Автор: subbota

Наталия Эфендиева, из статьи «Танцевать от печки: как петербургские театры обходятся без классических сцен». 

Реплика «Весь мир — театр, люди в нём актеры» известна, наверное, даже тем, кто в театр ходил в далёком детстве или не был там вовсе. Написанная в XVI столетии, впоследствии она разнообразно трактовалась, чаще символически и метафорически. Но в конце прошлого века эту фразу можно было применять к театру и буквально. Приблизительно с 1990–х годов в этом виде искусства всё активнее начали использовать практики совриска, психотерапии, социологии и т. д. Постановки игрались уже не только в привычной сценической коробке, где сохранялась вертикальная (иерархическая) система отношений между залом и сценой и внутри зрительского сообщества, но и в прямом смысле повсюду — на вокзалах, на улицах, в аэропортах, заброшенных зданиях. Формы, которые использовали авторы спектаклей, были далеки от той, что складывалась столетиями: появились проекты в жанре сайт–специфик, аудиопроменады, иммерсивные, партисипаторные постановки. И оказалось, что театр способен естественным образом существовать в самых разных пространствах, не меняя своей сути, но меняя представление о том, каким он может быть.

«ДП» рассказывает о трёх петербургских театрах, живущих и творящих в столетнем флигеле, недействующих цехах пивоваренного завода и даже в бывшей котельной.

Действующей мультикультурной площадкой флигель, расположившийся на Звенигородской улице, в доме за номером 28, стал 2 года назад. Здание было построено в революционном 1917 году и за свою жизнь видело и пережило предостаточно: например, во время Великой Отечественной в него попал снаряд, частично разрушивший постройку. После войны здесь разместились административные помещения конноспортивной школы. И только в нулевых флигель отдали «Субботе», но также под административные и внутренние рабочие нужды.

Реновация здания стала возможна с приходом нового директора Андрея Лобанова: театру удалось выделить собственные средства и получить поддержку от комитета по культуре. Содержательным наполнением занялся новый главный режиссёр Андрей Сидельников, предложив устроить в основательно обновлённом пространстве экспериментальную площадку, где будут проходить творческие встречи с артистами, режиссёрами, театральными художниками, лекции и мастер–классы. Но о первичном предназначении тоже не забывают. За время, прошедшее с момента открытия, здесь выпустили премьеры трёх экспериментальных проектов: «Ноябрь–86» (режиссёр Михаил Смирнов), «Сталлоне Любовь Корова» (режиссёр Кирилл Люкевич) и «Родькин чердак» (режиссёр Влад Тутак) по мотивам «Преступления и наказания».

Все работы исследуют пространство флигеля, приспосабливаясь к этой нетеатральной среде. В «Ноябре–86» на первом этаже с низкими сводчатыми потолками была создана импровизированная забегаловка в стиле 1980–х, где звучали стихи Пригова. После этой прелюдии публика попадала на второй этаж — где разворачивалось основное действие акции. В «Сталлоне Любовь Корова» задействованы сразу два этажа. Зрители попадают сначала как будто в гости к героям, а потом, втягиваясь в игру, оказываются внутри виртуального пространства восьмибитной компьютерной игры — волшебном пространстве новых сказок, где возможны чудеса и мёртвые могут встретиться с живыми. И наконец, перед выпуском «Родькиного чердака» была придумана целая серия событий (интерактивная экскурсия, лекции, перформанс с куклами и финальное обсуждение со зрителями), которая готовила будущего зрителя, погружая его в мир Фёдора Михайловича Достоевского и его героев.

«Любовь между мужчиной и женщиной — всегда борьба», утверждает героиня спектакля «Отец» в театре «Суббота». Почти два года назад режиссёр Сергей Азеев обратился к одноименной пьесе шведского драматурга Августа Стриндберга, чтобы исследовать этот тезис соперничества, а также заставить задуматься – действительно ли нельзя точно знать, кто отец любого ребенка. И нужен ли отец вообще?

Шум моря. Крик чайки. Пастор на белоснежном диване (художник Сергей Илларионов). У микрофона замерла монахиня в белоснежных одеждах. Спектакль начинается ещё до того, как зрители расселись на свои места. Прологом идёт сцена бастующих против патриархата монашек — в программке они обозначены как Гельт (Наталия Басистая); молодая госпожа; первая госпожа, мать 36-ти детей; вторая госпожа, пожилая старая дева. Они ярко пропевают свой протест в глубине сцены, подкрепляя слова игривыми танцами (хореограф Полина Митряшина). С ними безуспешно (он в явном меньшинстве и намного тише) пытается полемизировать некто Старший. Вдруг свет мигает (художник по свету Андрей Лебедь) и перемещается на передний план, к пастору в исполнении Ивана Байкалова, сидящего до этого в темноте на авансцене.

Первая сцена и обозначает всю коллизию постановки. Пастор, ротмистр Адольф (Андрей Гульнёв) и его подчинённый Нёйд (Владислав Демьяненко) говорят на тему возможного случайного отцовства последнего. Нёйд не уверен, что он отец ребёнка своей подружки — «если бы я знал наверное…что это мой ребенок, но ведь этого никогда нельзя знать… А всю жизнь возиться с чужим ребенком, тоже не очень приятно…».

Сюжет порождён многочисленными разводами и личными драмами самого автора – Стриндберг выплеснул в трагической пьесе свои архаичные взгляды. И для 1887 года они выглядели весьма органично, но в 2022 году такой материал смотрится местами комичным и даже нелепым. Но всё же пьеса не потеряла свою актуальность — мужчины и женщины всегда яростно спорят о своих правах, женский пол справедливо считает, что его ущемляют, нужно давать отпор мужскому укладу жизни и «надо бастовать». А мужской пол резонно утверждает, что раз он содержит женщину, то его мнение главное.

И очередной взгляд на этот извечный конфликт проходит через призму взаимоотношений в отдельно взятой семье. В ней идёт непримиримая борьба за власть ротмистра и его жены Лауры (Софья Андреева) — и это не простое столкновение интересов, а жёсткая война полов за влияние, за главенство и прерогативу решать – что делать с их единственной дочерью Бертой (Валерия Ледовских). Отец хочет, чтобы она уехала в город и стала учительницей, а мать желает для неё карьеры художницы и не отпускает из родного дома. Что хочет сама Берта, их мало интересует. Сами они спрашивают её мнение, но для проформы, на самом деле они оба не считают, что она вправе выбирать своё будущее, и какое у неё может быть мнение по этому вопросу, ведь она ещё подросток.

Параллельно основному сюжету развивается дополнительный – Чайка (Владимир Шабельников) и Селезень, он же Утка (Григорий Татаренко) пытаются понять природу главенства мужского и женского на примере растений, насекомых и животных. И все их исследования приводят к выводу, что при взращивании потомства, в продолжении дальнейшей жизни любого биологического вида отец выполняет второстепенную функцию и нужен обычно лишь как тот, с помощью которого это потомство появляется. Чайке очень грустно от этих мыслей, а вот Селезень радостно носится по сцене и озвучивает в подтверждение этого заключения всё новые и новые примеры.

В какой-то момент Чайка с Селезнем, а с ними и весь зрительный зал оказываются на типичном ток-шоу средней руки с ведущим, который не в состоянии произнести реплику с первого раза и просящего ещё дубль, и где публике на экране высвечиваются подсказки, что им следует делать — «аплодисменты», «недовольный гул». «Четвёртая стена» исчезает, чтобы и зрители поучаствовали в этом перманентном судорожном конфликте. Камера, мотор, записываем.

Главный герой выглядит и изначально ведёт себя так, будто бы он заранее уже сдался. Он готов был «сломаться» под прессингом жены, кормилицы (Анастасия Резункова) и доктора Эстермарка (Григорий Сергеенко) задолго до их активных действий. Он кричал и бранился на них, но это выглядело неубедительно и формально, заблаговременная капитуляция была налицо. Казалось, что он со вздохом облегчения соглашается стать сумасшедшим, хоть и удивляется такому положению вещей. Тем печальнее, что, несмотря на свой уступчивый в конечном итоге характер, он становится не только сумасшедшим, но и вовсе на грани жизни и смерти, жалко сидящим на диване. Над ним нависают все женщины его семьи — и все они одеты во что-то красное, подчёркивая жестокую судьбу ротмистра. Он потерял работу, уважение, здоровье и, считай, жизнь. А мать получила то, что жаждала больше всего — власть над дочерью и главенство в семье.

Все полтора часа – размышления по кругу на одну и ту же тему — власти полов и демонстрация того, на что может пойти женщина, чтобы победить в борьбе за неё. Например, утверждать, что дочь не от мужа и целенаправленно сводить его с ума. Драматург и режиссёр напоминают, что семьи могут быть и такими — никогда не любящими друг друга, терпящими по необходимости и живущими вместе много лет под одной крышей.

Финальная молитва, возносимая Деве Марии («Третья песня Эллен», она же «Ave Maria» Шуберта) звучит как призыв быть добрее. Ну, или смириться с тем, что есть.

«Опера нищего». С. Саксеев по мотивам пьесы Д. Гея.
Театр «Суббота».
Режиссер Петр Шерешевский, художник Фемистокл Атмадзас.

Все, что здесь происходит, зависит не от Зоны, а от нас.

Андрей Тарковский, «Сталкер»

«Хрень приснится, и живи в ней вечно», — говорит озадаченный Мэкки, смотря отрывок фильма «Сталкер»: Писатель и Ученый, сопровождаемые Сталкером, едут на дрезине в Зону… Этот образ стал лейттемой спектакля Петра Шерешевского и вместе с тем — метафорой нескончаемых девяностых. Время действия «Оперы нищего» Джона Гея режиссер-драматург переносит в 1996 год. Начинается все с кадра второго тура президентских выборов — власть фактически уже в руках Ельцина, а значит, и его преемника… С позиции нас сегодняшних понятно, что до заветной Комнаты, исполняющей желания, никто из них (нас?) не дойдет, единственное, что всем тут светит, — попросту зона…

Художник Фемистокл Атмадзас иронически представляет Русь-матушку: сцена зонирована с помощью картонных столбов в виде берез, на ярко-зеленом искусственном газоне, который покрывает все сценическое пространство, миленько расположились пять вычурных могилок с вульгарными розочками (все в лучших захоронительных традициях братков), прямо по центру идеально вписалась тюремная камера с двухуровневой койкой, слева встал фешенебельный кухонный гарнитур, справа — ванная и туалет с золотым унитазом (на ершик за 700 евро театрального бюджета, увы, не хватило). Универсальность сценографии тут служит приемом: менты с братками, авторитеты со жмурами — все едут на одной метафорической дрезине. Пространство практически не меняется, а понимается контекстуально: вот сидят за столом менты, значит, это «ментура», вот лежат голые проститутки на полу, очевидно — бордель.

Ироничность пространства не мешает актерам существовать непосредственно: мельчайшие бытовые подробности играются естественно, абсурдность обстановки мягко игнорируется. Как это принято у Шерешевского, действие снимается на камеру и тут же транслируется на экран (видео Алексея Иванова и Дмитрия Юпатова). Березы в кадр не попадают, и съемка носит характер реалистический: на экране эстетика «Бандитского Петербурга», а на сцене — непринужденность бытовухи в аляповатом художестве.

Текст Джона Гея режиссер полностью переписывает, сохраняя фабулу. Персонажи английской пьесы XVIII века подлежат специальной драматургической русификации: тут теперь действуют криминальный авторитет Пищик (Владимир Шабельников) со своей женой Валентиной Васильевной (Марина Конюшко) и дочерью Полиной (Анастасия Полянская), Михаил Молотов по кличке Мэкки (Владислав Демьяненко), главарь ОПГ, в которую входят Игнат-Паяльник (Григорий Сергеенко) и Рыбка (Григорий Татаренко), которые прессуют Терпилу (Артем Лисач), хозяйка борделя Галка (Анна Васильева) с проститутками Авророй (Валерия Ледовских) и Лаурой (Екатерина Рудакова) и, конечно, менты Локтевы (Алексей Белозерцев в роли полковника и Софья Андреева в роли старшего лейтенанта Людмилы). От приема «театр в театре» Шерешевский отказывается — роль Нищего бедный режиссер берет на себя, сопровождая начало спектакля ознакомительным текстом на экране, где описывается история возникновения «Оперы».

Практически ничего, в общем, не меняется, кроме российского контекста и лингвистических извращений. Все так же есть плохие и нет хороших, все так же есть любовный треугольник и нет любви, все так же есть преступления и нет наказаний. И тем не менее, в каждом, даже самом безнравственном, обществе есть свои понятия. В данном случае «конец миропорядку» придет, «если позволить ворам мочить ментов в их собственном доме». Так оно и случается: во время побега Мэкки из тюрьмы с помощью влюбленной в него беременной старшей лейтенантки братки застреливают одного милиционера (его, как и некоторые другие второстепенные роли, играет Артем Лисач) — положение «хуже некуда». Голоса подсчитаны. Ельцин избран на второй срок.

Петр Шерешевский вслед за Джоном Геем создает сатиру на криминальное государство, поэтому и персонажи у него получаются карикатурными. Владимир Шабельников играет приспособившегося к новой российской действительности интеллигента: «Воры не голосуют», — досадно констатирует он после своей же фразы «голосовать не за кого». Валентина Васильевна Марины Конюшко — купчиха нового образца: и капусту отдает нехотя, и сожалеет об отсутствии профессионалов-карманников… Полина Анастасии Полянской и Людмила Софьи Андреевой — две обманутые инфантилки, каждая по-своему глупа, в конце под синькой приходят к единогласному решению, что Мэкки они обе выдумали, — своеобразный коллективный приход. Алексей Белозерцев играет маленького мента, смакующего паленый коньяк и бронирующего вору номер люкс в Крестах за пять кусков. Владислав Демьяненко в роли Мэкки — новый русский в малиновом пиджачке (художник по костюмам Ольга Атмадзас), говорящий с придыханием и смотрящий с надменным прищуром, — перекладывает всю грязную работу на Григория Сергеенко в роли обжоры Игната-Паяльника и Григория Татаренко в роли пьяницы Рыбки, захаживает в бордель к бывшей любовнице Галке, которую Анна Васильева играет как циничную предпринимательницу. В борделе можно найти не поступившую на Моховую Аврору (Валерия Ледовских играет запуганную тихоню, с надрывом скандирующую Ахматову) и опытную проститутку со стажем Лауру (Екатерина Рудакова являет как бы переход от нежной Авроры к черствой Галке).

Однако актеры играют не просто представителей лихих девяностых, вторым планом для них становится переломный июльский день 1996-го — ситуация выбора так или иначе касается каждого. И выбор этот все совершают в пользу подлости, предательства и попросту — уголовки… Проститутки во главе с Галкой, например, за бабки сдают Мэкки ментам, а Людка идет на должностное преступление, помогая Мэкки сбежать из тюряги. И пока с бешеной скоростью коллизии совершаются эти коррупционистские грехопадения, где-то снаружи происходит выбор экзистенциального характера: Зюганов или Ельцин — из дня сегодняшнего понятно, что правильного варианта, увы, не дано. Поэтому, наверное, на реплике Алексея Белозерцева «у нас слишком свободная страна» по залу проходит нервный смешок…

Как и положено — в «Опере нищего» есть музыкальные вставки (музыку написал Ванечка с Оркестром приватного танца). Для них Шерешевский берет старые шлягеры «Лесоповала», Круга и Шуфутинского, переделывая текст куплета и оставляя знакомые припевы. Во время этих зонгов-интермедий на сцене все участники действия играют на различных музыкальных (и немузыкальных тоже — типа двуручной пилы) инструментах, обращаясь с песней в зал. В последней сцене, когда Рыбка начинает душить Мэкки в тюремной камере, действие вдруг обрывается коллективным обращением в зал: мы, мол, должны сами выбрать им всем наказание. Переложив ответственность на зрителя, актеры запевают хит группы «Цветы» «Мы желаем счастья вам!», пока на экране красуются результаты выбора их персонажей — 54% за Ельцина.

Вот так проститутки и воры 96-го желают нам, мученикам 22-го, счастья в этом мире большом…

А мира нет даже маленького.

Переносить классические тексты на почву современности – излюбленное занятие многих режиссеров. Получается это у них в той или иной степени удачно, но сама тенденция пока и не думает ослабевать. Отдельный творческий интерес, конечно, возбуждает эпоха 90-х: относительно недавняя, максимально противоречивая, абсолютно незабываемая. Кому-то трагедия и нищета, кому-то счастье и свобода, а кому-то беззаконие и вседозволенность. Впрочем, те или иные общие черты можно отыскать в абсолютно разных исторических реалиях, что уже заставляет задуматься о неизбежности зла и неизменности бытия. Режиссер Петр Шерешевский в своей новой работе как раз пытается осмыслять и переосмыслять как локальные, так и глобальные вопросы.

Спектакль «Опера нищего» более двух часов остро и больно царапает наждачкой, время от времени слегка припудривая философической пуховкой – чтобы следов насилия не осталось. За основу Петром Шерешевским здесь была взята одноименная пьеса британца Джона Гея, из которой потом выросла несколько иная пьеса немца Бертольда Брехта. Вот вам еще одно доказательство вечных основополагающих сюжетов, кочующих из века в век, не так ли? О сращивании официальной власти и организованной преступности, о противоречивости человеческой натуры, о торжестве цинизма, лжи и лицемерия говорить можно бесконечно, знай меняй себе имена да внешние обстоятельства. Режиссер Шерешевский решает транспонировать дважды классический сюжет в родные отечественные обстоятельства. Перенос старого недоброго происходит здесь в неизменные-неотменимые 90-е, фантомные боли от которых не ослабевают и сегодня. Эту эпоху, глубокую коллективную травму, нашу общую сущность, эту пресловутую шинель, из которой все мы вышли, предстоит переосмыслить еще не раз и не два. Мы все ищем и ищем долгожданное светлое будущее в темном стыдном прошлом, и все это напоминает то ли групповой акт мазохизма, то ли групповой же сеанс психотерапии. К пересказу старой сказки на новый лад в работе Шерешевского все подходит как нельзя лучше: крутые серьезные авторитеты и мелкие шакалистые шестерки, главари ОПГ и прикормленные менты, несчастные проститутки, также запачканные криминалом, и одинокие подлые сутенерши. У Гея и Брехта они явно именовались иначе, но к чему такие дотошности, если не изменилось самое главное – суть. Времена меняются, а вот люди, судя по всему, нет. И после нас еще останутся вышеупомянутые типажи, и всех нас счастливо переживут под аккомпанемент бодрых мелодий. С легкой руки режиссера музыкальное сопровождение из остроумных злободневных зонгов Вайля-Брехта скукожилось до шансона и попсы, этих двух вечных отечественных доминант масскульта. Тем не менее, даже таким максимально упрощенным жанрам оказывается под силу донести важное и скрепить собой сюжет, а строки из хитов Булановой и группы «Лесоповал» вдруг сами собой наполняются новыми неизведанными смыслами.

В сущности, этот спектакль у Петра Шерешевского получился  про выбор  как нравственную категорию (недаром визуальным лейтмотивом здесь становится  новостной репортаж НТВ с президентских выборов 96 года). Ты всегда решаешь для себя: врать или держать слово, предавать или хранить верность, стать убийцей или все же нет, идти в бордель после провала в театральный институт или попытаться жить иначе, прикладывать к животу жертвы утюг или все-таки помнить, что не так давно ты был чистым светлым мальчиком, который пел в хоре про крейсер «Аврору». Вся наша жизнь  – череда внутренних выборов, и абсолютно неважно, какой год на календаре.

Актерские работы в «Опере нищего» складываются в умело слаженный ансамбль, и сложно, практически невозможно, выделить кого-то одного, не отметив другого. Типажи узнаваемы и как-то даже буднично привычны (и радости от этого, честно говоря, маловато!). Многие из них являлись нам с экранов, из сериалов и фильмов, а тут до них рукой подать. Впрочем, Шерешевский в своей излюбленной манере не отказывается и от видеосъемки по ходу действия, поэтому мы словно бы еще один бесконечный жестокий криминальный сериал все по тому же НТВ заодно смотрим. Разве что качество гораздо лучше во всех смыслах. Отдельно радует сценография: от березок до могилок. Истинно отечественным духом пронизан каждый сантиметр пространства, закольцовывая безжалостно препарирующий прошлое сюжет. Нам еще предстоит в нем разобраться, а пока можно спеть напоследок.

В театре “Суббота” 22 и 23 октября состоялись премьерные показы “Оперы нищего” в постановке Петра Шерешевского. Пётр Юрьевич — многократный номинант на Золотую маску, главный режиссер Камерного театра Малыщицкого. В последние годы на его премьеры нужно было ездить по России — его активно приглашают региональные театры. Но в этом сезоне у Шерешевского аж три премьеры в Петербурге! Первая — “Идиот” в Приюте Комедианта (премьера состоялась 1 и 2 октября), в КТМ (Камерном театре Малыщицкого) в конце декабря ожидается “Профессор Сторицын” по Леониду Андрееву. И третья — “Опера нищего” в Субботе по мотивам пьесы Джона Гея.

Джон Гей — английский драматург из круга Джонатана Свифта, его пьеса-опера — острая социальная сатира на политическую систему в Англии 18 века. Тогда был разгул преступности, и полиция, не зная, как справиться, ввела денежное вознаграждение, чтобы преступник стучал на собрата. Через 200 лет Бертольт Брехт написал свою знаменитую “Трёхгрошовую оперу” по мотивам пьесы Гея, сохранив сюжет, героев. И еще через 100 лет Петр Юрьевич Шерешевский сделал то же самое — переписал Гея, перенеся действие в 1990-е годы.

Предательства, доносы, желание отхватить свой кусочек счастья через несчастье других, жизнь на разломе эпох, растерянность и неуверенность в завтрашнем дне — все эти темы далеких 90-х созвучны и близки нам сегодня.

Художник Фемистокл Атмадзас на входе в зал размещает могильные плиты с заборчиками, а рядом — наше всё — русские березы! Их будут обнимать герои, а ещё — вглядываться в свои портреты на плитах, то ли ища ответы, то ли стремясь приблизить конец. В центре сцены — тюремная камера. Помните, как в другом спектакле Шерешевского “Дания тюрьма” в КТМ по Асе Волошиной, “сердце России — тюрьма”? И обычная жизнь рядом — золотой унитаз, кухня, обеденный стол, внушительная дверь со множеством замков. И судьбы человеческие тут же решаются. “Кого сдавать будем?” — первый вопрос криминального авторитета Пищика (Владимир Шабельников) жене Валентине (Марина Конюшко) после возвращения с работы.

Многонаселенный мир “Оперы нищего” включает любвеобильного главаря шайки Мэкки, который мутит и с дочкой Пищика (Анастасия Полянская), и со старшим лейтенантом милиции инфантильной Людмилой (Софья Андреева), бандита-философа Рыбку (Григорий Татаренко), проститутку Аврору из Норильска (Александра Маркина), что “поступала на Моховую, а поступила на Староневский”, харизматичную хозяйку борделя Галку (Анна Васильева). В этой криминальной комедии в духе тарантиновского “Криминального чтива” или “Жмурок” Балабанова с трупами в мешках, продажными милиционерами, бандитами-романтиками, нюхающими дороги и поющими жуткий шансон, нет чёрного и белого, нет положительного персонажа, которому ты традиционно хоть немного сопереживаешь. Кстати о шансоне. Постоянный партнер Шерешевского, дивный композитор Ванечка (Оркестр приватного танца) написал аранжировки “Белого лебедя”, “Владимирского централа”, “За милых дам”, которые исполняют актеры в перерывах между сценами. Эти музыкальные вставки-зонги будто вытаскивают у тебя откуда-то изнутри стыдливое чувство любви и ностальгии к 90-м — хочется не то что подпевать, а выскочить на сцену и танцевать, хоть всегда к подобным песням относилась с презрением.

Художник по костюмам Ольга Атмадзас наделяет героев всеми атрибутами 90-х — кричаще-яркий домашний халат, спортивные костюмы, кожаные плащи, красные пиджаки, лосины, толстые золотые цепи.

Пётр Юрьевич любит создавать киноспектакли, “Опера нищего” — не исключение. На экране можно разглядывать лица артистов, не боясь пропустить тончайшие детали игры, но при этом здесь и сейчас чувствовать живой театр и дышащее, меняющееся пространство вокруг. Еще один фирменный признак режиссуры Шерешевского — еда! Почти во всех его спектаклях герои едят по-настоящему, в “Опере нищего” это салатные листья, буквальные заветные “грины” да палёный коньяк.

Второй акт “Оперы нищего” более философский и неторопливый. На пороге вечности герои не раз задумываются о смысле и ценности жизни, цитируют Гамлета:
“весь мир – тюрьма, и превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий”.
На экране возникает сцена из “Сталкера” с бесконечной дорогой к комнате желаний, в которую мы стремимся, но боимся получить желаемое.

“Лучше в нашем аду жить, он хоть знакомый” — говорит один из персонажей. В финале Мэкки вместо того, чтобы спасаться и уехать из страны, снова идет в бордель к тем самым эскортницам, которые сдали его. “А ты меня сегодня уже предала?” — спрашивает он у них.
“Опера нищего” — выпуклая карикатура российской действительности, где из десятилетия к десятилетию ничего не меняется. А еще для меня постановка получилась о смирении, которое у нас в крови, о готовности покорно сесть в тюрьму и даже умереть, но не бороться.

Неожиданный, будто оптимистический финал — как в оригинале Гея. Вот только под песню “Мы желаем счастья вам” демонстрируются документальные кадры с президентских выборов 1996 года.

Сегодня и завтра, 22 и 23 октября, в петербургском театре «Суббота» пройдёт премьера спектакля Петра Шерешевского «Опера нищего» — сочинения по мотивам одноимённой пьесы Джона Гея.

Напомним, «Опера нищего» — знаменитая пьеса Джона Гея (1727), сатирическая криминальная история, в которой музыке — своеобразной пародии на итальянскую оперу — была отведена значительная роль. Многое в «Опере нищего» было новым для своего времени, однако в 20 веке славу пьесы Гея затмила «Трёхгрошовая опера» — культовое сочинение Брехта с музыкой Курта Вайля, ставшей крайне популярной. «Трёхгрошовая опера» — опыт переосмысления пьесы Гея, и Пётр Шерешевский вместе со своими соавторами в работе над премьерой решил пойти по пути Брехта: не ставить его самого, а обратиться к «первоисточнику». Однако за Брехтом он последовал в другом: как и родоначальник эпического театра, Шерешевский почти полностью переписал пьесу Гея — вдохновившись, по его собственным словам, примером «Трёх сестёр» Саймона Стоуна, где чеховский сюжет-«миф» повторяется почти без использования слов из чеховской пьесы. Впрочем, в отличие от современных персонажей «Трёх сестёр» Стоуна, герои Шерешевского действуют не совсем «в наши дни»: подыскивая обстоятельства новейшей российской истории, которые напоминали бы ситуацию и контекст «Оперы нищего», режиссёр (и автор пьесы — под псевдонимом Семён Саксеев) выбрал середину 1990-х.

В анонсе новой «криминальной комедии», как обозначен жанр премьеры, сказано: «Гей написал острую историю о любви и нравах английского общества, в которой преступники выглядели симпатичнее полицейских. Английские гангстеры, воры, ночные бабочки и нищие приобретут узнаваемые черты российских братков, эскортниц и бомжей. Страсти в этой среде кипят нешуточные. Кому-то из героев суждено уйти на дно и погибнуть, а кому-то — занять высокие посты. На фоне возни за первенство на социальной лестнице разворачивается красивая история любви и предательства романтика и преступника Мэкки-Ножа». Соответствует этому описанию и визуальное решение спектакля — сценография Фемистокла Атмадзаса и костюмы Ольги Атмадзас. Их соавтором стал художник по свету Евгений Ганзбург.

Сохранится в спектакле и «память жанра»: музыкальные номера-зонги с использованием шлягерных мелодий 1990-х написаны композитором Ванечкой («Оркестр приватного танца») и будут звучать в живом исполнении. «„Суббота“ не была бы „Субботой“, не наполнив эту историю своей музыкой», — говорится в анонсе спектакля: актёры этого театра поют и играют на музыкальных инструментах не только в спектаклях, где часто собираются в полноценный ансамбль, но и на концертах.

Любопытно, что в версии Шерешевского появился своеобразный «оммаж» Чехову: центральные герои, у Гея (и Брехта) носившие фамилию Пичем, здесь стали Пищиками. Во многих других случаях фамилии и имена созвучны изначальным вариантам (например, Люси Локит стала Людмилой Локтевой). Сохранилось и имя Мэкки — оно стало кличкой главного героя, названного Михаилом Молотовым.

Роль Мэкки сыграет Владислав Демьяненко. В других ролях — Владимир Шабельников, Марина Конюшко, Анастасия Полянская, Артём Лисач, Григорий Сергеенко, Григорий Татаренко, Алексей Белозерцев, Софья Андреева, Анна Васильева, Валерия Ледовских и Екатерина Рудакова.

В рамках фестиваля «Золотая маска» Санкт-Петербургский театр «Суббота» представил на сцене Заполярного театра драмы современную интерпретацию произведения Николая Васильевича Гоголя «Ревизор». Режиссёр спектакля Андрей Сидельников превратил пьесу в шутовство с карикатурными чиновниками и острыми политическими шутками, и всё это переосмыслено на новый лад. В спектакле современные костюмы, телефоны и микрофоны. Всё это делает классику понятнее для современной молодежи.

Видеосюжет по ссылке: http://www.vesti-krasnoyarsk.ru/news/kyltyra/post-38619/

В Норильске состоялся фестиваль «Золотая маска», который шёл в городе более двух недель и завершился в эти выходные. Зрителю представили четыре постановки в исполнении театральных трупп из Москвы, Санкт-Петербурга и Новосибирска. Показ спектаклей — лауреатов премии «Золотая маска» в Норильске состоялся уже в четвёртый раз.

Слова классические, антураж современный. Произведение, знакомое со школы, у каждого режиссёра играет новыми красками. Андрей Сидельников, не меняя практически ничего в тексте 200-летней давности, просто наложил его на картинку из сегодняшней жизни. Зрителю оставалось лишь удивляться, как получилось органично.

Андрей Сидельников, режиссёр спектакля «Ревизор» (театр «Суббота», г.Санкт-Петербург): «Там есть и хулиганские моменты. Где-то мы просто играли, чудили. В результате спектакль сложился. Уже очень много городов мы объехали с ним. И зовут, и зовут».

Один из артистов, занятых в этой постановке, родом из Норильска. Иван Байкалов отлично помнит, как именно здесь получил путёвку на большую сцену.

Иван Байкалов, артист театра «Суббота» (г.Санкт-Петербург): «Виноват актёр здешнего драматического театра Решетников. Мы от нашего ПУ участвовали в «Студенческой весне», получили первое место. И в жюри сидел Решетников, он выделил нас, сказал: Байкалов и Буцук, вы можете поступать в театральное. Мы такие: а почему бы и нет?»

Организаторы фестиваля подчёркивают: старались подобрать спектакли на любой вкус. Отбор постановок для выездных показов в городах — это всегда отдельный творческий процесс.

Игорь Костолевский, президент Премии и Фестиваля «Золотая маска»: «Бывает, где-то люди только знакомятся с театром и мы везём туда определённые спектакли. В Норильск мы можем везти всё. Потому что здесь замечательный, продвинутый зритель».

Порадовать норильского зрителя приехали не только столичные артисты. «Мальчики» новосибирского театра «Глобус» — настоящий спектакль-рекордсмен. Ему нет ещё и года, а уже лауреат «Золотой маски». Постановка-ретроспектива. О детстве и о том, как мы стали теми, кем стали.

Алексей Корнев, артист театра «Глобус» (г.Новосибирск): «Как это ни пафосно звучит, но мы все родом оттуда. И это было интересно вспоминать. Это был интересный процесс для нас. Мы все рассказывали какие-то истории, связанные с детством, и их много. В детстве можно много найти ответов на те вопросы, которые тебя сейчас волнуют».

А вот «Обещание на рассвете» театра имени Пушкина, наоборот, постановка, проверенная годами. Её ставят уже 8 лет. Исполнитель главной роли Андрей Заводюк в ходе фестиваля с удовольствием познакомился и поделился опытом со студентами Норильского колледжа искусств.

Андрей Заводюк, артист театра им. А.С.Пушкина (г.Москва): «Будем, наверное, разговаривать об актёрском внимании, об актёрской энергии, об актёрском действии. Это целая наука».

Ещё один проверенный временем и множеством сцен спектакль — «Старый дом», постановка Владимира Панкова в жанре саундрама, с участием Елены Яковлевой. Этой постановкой фестиваль в Норильске открывался. Её на сцене Заполярного драматического сыграли дважды, и оба раза с аншлагом. Зрители признавались: ждали фестиваль с нетерпением.

Елена Кошуркина, зритель: «Хороший показ, интересные спектакли, хорошая игра актёров. Здорово. Для Норильска любые события здорово».

Светлана Горбунова, зритель: «Новых впечатлений ярких, которых нам не хватает в нашей жизни. Мы постоянные посетители театра. Следим за всеми премьерами, с удовольствием сюда ходим».

«Золотая маска» в Норильске уже в четвёртый раз. Предыдущий фестиваль прошёл в 2017. Так же, как и сейчас, в партнёрстве с «Норникелем». В этом году фестивальные постановки фактически открыли в городе театральный сезон.

Наталия Гельруд, заместитель министра культуры Красноярского края: «Для нас это вдвойне приятно, потому что такого беспрецедентного открытия творческого сезона в Красноярском крае не было никогда».

Этой осенью спектакли «Золотой маски» показывают в 12 городах России. Норильск в их числе. И это должно стать традицией, уверено руководство градообразующего предприятия.

Анастасия Перфильева, заместитель директор Заполярного филиала «Норникеля»: «Безусловно, мы заинтересованы в том, чтобы продолжать это сотрудничество. Мы с вами с 2015 года. Были и в Норильске, и в Чите. Я надеюсь, что во всех регионах присутствия нашей компании будут проводиться такие же фестивали. Мы готовы инвестировать в это, несмотря на наши сложные времена. Чтобы формировать некий культурный код наших горожан».

«Золотая маска» не единственное заметное культурное событие в городе. Только в нынешнем году при поддержке компании прошло прослушивание выездной комиссии ВГИКа для юных норильских артистов, гастроли московского ТЮЗа и камерного ансамбля «Солисты Москвы», открылся образовательный центр Юрия Башмета. Ну а нынешний фестиваль подарил новые впечатления не только зрителям. Артисты и режиссёры побывали в знаковых местах города. Прикоснулись к его уникальной истории, погрузились в атмосферу сложнейшего металлургического производства. Но самый большой эмоциональный заряд, признались гости, они получили от благодарного, открытого и вовлечённого зрителя.

Анна Переверзева

Спектакль питерского театра «Суббота» прошел в рамках регионального фестиваля «Золотая маска».

#НОРИЛЬСК. «Северный город» — На сцене Заполярного театра драмы прошли показы «невольного прочтения» гоголевского «Ревизора» в постановке Андрея Сидельникова (театр «Суббота», Санкт-Петербург). Основными реакциями норильчан стали восторг, удивление, смех. Встреча столичного театра и северного зрителя прошла на ура.

Динамичное действие начинается неожиданно — с пресс-конференции, где за столом сидят чиновники во главе с Городничим и обсуждают дела условного уездного городка. Все узнают о приезде столичного ревизора, начинается паника, визиты к Хлестакову, взятки и наушничество: все по известному сценарию с разоблачением.

Всеми доступными театральными средствами режиссер питерского театра «Суббота» Андрей Сидельников доказывает, что «Ревизор» — не пыльная книга из позапрошлого века, а текст про сегодня. Сквозь который легко продраться, никуда не перемещаясь. В спектакле — современные костюмы, микрофоны, баннеры.

Известные события в «Ревизоре» автор постановки привязал к современности, всего лишь изменив правила игры. Все настолько актуально, что совершенно не важен век;  герои, типажи, музыка, одежда — лишь штрихи к портрету эпохи. По его мнению, театр «Суббота» — про сегодня, а этот спектакль про нынешнюю жизнь: «он сделан про людей, которые жили в 90-е и как-то остановились».

В своем интервью норильским СМИ Андрей Сидельников рассказал о том, что в полотне классического произведения мало что изменилось.

«Гоголь гениален, ибо он на все времена. Достаточно небольших нюансов и импровизации на сцене – и спектакль смотрится современно. Образ чиновников – собирательный. Кстати, в Питере губернатор за этот спектакль театру дал премию. Я попытался прочесть текст здесь и сейчас, в постановке есть хулиганские моменты, где мы просто чудили», — отмечает режиссер.

Максим Крупский создал своего Городничего реально похожим на условного чиновника и «конкретного» мужика. Артист признается, что все время в разных городах в нем обязательно кого-то узнают. Герой Крупского с самого начала задает постановке невероятно быстрый темпоритм. Это немудрено: и двигаемся, и говорим, и живем мы теперь куда динамичнее.

В спектакле звучит «Кабриолет» Любови Успенской, а взятки чиновники несут Хлестакову в коробке из-под ксерокса. Но не просто 90-е «кричат» со сцены. Сегодняшние «уши» множеством узнаваемых примет также торчат из каждого фрагмента: жена и дочь Городничего не вылезают из фитнеса и SPA-салонов, знаменитое про «птицу-тройку» произносится с велотренажера. У «серых костюмов», приходящих на совещание, слегка небинарный клерк Устин (вроде как женщина, но с усами) отбирает на входе сотовые телефоны.

Подношения важной персоне, якобы приехавшей в уездный город N с ревизией, «со стороны дворянства» тащит представитель бизнеса; начальник богоугодных заведений собирает деньги «на шторы», Ляпкин-Тяпкин готовит доклад в электронном виде. Хлестаков, вроде бы типичное дитя 90-х, из мажоров, упоительно поет хит Шнура «Москва, по ком звонят твои колокола» и «на голубом глазу» обещает, что деньги, дескать, ему вот-вот переведут на карточку — и он их всенепременно отдаст.

В этой мешанине и эклектике нисколько не теряются сам Гоголь и его вечные вопросы. Время и пространство работают как категории условные, а смыслы, пороки, наше отношение к ним — все остается, все — константа.

Основной «движок» действа, конечно, Хлестаков в исполнении актера «Субботы» Владислава Демьяненко: c его полетом, темпераментом, бесстрашием и безответственностью, когда можно делать все что хочешь, и тебе за это ничего не будет. Своего героя он характеризует как человека несущегося, наглого, даже борзого, сметающего все на своем пути, обладающего безумной молодой и невероятной энергией.

«Я думаю, Гоголь в гробу не ворочался. Да, мы существуем в современных реалиях, но это не меняет того, что хотел оставить нам классик», — говорит исполнитель Хлестакова.

Немая сцена подтверждает, как мало, в сущности, меняется мир, вне зависимости от календарей, костюмов и ксероксов. И вновь в этом болоте никого не жалко, ибо «все хороши» и у всех «рыльце в пушку».

По-прежнему горько звучит вечное «над кем смеетесь?» Ведомо над кем.