Театр Суббота

5 и 16 сентября театр «Суббота» покажет премьеру спектакля Андрея Сидельникова «Вещь» (16+) — по мотивам «Бесприданницы» Александра Островского.

«Бесприданница» — из числа поздних сочинений драматурга Островского. При жизни автора это произведение большого успеха не снискало, оценили его позднее. Сегодня количество версий и вариаций пьесы насчитывается десятками.

Мелодраматичный сюжет о юной и прекрасной, но бедной Ларисе Огудаловой, без памяти влюбившейся в бонвивана Сергея Сергеевича Паратова, но так и не вышедшей за него замуж, главный режиссер театра Андрей Сидельников перенес в наши дни, а местом действия сделал аэропорт. Отчаянным положением девушки решают воспользоваться богатые купцы, сделав ее разменной монетой в своих планах. Вопросы, которыми задаются создатели спектакля, что называется, на все времена: сколько можно дать за красоту, любовь, молодость? Сколько стоит человек? И в какой момент приходит осознание, что нас самих уже купили?

В роли Ларисы Огудаловой дебютирует Елизавета Шакира, выпускница мастерской Анны Алексахиной (в СПбКиТ).

Начало в 19:00.

В театре «Суббота» готовятся к открытию после долгого перерыва. Для зрителей артисты подготовили сразу несколько премьер. Какие именно, рассказывает корреспондент телеканала «Санкт-Петербург» Анна Заславская.

Четыре года назад «Леха» Юлии Поспеловой участвовал в первой читке фестиваля «Пять вечеров». В форме ритмизованного монолога героиня рассказывает историю своего деда, которого под старость лет охватило неиспытанное прежде чувство — он наотмашь влюбился в энергичную соседку Любовь. Режиссер Андрей Сидельников, взявшийся за пьесу, распределил небольшой по объему текст (всего несколько страниц) между пятью актерами.

Одну из комнат административного помещения театра художник Мария Смирнова-Несвицкая превратила в квинтэссенцию советского позднего быта: обшарпанные обои, сервант, трюмо, шкаф, фотографии, вырезанные из журналов «Работница» и «Крестьянка», повидавшие виды ковры. Весь антураж не просто узнаваемый, он типовой, усредняющий. Такой можно было встретить едва ли не в каждой второй советской семье.

В начале спектакля тридцать зрителей рассаживаются на стулья вдоль стен. В центре за круглым столом собрались женщины в черном: жена Зинаида (Татьяна Кондратьева), дочка Лида (Дарья Шиханова), внучка Юля (Оксана Сырцова) и любимая женщина Любовь Ивановна (Анна Васильева). Собрались, чтобы вспомнить покойного. Звучит первая реплика, вторая и тут в дверях материализуется нелепый и смешной Дед (Анатолий Молотов). Героини будут выказывать друг другу претензии, припоминать старое, сводить счеты. О женатой дедовой жизни, несуразной смерти его жены, неустроенности их дочери узнаем у женщин.

Мужчина в это время накроет стол, сядет в кресло и тоже вернется мыслями к порядком истлевшему в памяти. Он грезил о космосе, но на орбиту отправился другой. Тогда Дед решил, что должен посмотреть на первого космонавта вблизи, и посмотрел! Эпизоды его воспоминаний обаятельны, но не умилительны. Лишь в финале режиссер Сидельников позволит сентиментальности возобладать. Актрисы (или все-таки героини?) зовут вместе с ними выглянуть в окна. От происходящего там напрочь перехватывает дыхание, и ясно понимаешь: никакие испытания не способны извести в человеке тягу к романтике и жизнелюбие. Если он сам от них не откажется.

Стоит ли идти на спектакль? Да. Возможно, кто-то пойдет из антропологического интереса, кто-то — по причине ностальгии, но в финале укол в сердце получат все без исключения.

Вы бы пошли на спектакль еще раз? Обязательно!

В театре «Суббота» показали продолжение спектакля про Цацика – скандинавского мальчика с необычным именем. Оригинал про его школьные будни был в лонг-листе «Золотой маски», номинантом премии «Прорыв» и триумфатором румынского фестиваля FRIST. Критик Наталья Эфендиева посмотрела «Цацики и его семья» и рассказывает, почему фантазийный спектакль с предельной театральной условностью понравится и детям, и взрослым.

В театре «Суббота» сыграли премьеру «Цацики и его семья» – сиквел истории про шведского мальчика с удивительным для скандинавских широт именем. Тайну его происхождения  раскрыли в первой части «Цацики идет в школу», а теперь главный герой (Станислав Демин-Левийман) и неугомонная Мамаша (Софья Андреева) отправляются в Грецию – знакомиться с цациковым отцом. 

В «Цацики идет в школу» декорация состояла из обычного стола, за которым сидели актеры, и портфеля гипертрофированных размеров, размещенного за их спинами, и выразительно намекавшего на будущее героя. Все внимание сосредотачивалось на исполнителях и их виртуозной игре с предметами, будоража и раскачивая зрительское воображение.

Публика делится на две группы: родители и разновозрастные дети (от 6+ как того требует афиша). Первые смотрят на происходящее с нежностью и ностальгией: счастливый повод вспомнить как, скажем, «строили» палатку из стола и шерстяного одеяла. Вторые – с восторгом и удивлением («а что, так можно было!?»). Еще бы! Ведь транспортир здесь легко превращается в телефонную трубку, а тетрадный лист в галстук или вату для носа.

В новом спектакле найденный прием продолжили развивать, а к дуэту Софьи Андреевой и Станислава Демина-Левиймана присоединился Артем Лисач. Все роли, а их, надо сказать, по-прежнему немало, распределены между тремя артистами. Каждый персонаж обозначается через какой-либо объект (полотенце, маска с трубкой для подводного плавания, курительная трубка) или предмет одежды (шляпка-зонтик, бандана). Например, чтобы показать езду на мотоцикле нужно всего лишь два надувных круга и издавать громкий рык, словно заводится мотор.  Цациковой канадской кузиной Элен артистка Андреева оборачивается, всего лишь надев на голову разноцветную шляпку-зонтик и заговорив с акцентом. А если выдавить на шлепанец сгущенку, получится бутерброд с вареньем. Мера театральной условности здесь предельная и публика с радостью ее принимает.

Вся декорация сиквела представляет собой небольшое спортивное сооружение с веревочной лестницей, гимнастическими кольцами и баскетбольной корзиной. Волею режиссера Юлии Каландаришвили, художника Марии Смирновой-Несвицкой и актеров эта конструкция будет превращаться в дом отца – ловца каракатиц, школьный класс, квартиру, где живут Цацики, Мамаша и Йоран, берег моря. Игра здесь настолько зажигательна и азартна, что невозможно ею не проникнуться. А уж феерический рэп, который задорно читает артистическое трио ближе к финалу, способен растопить сердце даже самого закостенелого скептика.   

Если в первом «Цацики» откровенно говорили о школьной травле и как ее преодолевать, то во втором речь заходит о способности принять неизбежное – например, расставание с тем, кого любишь. Но с героем, придуманным шведской писательницей Мони Нильсен-Брэнстрем,  разлучаться пока не хочется. Тем более, что в «цациковой» серии есть еще целых четыре книги, пока неосвоенные театром и режиссером Юлией Каландаришвили. 

У каждого из нас есть прошлое: поездки на дачу в копейке; специфический запах табака «Явы»; пластинки с Вячеславом Добрыниным; которого так любили и не ясно, за что; ненавистная музыкальная школа; незабываемый первый полёт в космос Юрия Гагарина; безудержные песни и танцы под «Земля в иллюминаторе» и сборы-посиделки всей семьей, на которых принято вспоминать былое (нужное подчеркнуть).

На одной из таких «посиделок» я побывала 15 января в «Субботе». Перед зданием театра — ничего необычного: вывеска, кованое оформление, напоминающее иллюстрации из детской книжки с рассказами Чехова, какой-то дедушка, натирающий свою копейку. Может, из соседнего дома — подумала я, а позже увидела его на «сцене».

Поднимаюсь на второй этаж — типичная питерская коммунальная квартира: это «фойе» театра (все подобные термины намеренно беру в кавычки, чтобы подчеркнуть их условность и отсутствие формальных границ), программки к спектаклю лежат на темном полированном комоде с зеркалом, зрителям предлагают расположиться на диванах среди вешалок, велосипеда, торшера, кастрюли и прочих вещей из детства.

Нас ждёт сцена-комната, максимально стилизованная под советское пространство. Весь «зрительский зал» — штук 30 стульев, расставленных по периметру комнаты. Нас от актеров отделяет метра полтора. Возможно, поэтому во всей комнате-сцене — очень хрупкое, еле уловимое чувство создания чего-то очень важного, где над общим узором работает каждый зритель. Все внимают происходящему, избегая даже лишних вздохов, боясь разрушить то, что мы вместе только что создавали.

Творить действие зрителю помогают главный герой — дед и четыре актрисы — важные женщины его жизни. Внучка в исполнении Олеси Линьковой, дочка, которую играет Дарья Шиханова, Татьяна Кондратьева в роли жены и Любовь Ивановна Кузнецова — исполняет Анна Васильева. Как богини судьбы они ткут узор жизни деда (герой Анатолия Молотова). Перед нами — классический литературный театр. Такая форма тоже добавляет легкости и полутонов происходящему. Часы-ходики, как «саундтрек» к спектаклю, отсчитывают паузы и символично — годы жизни героя.

Редкое произведение, после которого не хочется рефлексировать — хочется только быть благодарным за прикосновение к жизни. Трепетно, хрупко. Очень человечный спектакль — нужно уметь любить людей, чтобы показать жизнь, как она есть, без оценок, во всей красоте и горечи.

В ёмких, колких, иногда пронзительно горьких цитатах героя Анатолия Молотова — вся палитра эмоций человека. Каждый узнаёт в этом знакомые жизни — соседей, родственников, себя.

«Лёха» — спектакль в постановке Андрея Сидельникова по пьесе Юлии Поспеловой. Если раньше, ещё лет 10 назад, особенно популярны были Валерия Гай Германика с ее обескураживающей жесткостью и Виктор Пелевин с сумасшедшей фантазийностью, то сейчас настало время магического реализма. Мы узнаём себя и получаем пространство для роста, мечтаний и вопросов в таком произведении. Щепотка волшебства в безысходности и невозвратимости советского пространства — вот так я бы описала текст произведения.

В конце спектакля вас ждет напоминание, что все мы — космические гости. А какое — приходите на спектакль, и увидите сами.

«Цацики и его семья». Инсценировка А. Протас по повести М. Нильсон-Брэнстрем.
Театр «Суббота».
Режиссер Юлия Каландаришвили, художник Мария Смирнова-Несвицкая.

О мальчике из Швеции с необычным именем Цацики писательница Мони Нильсон-Брэнстрем выпустила пять книг, а режиссер Юлия Каландаришвили — уже три спектакля. Вдохновения от первой книжки режиссеру хватило сразу на две постановки: в ноябре 2017-го вышла премьера в Хабаровском ТЮЗе, в марте 2018-го — в петербургском театре «Суббота». Обе оказались замечены публикой и критикой, но энтузиазм режиссера в отношении сюжета уже тогда мог навеять мысли о продолжении. Оно случилось в конце декабря 2019-го: в театре «Суббота» вышла премьера по книжке «Цацики и его семья».

Находки авторов спектакля — достояние первой части случившегося театрального сериала, обретенные уже в первом спектакле — «Цацики идет в школу». Во второй части они, как и положено, уже второй свежести, но работают пока что безупречно. Инсценировка Алисы Протас вычленяет из богатого на детали повествования Нильсон-Брэнстрем магистральные линии, переплетая их умело и удобно для театра. Путешествие Цацики с матерью в Грецию оказывается сопряжено с обретением отца и двоюродной сестры, а заодно — опыта прыгания со скал и охоты на каракатиц. Густонаселенная история в инсценировке понесла потери повествовательного свойства, но сохранила почти всех из действующих персонажей. В режиссерском решении, имевшем место уже в первой серии, возможность исполнения актерами нескольких ролей позволила не раздувать исполнительский состав, и к знакомым уже зрителю Станиславу Демину-Левийману и Софье Андреевой присоединился только лишь Артем Лисач. Сохранив найденные в первой части интонации и приемы, они разыгрывают вторую часть «Цацики», как и полагается сериальным исполнителям, в полном соответствии с однажды найденной и узнаваемой характерностью. Заданная уже в первом спектакле эквилибристика актерского существования между несколькими ролями одновременно проявилась во второй серии даже ярче. Осмотрительный и в то же время в нужные моменты проявляющий твердость и взрослеющий чуть ли не на глазах Цацики, слегка экстравагантная, прямолинейная и любящая Мамаша, верный школьный друг Пер, умопомрачительная одноклассница Мария, невнятно мычащий папа Ловец Каракатиц и такой же нерешительный сосед Йоран. Актерам есть где развернуться и показать себя в обеих сериях.

В версии Каландаришвили путешествие оказывается приключением, в котором важны даже крошечные детали, а маршрут придумывается уже по пути. Оно подобно детской игре, где все подчинено условности и как бы взаправду. На мгновение кажется, что вся эта история никогда не случалась и есть всего лишь плод фантазии заигравшихся детей.

Единственная декорация спектакля — классический спортивный уголок детской комнаты — становится отправной точкой путешествия, местом встречи с отцом у моря, скалами, квартирой в родной Швеции. Детская комната-трансформер, принимающая облик согласно фантазиям обитателей, наполнена такими же трансформирующимися согласно обстоятельствам предметами. Ее «начинка» в виде зонтиков, чемоданов, аквалангических масок, надувных кругов может развернуться в нужной фантазийной оболочке, и тогда шлепанец вдруг окажется основой для бутерброда, а транспортир — телефоном. Как в детской игре, здесь все условно и даже намеренно гипертрофировано. К чему озадачиваться реквизитом, если все, что нужно, можно извлечь из того, что уже есть. Авторы спектакля с увлечением и почти спортивным азартом погружаются в это жонглирование предметами, чуть не на спор придумывая все новое назначение обычным вещам.

Цацики тянет на роль современного детского героя, принимающего кособокую реальность собственной жизни с иронией и философской отрешенностью младшего школьника. При этом он тот самый мальчишка-бунтарь, внутри которого живы понятия дружбы, уважения и достоинства, для которого защитить маму или друга — дело чести, а снисходительное отношение к девчачьим капризам в порядке вещей. Для Каландаришвили Цацики оказывается персонажем, словами которого можно, в обход все еще повсеместной ханжеской морали, высказаться напрямую о том, что дети скрывают, никогда не озвучивают или же просто не знают. От вроде простого, но заставляющего зрителя вздрогнуть слова «член» до глубокого погружения в непростые взрослые отношения, в которых ребенку неизменно хочется счастья и любви. Цацики и в литературной, и в театральной версии — тот самый герой, который задается нужными вопросами и даже находит на них ответы.

В этом смысле понятно желание режиссера остаться вместе с Цацики как можно дольше, возможно даже до самой последней, пятой, книжки. С этим мальчишкой можно сказать о многом и важном, и от этого сериальная кабала однажды выбранного и неминуемо повторяющегося театрального языка даже оправданна.

Научно–антропологическая, исчерпывающая, даже избыточная достоверность бедного позднесоветского быта — вот что поражает зрителя при входе в новое пространство театра «Суббота» (бывшие подсобные помещения, бывшая коммуналка, бывшие офисы–однодневки) и комнату, в которой — и, кажется, ради которой — сочинялся спектакль «Лёха». Именно эти обшарпанные обои и такой ковер на стене, почему–то полузаставленный сервантом с безжалостно тяжелым и вечно пыльным чешским хрусталем. Именно такая, поколениями жильцов засиженная до бесцветности дорожка на скрипучем неудобном кресле у дискового телефона. Такой вот проигрыватель и — о да! — именно эти пластинки с «Синим туманом» Вячеслава Добрынина, начиная с 1988 года оравшие из каждого панельного окна по праздникам и без.

Кропотливо воссозданный художником Марией Смирновой–Несвицкой антураж надолго занимает внимание зрителей — 30 человек рассажены по стенкам на табуретках и стульях должной степени ветхости и убожества. Пьеса Юлии Поспеловой — полудокументальная ода деду — начинается почти незаметно. Выясняется, что сидим на поминках. Четыре женщины в черном поочередно, как белый стих, заводят:»Мой дед говорил…», а дед из–за двери с жизнерадостным кряканьем цитирует сам себя: «Что с меня взять — только анализы». Наконец, герой дня является во плоти, занимает свое место у телефона и энергично выдыхает в трубку: «Лёхааааа…» Так он сообщает о «любви всей своей жизни» невидимому зятю.

Анатолий Молотов единственный полностью совпадает с интерьером и ролью. Он именно так неряшливо одет и натужно бодр, сыплет банальными шуточками — на каждый случай по одной. Но именно его стиснутая заводом, женой и дочкой, миллионом неписаных правил и ограничений жизнь вдруг чудесно расцветает любовью — о которой он даже не может сказать, лишь давится дурацкими поговорками, бестолковыми стишками, заменяет слова лихачеством на старой, начищенной до блеска белой «копейке» (конечно, тоже есть в кадре, косо припаркована во дворе у входа в театр).

Не таковы дамы в черном. Между актрисами и их персонажами есть заметный зазор. Едва ли «любовь всей жизни» — Любовь Ивановна Кузнецова с девятого этажа со своей золотой коронкой, бигудями и грудью — говорила и двигалась бы так булгаковско–ведьмински, как это делает Анна Васильева. Волосы, да и весь облик Дарьи Шихановой отнюдь не засален, как у дочки Людочки. Между женой Зиной — медсестрой, бьющей дочь и умирающей от паленой водки, — и строгой интеллигентной Татьяной Кондратьевой прямо–таки пропасть. Возможно, режиссер Андрей Сидельников намеренно сохранил или специально создал этот разрыв. Mind the gap — между унылой видимостью и подлинным содержанием жизни есть просвет, иногда почти незаметный, в котором только и возможно сияние подлинных чувств, от любви до ненависти.

Дед, разбитый инсультом, наконец умирает. История неслучившейся любви (а как же, ведь квартира–машина–дача) исчерпывает сама себя. Волна воспоминаний смыкается с настоящим — внучка Юля (Олеся Линькова и Оксана Сырцова) рассказывает о последнем визите к деду за месяц до его кончины, звучит последний выдох в телефонную трубку: «Лёхаааааа…» Как часто бывает на излете посиделок, гости начинают смотреть в окно. Там, у стадиона (прописанного в пьесе Юлии Поспеловой за несколько лет до того, как такой же стадион обнаружился на задворках театра «Суббота»), происходит нечто необыкновенное. «Посмотрите, посмотрите же!» — артисты приглашают к окнам зрителей и исчезают, пока мы дивимся странному и невозможному. Посмотрите же и вы: финал, впускающий воздух и причудливую непредсказуемость в перегруженное бытом и душной грустью пространство «Комнаты», просто блестящий.

В проекте «Театралы ЛВ» читатели и форумчане ходят вместе с детьми на театральные постановки, а затем честно рассказывают о своих впечатлениях. Наши театралы — не профессиональные критики, а просто взрослые, которые очень любят театр. На сей раз в театр «Суббота» снова отправилась Татьяна (maslik_maslik) c сыном Даниилом 9 лет. Увидеть им предстояло премьеру — продолжение популярного спектакля о шведском мальчике с необычным именем Цацики — «Цацики и его семья».

О театре

Так как мы с сыном уже были в театре «Суббота», то никаких сложностей с дорогой у нас не возникло, мы добрались на машине. Автомобиль оставили неподалеку, благо спектакль шел в воскресенье днем и, немного покружив по соседним улицам, можно было найти свободное местечко для парковки. Но для тех, кто без авто, сложностей тоже не будет — театр находится в 7 минутах ходьбы от станции метро «Звенигородская». В убранстве и планировке театра ничего не поменялось со времени нашего последнего визита более полугода назад: все то же скромное и весьма небольшое для приюта Мельпомены помещение в жилом доме. Ступеньки вниз — вход, стойка администратора, затем холл, украшенный портретами артистов. В нем же небольшой буфет, туалет, гардероб и дверь для входа в зрительный зал. Так как давали премьеру, то народу было много. Очень много. В холле было ощутимо тесновато, но не душно. И радостно от нетерпения и предвкушения чего-то определенно исторически значимого (конечно, не в масштабах страны-города, а отдельно взятой театральной труппы) и интересного. Никто не толкался, не ворчал. Атмосфера была очень душевная.

О спектакле

И вот… двери раскрылись, дети и взрослые стали подниматься по лестнице в зал. Все аскетично — 5 рядов стульев, отсутствие занавеса и сцены в традиционном понимании. Минимум декораций. Зато каких! Входя в зал, я слышала, как многие дети говорили: «Вау! Настоящий спортивный комплекс! А можно полазить, пока не начнется спектакль?». Но потом они видели… артиста, который застыл внутри спорткомплекса с двумя надувными кругами в руках, и скорей бежали на свои места, чтобы узнать — кто это, зачем и почему? Пересказывать содержание не буду — какой в этом смысл? В основе — современные и очень классные книжки о мальчике Цацики шведской писательницы Мони Нильсон-Брэнстрем. Точнее, вторая история из цикла, в которой затрагиваются уже не проблемы буллинга, а первой любви и разочарований, отношения с родителями и их партнерами. Общее впечатление — ярко и оригинально, смешно и глубоко, современно и местами весьма смело для детской постановки. Актерская игра — восторг. В спектакле принимали участие всего три актера. Станислав Демин-Левийман органично и мастерски (как и в первой постановке про Цацики) перевоплотился в 8-летнего мальчишку, а Софья Андреева в его неугомонную Мамашу. Правда, она вместе с Артемом Лисачом, заявленным в программке как Йоран, во время действа «примерили» на себя несколько образов. Они, на мой скромный взгляд, были великолепны. А еще они все вместе весело превращали, казалось бы, совсем неподходящие вещи, в нужный реквизит — разноцветный зонтик становился вдруг ружьем для подводной охоты, полотенце — морем, синяя жвачка — поцелуем, а баскетбольное кольцо — многометровым обрывом, с которого Цацики предстояло совершить прыжок в морскую бездну. Такой полет фантазии… Мне все время хотелось аплодировать и кричать: «Верю!». Не преувеличиваю. Один час без антракта пролетел как миг. Расставаться с Цацики, его Мамашей, Йораном, Ловцом Каракатиц и остальными героями не хотелось совсем.

Кстати, первую часть спектакля до этого видеть необязательно (но желательно для личного удовольствия!) — начинать можно прямо со второй. А вот с книгами (хотя бы одной) познакомиться предварительно все-таки стоит. Иначе рискуете не понять, как одна дама, которая уже на выходе возмущалась: «Как так в детском спектакле и вдруг произносить слово «член», намекать на какие-то отношения у взрослых и поцелуи между детьми!». Но тут винить создателей постановки не стоит — от текста книги они не отходили, а местами даже сильно сократили его. Да и сидящие в зале дети реагировали на все это спокойно — к 9 годам (а именно с такого возраста спектакль рекомендован для просмотра, и я с этим согласна) они уже, уверена, и не такое слышали! Тем более что тут не было ни пошлости, ни скабрезных намеков. Просто размышления типичного младшего школьника вслух. Так ведь и спектакль (как и книга) — это честная история о них, о современных детях, с их непосредственностью и проблемами, желанием познавать мир и первыми разочарованиями, с забавным рэпчиком и поцелуями с прицепом…

Впечатление ребенка Даниил, 9 лет:

«Мне спектакль показался интересным, забавным и увлекательным. Больше всего мне понравилось, как обыграли декорации — никогда бы не подумал, что обычный спортивный комплекс может превращаться то в паром, то в дом, то в школу, то в гору, то в море. Еще хотел бы сказать об актере, который играл Цацики. Я действительно верил, что ему 8 лет, — он вообще ничем не отличался от многих моих знакомых мальчиков. Только что лысый и немного повыше. Ему не хватало только ирокеза!».

В репертуаре театра «Суббота» не так давно появился спектакль, который по праву можно считать своеобразной машиной времени. При просмотре вы не только получите заряд эмоций непосредственно от самой постановки, но и перенесетесь в недавнее прошлое нашей страны. Детали будут знакомы каждому: от рассохшегося старого трюмо до открыточек к праздникам, от выцветшего календаря на стене до уютного тихого гула радиоточки в укромном углу. Вы перенесетесь в прошлое, вы не просто вспомните – физически ощутите его. Спектакль «Леха» в постановке Андрея Сидельникова по пьесе современного драматурга Юлии Поспеловой представляет из себя часовое погружение в нашу коллективную (пост)советскую матрицу с поочередным извлечением из шкафов семейных скелетов и поколенческих травм. Будто бы будничная история о последней яркой любви пожилого одинокого вдовца способна сыграть на струнах вашей души отчаянный мотив. Невыплаканные слезы соберутся в комок в груди, и вполне возможно, что в конце они все же прольются катарсиальным очищающим дождем.

История Деда рассказывается поочередно главными женщинами в его жизни: женой Зиной (впоследствии покойной), дочерью Лидочкой, внучкой Юлей и Любовью Ивановной Кузнецовой – последней страстной любовью (каков каламбур, а?!). Сам же он в этой истории выступает блеклой невзрачной тенью, инородным телом в царстве женских образов и архетипов. Вступает в их плавные рассказы нелепо и невпопад, словно бы самим существованием и присутствием своим мешает, раздражает, путается под ногами. При этом, что характерно, человек он неплохой и даже в чем-то героической судьбы: прошел войну, прожил нелегкую жизнь, в которой отпечаталась история нашей страны. Но женщины, женщины играют здесь первую скрипку, выходят на передний план и через собственные воспоминания раскрывают нам образ главного героя.

Кажется, ничего яркого и выдающегося в судьбе Деда и не было, если не считать яркой вспышки чувства к Любови Ивановне. Да и та не оценила порыва, не ответила взаимностью, не подарила напоследок порцию запоздалого счастья. Как говорится, вот и жизнь прошла, а что там после нее, так и вовсе неизвестно. Но даже после смерти Деда его вроде бы заурядная биография оживает и расцветает в столь ярких и красочных рассказах близких ему людей. Почему все эти теплые слова со слезами на глазах только после ухода человека из жизни – вопрос отдельный, сложный и, увы, неоднозначный.

В «Лехе» особо, конечно, стоить невесомую, легкую, но точную и умелую режиссуру и замечательную актерскую игру. Сама пьеса Юлии Поспеловой также заслуживает отдельных комплиментарных слов: вы, безусловно, насладитесь ее языком и образами, деталями. Описываемые здесь ситуации знакомы практически каждому, а значит, равнодушных среди зрителей не останется. А музыкальное сопровождение в лице Вячеслава Добрынина (вы узнаете эту его знаменитую пластинку из миллиона подобных!) и культового шлягера «Трава у дома» делает картину цельной. Самое главное – после этого спектакля непременно стоит позвонить своим бабушкам и дедушкам. Если они еще живы, конечно.

«Лёха». Ю. Поспелова.
Театр «Суббота».
Режиссер Андрей Сидельников, художник Мария Смирнова-Несвицкая

Пьеса Юлии Поспеловой — ритмизованный монолог, признание в любви внучки к деду. В спектакле театра «Суббота» авторский текст разложен на пять голосов — четыре женских и голос самого деда, которого мы сначала не видим, только слышим. После первой реплики — «Мой дед говорил…» — он сам встревает откуда-то из-за деревянной двери: «Что с меня взять — только анализы», — и хмыкает так энергично. Его интонация чуть корректирует лирически настроенных дам. Сразу ясно: реальный дед отличается от воспоминания.

Пьеса и так деда не идеализирует, стремится представить его нам откровенно, чтобы мы увидели
живого человека. Спектакль показывает нам деда (Анатолий Молотов): он заходит к себе в комнату, усаживается в кресло, вздыхает. Нас человек тридцать, и мы в большой комнате с двумя окнами, высокими потолками, где, кажется, до сих пор живут люди. Мы у него в гостях, в гостях у деда.

Спектакль играют в новом пространстве театра «2 этаж. Комната». Актрисы в черных одеждах расселись вокруг круглого стола, крутят безделушки в руках, как будто хотят найти в этих пыльных раритетах следы самого деда и находят… Разглядывая материальный мир, мы достраиваем историю, материализуем образ человека, жившего в квартире.

Художник Мария Смирнова-Несвицкая тщательно воссоздает быт: шкафы в наклеенных картинках из журнала «Работница», грязновато-мутные обои на стенах с ковриками значков и эскизами из детской художественной школы. Очевидно, не одно десятилетие было прожито в подобной окружающей среде. Тут какая-то кинематографическая точность, и ничего не нужно дорисовывать на хромакее. Что-то из этого мира было и у вас или вашего деда. Может быть, часы, громко тикающие в паузах, или трюмо, завешанное галстуками и заставленное фотографиями.
Текст — поэтический, белый стих, в нем больше ритма, чем рифмы. Рифма иногда пробивается в речи актрис, хотя в целом они из поэзии делают прозу, но насыщают ее именно что поэтическим — лирическим — узнаванием: о, это же стихи! Вначале — каждая фраза рубленая, произнесенная, как после точки, с новой строки, с нового абзаца. Все поэзия перекочевала в материальное. Хотя, казалось бы, что особо поэтического в этих линялых скатерках или вышарканных коврах, сразу двух, потому что одного большого не достать было? Но вот разглядываешь эту комнату, и видится она тебе, как сквозь дымку. Здесь все так же, как при нем: продавленные диваны, унылые гипюровые шторы. Сохранили специально, чтобы приходить и вспоминать деда и его не самую счастливую жизнь. Пытаться найти то удовольствие, с которым он жил, жарил чебуреки и ждал детей в гости, видел в их уже выросших телах все тех же семилеток с нежной кожей и детским
запахом.

У каждой из женщин с дедом связаны разные воспоминания. У дочери — жгучая обида, из-за которой она не позволила отцу быть счастливым в финале жизни. У другой — любовь.
«…На склоне дня
Взгляд твой искренний,
Взгляд твой пристальный
Нашел меня…»

Любовь накрыла деда внезапно, он не был готов ни объяснять ее, ни вообще о ней говорить, а только вслух повторять имя сына: «Лёхааа», — думая при этом «Любовь». Любовь. Любовь Иванна (Анна Васильева) — похоже, единственная возлюбленная, улыбчивая и мягкая — раскачивается в кресле, мечтательно и с любовью глядя на деда. Это вначале она выбрасывала его гвоздики в окно, но потом «оттаяла», и он катал ее весной на своей «копейке». «Жигули» первой модели — экспонат из той жизни, когда-то символ достатка и благополучия — стоит внизу и ждет своего хозяина, сверкая фарами. Стоит перед входом в парадную, обычную, сугубо питерскую. Спектакль растворен в повседневности так, что, входя в парадную (чтобы попасть на спектакль), ты и не думаешь, что это декорация. Машина настоящая, на ходу, дед ее неудачно припарковал или, наоборот, удачно, чтобы дождаться Любовь Иванну и ехать кататься.

И жена у него была, Зиночка (Татьяна Кондратьева), но с ней он жил и мучился; она сидит тут же, за столом, вертя в руках хрустальные салатники и рассказывая, как нелепо умерла, отравившись с подружками паленой водкой. Суровая женщина, привыкшая командовать в семье, сейчас выглядит озадаченной: как она могла так проколоться, умереть раньше него? Он был, по всей видимости, так себе мужем и никудышным отцом, но хорошим дедом, раз внучка вспоминает его, улыбаясь. А вот дочь Лидочка (Дарья Шиханова) явно не в восторге от отца, позволявшего матери наказывать дочь. Она встает, бросает быстрые взгляды на деда, рассказывая, как он выходил и закрывал за собой дверь, когда мать с ремнем шла к дочери.
Анатолий Молотов в роли деда вроде и не играет ничего намеренного, ничего специального: так, вздохнет счастливо и с легким сожалением — и образ готов. Немногословный, «легкий» человек, не гнавшийся за материальным и не сделавший ничего грандиозного, но умеющий проживать жизнь так, что завидно. Когда каждая минута насыщенная. И как актер это делает? А поди пойми! Встал, протанцевал чуток под «это не в лесах… это у тебя в глазах» и сел обратно, довольно пыхтя…
Собирая чемодан, дед хочет взять с собой чайный гриб, прозванный Францем, единственное живое существо. В пьесе он кладет его трясущееся тельце в чемодан. В спектакле дед разговаривает с банкой с грибом, отставляет ее в сторону. Обозначил одиночество — и достаточно. Режиссер удерживается на краю сентиментальности, не дает слезам течь. Хоть они и подступили близко.
Эх, мне б такого деда, «романтика хренова», как он сам о себе говорит. Чтоб так же в каждом его кряканье чувствовалось удовольствие от жизни, чтоб все его междометия проникали в тебя, как питательные соки, и оздоравливали, сообщая всему твоему организму что-то самое главное, например — способность влюбиться и радоваться этой своей любви. Или мечтать совершить то, чего никто никогда не совершал до 1961 года — полететь в космос.

Его мечту воплотил другой, и он поехал в Москву быть очевидцем встречи, увидеть улыбку первого космонавта. Опоздал, но увидел и возликовал. Теперь мы выглядываем из окна квартиры деда в этом, 2019 году и видим космонавта в оранжевом комбинезоне разминающимся на стадионе. Из проигрывателя несется «А мы летим орбитами, путями неизбитыми, прошит метеоритами простор…».

Что остается от спектакля — острое чувство потери близкого, счастье узнавания подробного материального мира и жизненность ситуации. Ну и всякие приятные мелочи — закипающий чайник на кухне, шелестение пластинки на проигрывателе «Аккорд», звуки радио с какой-то бесконечной театральной постановкой, перебиваемой музыкальными номерами.

Кажется, ничего яркого и выдающегося в судьбе Деда и не было, если не считать яркой вспышки чувства к Любови Ивановне. Да и та не оценила порыва, не ответила взаимностью, не подарила напоследок порцию запоздалого счастья. Как говорится, вот и жизнь прошла, а что там после нее, так и вовсе неизвестно. Но даже после смерти Деда его вроде бы заурядная биография оживает и расцветает в столь ярких и красочных рассказах близких ему людей. Почему все эти теплые слова со слезами на глазах только после ухода человека из жизни – вопрос отдельный, сложный и, увы, неоднозначный.

В «Лехе» особо, конечно, стоит отметить невесомую, легкую, но точную и умелую режиссуру и замечательную актерскую игру. Сама пьеса Юлии Поспеловой также заслуживает отдельных комплиментарных слов: вы, безусловно, насладитесь ее языком и образами, деталями. Описываемые здесь ситуации знакомы практически каждому, а значит, равнодушных среди зрителей не останется. А музыкальное сопровождение в лице Вячеслава Добрынина (вы узнаете эту его знаменитую пластинку из миллиона подобных!) и культового шлягера «Трава у дома» делает картину цельной. Самое главное – после этого спектакля непременно стоит позвонить своим бабушкам и дедушкам. Если они еще живы, конечно.

Комментарии к статье:
Андрей Кириллов (22 декабря 2019): Спектакль “милый”, камерный, “квартирник”. И текст “милый” (читал его задолго до просмотра). Живая “Копейка”, космонавт на стадионе, вряд ли добавляют каких-то смыслов и выражений. А вот что мне действительно понравилось в режиссуре и игре Деда-Молотова, так это проведенное через весь спектакль соотнесение планов: Дед и его женщины. Они связаны постоянно и не взаимодействуют буквально ни в одной точке. Сделано и сыграно это мастерски. Я бы еще отметил ансамбль спектакля.

Олег Калинка (25 декабря 2019): Непарадный портрет героя Нашего времени.
Спектакль Андрея Сидельникова «Лёха» предоставляет зрителю редкую возможность познакомиться с миром современной драматургии через творчество Юлии Поспеловой. Спектакль «Лёха» переносит нас в недалёкое прошлое, во вторую половину двадцатого века и открывает зрителю историю человека своего времени и объектом вдохновения для создания этого портрета выступает не исторический персонаж из учебников или известная личность, оказавшая влияние на эпоху. «Лёха» это портрет человека нашего времени и в его образе, каждый может узнать кого-то из своих друзей, родственников или знакомых.
История его жизни в спектакле не имеет линейно-биографический формат или каких-то фиксированных временных рамок и зритель здесь открывает её для себя постепенно. Этот процесс начинается через погружение в атмосферу того времени и этом воплощении «Лёха» – это атмосферный спектакль. Зритель вдыхает атмосферу времени практически сразу в сценическом пространстве спектакля и это пространство начинается за рамками сцены и начинается до начала спектакля. В нём зритель совершает импровизированное путешествие во времени, перешагну порог обыкновенной квартиры, где мог жить герой спектакля. Это квартира игровое пространство или сцена спектакля «Лёха», где материализуется особая аура эпохи и атмосфера ежедневной жизни персонажа создана в деталях благодаря обстановке и различным артефактом времени. Реалистичность сценической инсталляции придаёт элемент аутентичности действию и в этой атмосфере времени возникает силуэт героя, человека, живущего квартире, в окружении вещей и артефактами, играющими важную роль в его жизни. История его жизни звучит из уст женщин в чёрном, но их слова не биография в хронологическом порядке, её фрагменты – это маленькие почти семейные истории и наблюдения воспоминания близких. Они мимолётно возникают из глубин памяти, где они бережно собираются в течении жизни.

Эти маленькие эпизоды большой человеческой жизни очень колоритны и ярки, в них есть комичность и трагичность человеческой жизни. Во многом они подобны маленьким фрагментам большого мозаичного панно-картина человеческой жизни. На этом полотне в ярких красках экспрессии его жизни запечатлены образы родных и друзей, людей, окружавших его, и события, повлиявших на его жизнь. Этот приём позволяет раскрыть образ этого человека и создать многомерную картину человеческой индивидуальности и трагедию его жизни. Персонаж спектакля «Лёха», человек, чья жизнь пролегала через суровые военные и послевоенные времена, тяготы и мучения, но они не главный фокус сюжета, эти испытания его жизни контурно обозначены, но при этом они очевидны каждому и история его жизни – это оптимистическая трагедия и ода сильному человеку, стоически приносящему превратности жизни. В спектакле он человек, пытающийся жить полной грудью и радоваться жизни в полном объеме, он наполнял её мечтами и надеждами и здесь он сильный человек, живущий вопреки всем испытаниям выпавших ему по воле судьбы. Спектакль Андрея Сидельникова предоставляет нам всем прекрасную возможность пройти урок человечности человеколюбия, «Лёха» даёт нам возможность для безграничной рефлексии, взглянуть на людей вокруг нас и осмыслить бесценность человеческой жизни. Он позволяет нам, кинув взор вокруг и внимательно вглядевшись увидеть таких же героев нашего времени похожих на персонажа спектакля «Лёха».