрушку. И все эти встречи показывают мир людей, которые борются с несправедливостями – от мелких ссор и до смерти, от равнодушия до страсти разрушать и причинять боль. Темы непонимания людьми друг друга вообще близки всему репертуару театра, и поиски спасительного света и оптимизма хорошо ощущаются и в этом спектакле. Сам пройдя через смерть – сломавшись – и возрождение, Эдвард становится символом любви, которая обязательно должна быть как минимум двусторонней. Режиссер не постеснялся усилить в и без того сентиментальном финале лиризм от встречи героя со своей повзрослевшей хозяйкой. Но для авторов спектакля важна не мелодраматичность ситуации, а семейное единение, которое не изглаживает из памяти потери и грусть, но позволяет чувствовать жизнь острее. Субботовский «Кролик Эдвард» не просто нравоучительная остросюжетная сказка с примесью волшебства, а возможность честно пересмотреть свои жизненные приоритеты, не отрицая катастроф и несправедливостей. Спектакль успел стать лучшим на фестивале «Театры Санкт-Петербурга – детям» и взять еще две награды за актерские работы.

Казалось бы, что может быть более несопоставимое, чем животное семейства псовых и французский император? Проза Юрия Коваля и театральная сцена? А между тем герой одной из повестей замечательного писателя, песец («круглые уши, платиновый мех»), носит имя Наполеон Третий. Более того — спектакль по этому произведению идет в театре «Суббота». С большим успехом.

Невероятно сложно создать постановку с главным героем недопеском, у которого даже нет реплик. Для обычного театра эта задача невыполнима. Сценическое решение «Субботы» поражает изобретательностью и легкостью. Здесь нет накрученных спецэффектов и толпы массовки, а между тем история про неугомонных второклассников и бегущего на полюс песца увлекает настолько, что не хочется прерывать ее антрактом.

Постановка Владимира Абрамова так же лаконична, как и проза Юрия Коваля: здесь нет ничего лишнего, все предельно просто, но при кажущейся наивности и безыскусности пронизано легкой иронией. Настолько воздушной, что хочется по-пушкински задержать мгновение, чтобы насладиться эффектом.

Повесть «Недопёсок» вышла в свет в 1975 году, и в ней отчетливо видны приметы времени: кумачовый праздник, открывающий осенние каникулы; «хлебные кирпичи», которые особенно хозяйственные покупатели берут целым мешком; пыжиковая шапка как символ состоявшегося директора. Вряд ли современные школьники обращают внимание на такие детали, но зрители постарше наверняка отмечают моменты, вызывающие ностальгические воспоминания: школьную форму с черным фартуком, кружок звероводов, телефонограмму и лермонтовское стихотворение «На севере диком» в исполнении Алексея Консовского, принца из чудесной кошеверовской «Золушки».

Спектакль «Субботы» совсем молодой, после премьеры прошло совсем немного времени (премьера состоялась 26 марта 2016 г.), но узнаваемый почерк театра в постановке для семейного просмотра уже гарантирует ему долгую творческую судьбу. Ритмичная «игра на тарелочках» в начале, задающая тон всей одиссее Наполеона Третьего, ночная собачья песнь под «Лунную сонату», героическая игра дошкольника Серпокрылова, которую он начинает простым солдатом, а заканчивает генералом — все замечательные моменты повести Коваля перенесены на сцену не только с бережным сохранением авторского текста, но и любовью к героям, жителям северной деревни Ковылкино. И даже принесенное издалека напутствие о незатянутых гайках в спектакле передано так же изящно и романтично, как и в повести!

История сбежавшего со зверофермы «Мшага» Наполеона стремительна и импульсивна. Только все уладится и успокоится, глядь — песец снова в движении. И спектакль Владимира Абрамова похож на вечный двигатель: за мобильным недопеском устремляются все, даже зрители (особенно юные) едва удерживаются на месте. Во многом эта активность происходит благодаря задору и энергии молодых актеров, недавних выпускников Театральной академии. Безусловно, такое пополнение труппы — большая удача театра (который, надо отметить, всегда в тонусе и своей витальностью дает сто очков вперед многим маститым храмам искусств).

Тонкая ирония автора в альянсе с фантазией режиссера создают особый — так любимый и ценимый зрителями — дух, характерный только для «Субботы». И название для него подобрать трудно, так же как для особенного меха песца Наполеона Третьего. Но только те, кто побывал в этом театре хотя бы раз, уже безошибочно узнают его из тысячи. И они охотно объяснят, почему сюда хочется прийти снова и снова: именно здесь дети могут почувствовать себя взрослыми, сопереживая героям-ровесникам в их приключениях, а взрослые — снова детьми, окунаясь в историю на сцене, как в собственное детство. Несомненно, самое лучшее и счастливое.

Вот так побег одного любопытного недопеска может привести театр к удачной премьере и приобретению новых друзей.

Спасти камер-юнкера Пушкина взялись в петербургском театре «Суббота». Премьера спектакля с таким названием по одноименной пьесе Михаила Хейфеца прошла здесь в новогодние праздники. Став хорошим подарком театралам. Особенно на фоне затянувшегося дефицита талантливых постановок в городе на Неве.

Не считать же таковой «Игрока» в некогда любимом зрителями БДТ, заявленной как «вольная интерпретация на темы романа Достоевского». Настолько вольная, что имя Федора Михайловича смело можно вычеркивать из программки. На самом деле это обычное шоу, с нагромождением света, цвета, криков и т.п. Не спасает и Светлана Крючкова, не без азарта исполняющая главную роль.

Или вот ещё представление «с претензией», тоже премьера сезона — «Белый. Петербург» в Театре музыкальной комедии. Крика тут поменьше. Есть и некая драматургия, заложенная символистом «серебряного века» Андреем Белым, по прозаическому произведению которого как бы и поставлена данная мистерия. Но уж очень все перегружено даже с учетом требований жанра – действующими лицами и разборками между ними; громоздкими декорациями; танцами с песнями, переходящими в нескончаемые марши. И всё это только для того, чтобы до зрителя дошло, какое зло «все эти революции»?..

В истории с камер-юнкером Пушкиным маленькому театру из полуподвала на Звенигородской улице каким-то чудесным образом удалось всего этого избежать. Причиной ли тому ограниченность в средствах, привычка ли к постановочному аскетизму (и сцена, и зрительный зал – на 100 мест — у «Субботы» очень маленькие, в «шаговой доступности» друг от друга), но получилось единственное, что и должно было получиться из пьесы о нашем инфантильном современнике. А именно — философская притча.

Мальчишка со смешной фамилией Питунин, с раннего детства попадающий в разные обидные для него ситуации, винит во всех своих бедах «наше всё» — поэта Пушкина. Потому, что и в детсаду, и в школе, потом в техникуме, затем в армии ему постоянно пеняют незнанием стихов «солнца русской поэзии». Из-за этого ему ставят двойки в дневнике, любимая девушка отказывает в любви, командир части отправляет на гауптвахту.

И Питунин начинает Пушкина ненавидеть. Чтобы к возрасту зрелости, к своим 37-ми годам, не иметь другой цели, как только попытаться спасти Александра Сергеевича от рокового выстрела Дантеса на Чёрной речке Санкт-Петербурга. Он одержим этой фикс-идеей. Носится с ней, попутно открывая для себя Поэта, его трагическую судьбу. Наконец, придумывает, как спасти камер-юнкера: да просто встав между ним и заезжим французским щеголем там, на Черной речке в январе 1837-го…

И – становится. Вот только пуля, попавшая в него, вчерашнего неуча и пофигиста, не та, дантесовская, а из нашего времени, от бывших школьных друзей, положивших глаз на его большую квартиру в Петроградском районе близ Черной речки…

О последнем, впрочем, зрители могут только догадываться. Каждый – сам, в силу собственного воображения и понимания. В «Субботе» это, можно сказать, фирменный прием. Не разжевывать, не навязывать, не зомбировать спецэффектами. А просто помочь задуматься. Например, о том, что никому ещё не удавалось «переиграть» свою жизнь заново, исправив ошибки. Даже гению.

Михаил Хейфец, драматург, чья пьеса «Спасти камер-юнкера Пушкина» сейчас триумфально шествует по театрам и театральным фестивалям России, на несколько дней приехал в свой родной город. Родившийся и выросший в Ленинграде, эмигрировавший в Израиль в 1990-м, он посетил Петербург не только как город своей юности. Еще — и как сценическую площадку, в декорациях которой развертывается действие самой прославленной его пьесы. Незадолго до его приезда в Театре на Васильевском состоялась премьера спектакля «Спасти камер-юнкера Пушкина» в постановке Олега Сологубова. На нее драматург не успел. Зато побывал на двух премьерных спектаклях в театре «Суббота». А в промежутке между показами ответил на наши вопросы.

— Михаил, насколько эта пьеса автобиографична? Ее герой, скромный троечник Миша Питунин, который постепенно становится завзятым пушкиноведом, одержим мечтой «переиграть» историю, спасти поэта от рокового выстрела… Сколько в Питунине Хейфеца?

— Пьеса вовсе не автобиографична, хотя и написана как монолог от первого лица. История Миши Питунина сродни истории героя «Медного всадника»: маленький человек, который бежит от памятника, только тут уже сам Пушкин — в роли «всадника». Мне смешно, когда эту историю называют автобиографической. Это совсем не так. Вдумайтесь сами: ну, бредовая же история! Выдуманная, искусственная, вся «сделанная» на голой технике, из головы.

Правда, чтобы она получилась живой, мне надо было оснастить ее максимально конкретными эпизодами. Отсюда — петербургская топонимика. Все эти подробности, как пройти через корпуса первого меда до станции метро «Петроградская», адрес на улице Рентгена, где я сам в детстве жил, магазинчик и фотоателье у «Василеостровской»… А еще для убедительности я насытил эту историю эпизодами, которые случались почти у любого человека. Она же вся составлена из череды случаев, которые может припомнить каждый. Ну, такие же или аналогичные…

Эта пьеса вообще родилась как метафора. Если убрать из нее линию Пушкина — что останется-то? История, как неудачника Мишу Питунина школьные друзья убили за квартиру. Типичная такая «чернушная» новодрамовская история про некоего маргинала. Их пишут сотнями. И даже ставят. Иногда неплохо. Но плоская ведь история-то! А когда появляется линия Пушкина, пьеса сразу меняется. Она про другое получается. Про жизнь человека на разломе истории, культуры, на разломе всего жизненного устройства. Кого-то этот разлом выбрасывает из жизни вообще, кого-то вышвыривает на обочину, меня вот в Израиль послал… Конечно, Пушкин — это всего лишь метафора. Это некий культурный код, символ. Это «наше все», которое вдруг становится никому не нужным. Там ведь ключевая фраза есть, которую многие постановщики выбрасывают, а зря. Она очень важна, по-моему: когда герой выясняет у лоточника, что стихов Пушкина в продаже нет, он отмечает: «Я думал, только нам с Дубасовым Пушкин не нужен, а оказалось — вообще никому. И мы с Дубасовым тут ни при чем».

Вот именно об этом я хотел сделать пьесу! Ходил, думал. И вдруг вспомнил, что в Ленинграде учился в школе имени Пушкина. И у меня сразу все покатило. Я очень быстро текст написал, недели за две-три (я вообще быстро пишу — придумываю долго).

— А в кинотехникуме вы учились?

— Да. И в армии служил.

— Правда? А почему?

— В школе плохо учился.

— Интересно: учились вы плохо, а потом вдруг стали таким вокультуренным человеком? Как это произошло? Под влиянием чего? Или кого?

— Так много вопросов сразу… Давайте лучше про пьесы. Неужели моя личная жизнь правда кого-то может заинтересовать?

— И даже очень. Про вас ведь в Википедии ничего нет. Вы росли читающим ребенком?

— Читающим был всегда, читаю с пяти лет без остановки. А в школе плохо учился, как понял недавно, уже в Израиле, потому, что абсолютно не воспринимаю информацию на слух. Ну, вот такая у меня особенность. В школе же все построено именно на такой форме обучения: учитель говорит, дети слушают. Мне скучно становилось на первых фразах, полная отключка внимания происходила, я улетал куда-то мысленно…

Потом, как у Питунина, был кинотехникум, армия. Потом год работал на заводе «Светлана»… И вот тут меня занесло в студию пантомимы, которую в ДК Ленсовета вел тогда Вячеслав Полунин.

— Асисяй?!

— Ну да. Только он тогда еще не был клоуном Асисяем, а был очень строгим наставником. Например, он требовал к каждому занятию готовить новые этюды. У него отсев был страшный! Жестче, чем на экзаменах в театральные училища. У него были такие специальные карандаши разных цветов, и все знали: если он пометил сегодня твою фамилию одним цветом, то это означает предупреждение. За второе такое же подчеркивание тебя могли и выгнать! А еще у нас всех там были кликухи. Меня, помню, отчего-то сразу назвали «Сценарист». Ну, наверное, потому, что я темы для этюдов легко придумывал.

Профессионально тогда пантомиме нигде не учили, поэтому Полунин пошел в Институт культуры — и мы все за ним вослед…

— А писать вы когда начали? Вообще как стали драматургом?

— В двадцать с чем-то лет я попытался написать свою первую пьесу. Помню, на пишмашинке еще ее отстучал… Пьеса была про Пиросмани. Недавно, кстати, я ее нашел: в каких-то своих архивах рылся… Перечитал и очень удивился: она грамотная такая у меня была, оказывается! Прямо Островский какой-то… Сейчас я так не пишу. У меня там образ придуман — виноград. Символ такой. Пиросмани создает плоды, но сам их не пожинает — их пожинают те, кто его изучает. А он умирает в нищете.

Вообще, если рассказать, как начинаются пьесы, из чего они вырастают, будет смешно. Очень часто первопричиной становится какой-то внешний толчок. Ну, например, шарился я по разным сайтам в интернете и нашел замечательный сетевой журнал «Бродячий заяц» (там много такого публикуют, что нигде не печатается). Вижу: они объявили конкурс мини-пьес на тему Шекспира. То есть надо сочинить что-то на шекспировские сюжеты, но не больше двух страничек. Я и уложил вся пять действий «Гамлета» в полторы страницы. По-моему, эта моя пьеса должна войти во все учебные пособия по драматургии. Она наглядно показывает, как можно сделать пьесу без начального события, без этого фундамента, на котором все строится.

— А «Камер-юнкер Пушкин» как появился?

— Мне хотелось сделать монопьесу. Один замечательный артист, который работал тогда в Вологде и специализировался на моноспектаклях, был готов сделать такой спектакль. И мне бы этого было вполне довольно! Я уже был бы счастлив. Но пьеса неожиданно зажила какой-то фантастической, отдельной от меня жизнью.

Во-первых, она, написанная как монолог, отчего-то провоцирует режиссеров ставить ее как полноценный, густонаселенный спектакль. Я видел, когда ее и на два-три лица раскладывают, и на 10-15…

Во-вторых, несмотря на очень петербургский материал, с узнаваемыми реалиями, первыми ею почему-то заинтересовались не петербуржцы, и даже не москвичи. Ее сначала поставили во Владимире, потом в Москве Иосиф Райхельгауз…

— А потом она начала триумфальное шествие по российской провинции. Лично я видела замечательный спектакль Лысьвенского драматического театра (Пермский край), блистательно показанный на Фестивале театров малых городов России.

— А меня больше всего удивил спектакль в Грозном, где такие бородатые абреки на сцене действуют.

— В Петербурге три театра «Спасти камер-юнкера Пушкина» поставили…

— …в Нижнем Новгороде, в Норильске, в Хабаровске, в Мирном (это Якутия).

— А чем вы объясняете себе секрет такой внезапной популярности вашего «Пушкина…»?

— Думаю, тематикой прежде всего. Все прошли через этот культурный разлом, когда все, чему нас учили, оказалось ненужным, неважным, невостребованным. Когда человек остался один на один на обломках, на разрушенных культурных корнях. Но сама эта тематика вряд ли могла бы заинтересовать режиссеров: они ведь, как собаки, носом чуют зрительский интерес… А пьеса еще и очень смешной получилась, такой язык бытовой, узнаваемый, череда анекдотичных случаев, доведенных до гротеска… Пока все не становится — ну, мне так хотелось, по крайней мере, чтобы становилось в итоге, — комком к горлу.

— У этой пьесы вообще счастливая судьба: мало того, что она победила в «Конкурсе конкурсов» национального фестиваля «Золотая Маска» как лучшая из лучших пьес, так еще и собрала лавры как прозаическое произведение. Меня, кстати, это ничуть не удивляет. Мне всегда казалось, что «Спасти камер-юнкера Пушкина» — прежде всего хорошая проза. Или, знаете, как бывают «пьесы для чтения». Как «Горе от ума», например.

— Не хотелось бы остаться, как Грибоедов, автором одной пьесы… А в прозу, кстати говоря, мне помог ее перевести Николай Голь, замечательный петербургский поэт и переводчик. Кто не знает — его перевод стихотворения «Ворон» Эдгара По считается лучшим, классическим. Так вот. Этой пьесой заинтересовался один журнал, «Северная Аврора», но предложил мне перевести ее в прозаический монолог. «А как? — я у Голя спрашиваю. — В прозе ведь другие законы работают, я никогда прозу не писал…». Николай говорит: «Не надо тебе там ничего переделывать — ремарки просто вычеркни, и всё». Так она стала еще и лауреатом международного литературного конкурса «О Петербурге в прозе и стихах».

— Другие ваши пьесы ставят?

— Ставят «В ожидании Его» — это первая моя была пьеса, с которой я вышел на российский рынок. У ее появления тоже забавная история. На одном из драматургических сайтов я случайно обнаружил письмо, очень наивное и трогательное. Писала женщина из какого-то поселкового клуба: вот, мол, у нас тут театральная студия есть, но в ней — одни женщины, очень бы хотелось найти пьесу из современной жизни, где бы одни женщины действовали… Чем-то меня это письмо зацепило. Я так и представил этот поселок, где все мужики спились уже… В общем, сел и написал пьесу «В ожидании Его». Там четыре разновозрастные героини, 16-летняя малолетка, блондинка под 30, интеллигентная дама лет 40 и бабушка-пенсионерка. Понятно, все ждут любви и счастья. По-моему, прекрасно на антрепризу ложится этот текст.

— А у вас свои любимые пьесы есть?

— Я «Веревкой» горжусь. По-моему, она очень необычно устроена, даже изощренно. Там архитектоника интересная. А появилась она тоже в ответ на объявленный конкурс. Есть такой немецкий городок — Баденвайлер. Там Антон Павлович Чехов преставился. И вот соотечественники (там довольно широкий круг русской диаспоры) решили объявить конкурс среди русского зарубежья — то есть среди писателей, которые живут не в России, но пишут по-русски. Так появилась «Веревка». Она, кстати, в том конкурсе первое место заняла.

— Действительно, очень трогательная, трагикомическая такая «жизненная история». А еще мне у вас очень нравится «Как Циолковский летал на Луну». Эта пьеса как появилась?

— На спор. На пари. Мы с одним знакомым поспорили, может ли «человек с улицы», никому не известный автор, победить в каком-нибудь конкурсе современной драматургии? Я утверждал, что да, он — нет. Надо сказать, что я довольно долго, лет двадцать, никакой современной драмы российской вообще не читал, для меня последними именами современных драматургов были Людмила Петрушевская, Виктор Славкин… Ну вот. А тут начитался — и восхитился. Оказывается, появилось очень много новых авторов. Удивили две вещи: первая — полет фантазии, абсолютная раскованность, и вторая — что есть кто-то, кто способен все это оценить. Есть конкурсы новой драмы и так далее. Ну вот, «Как Циолковский летал на Луну» и была написана как пародия на «новодрамовскую» литературу. А! Я еще выяснил, что Калужский драматический театр объявил конкурс среди «новых драматургов». Условия, как всегда: актуальность, местный материал… Я подумал: так, Калуга, Калуга… Калуга — это Циолковский! И родилась пьеса. Придумал себе псевдоним — Владимир Степняк, биографию выдумал: типа мне 28 лет, это — первый опыт… Короче говоря, в калужском конкурсе победил, на читку ее потом не раз брали. Но на «Любимовку» — нет. Каким-то верхним чутьем они все-таки чужака распознали… Однако пари я выиграл.

— Вас нередко критикуют за то, что вы свои произведения сразу открыто выкладываете в Сеть: читай, кто хочешь! А как же авторское право?

— Конечно, пусть все, кто хочет, читают! Авторское право начинается, когда договор на постановку с автором заключается. Но как режиссеры могут найти пьесу, если она не выложена в открытом доступе? Я тут как-то попытался найти последнюю пьесу Гришковца — так голову сломал. По-моему, это неправильно. Даже глупо как-то. Я всех на свой сайт приглашаю: там все мои пьесы выложены, читайте, берите, кому надо.