Месяц: Январь 2020

У каждого из нас есть прошлое: поездки на дачу в копейке; специфический запах табака «Явы»; пластинки с Вячеславом Добрыниным; которого так любили и не ясно, за что; ненавистная музыкальная школа; незабываемый первый полёт в космос Юрия Гагарина; безудержные песни и танцы под «Земля в иллюминаторе» и сборы-посиделки всей семьей, на которых принято вспоминать былое (нужное подчеркнуть).

На одной из таких «посиделок» я побывала 15 января в «Субботе». Перед зданием театра — ничего необычного: вывеска, кованое оформление, напоминающее иллюстрации из детской книжки с рассказами Чехова, какой-то дедушка, натирающий свою копейку. Может, из соседнего дома — подумала я, а позже увидела его на «сцене».

Поднимаюсь на второй этаж — типичная питерская коммунальная квартира: это «фойе» театра (все подобные термины намеренно беру в кавычки, чтобы подчеркнуть их условность и отсутствие формальных границ), программки к спектаклю лежат на темном полированном комоде с зеркалом, зрителям предлагают расположиться на диванах среди вешалок, велосипеда, торшера, кастрюли и прочих вещей из детства.

Нас ждёт сцена-комната, максимально стилизованная под советское пространство. Весь «зрительский зал» — штук 30 стульев, расставленных по периметру комнаты. Нас от актеров отделяет метра полтора. Возможно, поэтому во всей комнате-сцене — очень хрупкое, еле уловимое чувство создания чего-то очень важного, где над общим узором работает каждый зритель. Все внимают происходящему, избегая даже лишних вздохов, боясь разрушить то, что мы вместе только что создавали.

Творить действие зрителю помогают главный герой — дед и четыре актрисы — важные женщины его жизни. Внучка в исполнении Олеси Линьковой, дочка, которую играет Дарья Шиханова, Татьяна Кондратьева в роли жены и Любовь Ивановна Кузнецова — исполняет Анна Васильева. Как богини судьбы они ткут узор жизни деда (герой Анатолия Молотова). Перед нами — классический литературный театр. Такая форма тоже добавляет легкости и полутонов происходящему. Часы-ходики, как «саундтрек» к спектаклю, отсчитывают паузы и символично — годы жизни героя.

Редкое произведение, после которого не хочется рефлексировать — хочется только быть благодарным за прикосновение к жизни. Трепетно, хрупко. Очень человечный спектакль — нужно уметь любить людей, чтобы показать жизнь, как она есть, без оценок, во всей красоте и горечи.

В ёмких, колких, иногда пронзительно горьких цитатах героя Анатолия Молотова — вся палитра эмоций человека. Каждый узнаёт в этом знакомые жизни — соседей, родственников, себя.

«Лёха» — спектакль в постановке Андрея Сидельникова по пьесе Юлии Поспеловой. Если раньше, ещё лет 10 назад, особенно популярны были Валерия Гай Германика с ее обескураживающей жесткостью и Виктор Пелевин с сумасшедшей фантазийностью, то сейчас настало время магического реализма. Мы узнаём себя и получаем пространство для роста, мечтаний и вопросов в таком произведении. Щепотка волшебства в безысходности и невозвратимости советского пространства — вот так я бы описала текст произведения.

В конце спектакля вас ждет напоминание, что все мы — космические гости. А какое — приходите на спектакль, и увидите сами.

«Цацики и его семья». Инсценировка А. Протас по повести М. Нильсон-Брэнстрем.
Театр «Суббота».
Режиссер Юлия Каландаришвили, художник Мария Смирнова-Несвицкая.

О мальчике из Швеции с необычным именем Цацики писательница Мони Нильсон-Брэнстрем выпустила пять книг, а режиссер Юлия Каландаришвили — уже три спектакля. Вдохновения от первой книжки режиссеру хватило сразу на две постановки: в ноябре 2017-го вышла премьера в Хабаровском ТЮЗе, в марте 2018-го — в петербургском театре «Суббота». Обе оказались замечены публикой и критикой, но энтузиазм режиссера в отношении сюжета уже тогда мог навеять мысли о продолжении. Оно случилось в конце декабря 2019-го: в театре «Суббота» вышла премьера по книжке «Цацики и его семья».

Находки авторов спектакля — достояние первой части случившегося театрального сериала, обретенные уже в первом спектакле — «Цацики идет в школу». Во второй части они, как и положено, уже второй свежести, но работают пока что безупречно. Инсценировка Алисы Протас вычленяет из богатого на детали повествования Нильсон-Брэнстрем магистральные линии, переплетая их умело и удобно для театра. Путешествие Цацики с матерью в Грецию оказывается сопряжено с обретением отца и двоюродной сестры, а заодно — опыта прыгания со скал и охоты на каракатиц. Густонаселенная история в инсценировке понесла потери повествовательного свойства, но сохранила почти всех из действующих персонажей. В режиссерском решении, имевшем место уже в первой серии, возможность исполнения актерами нескольких ролей позволила не раздувать исполнительский состав, и к знакомым уже зрителю Станиславу Демину-Левийману и Софье Андреевой присоединился только лишь Артем Лисач. Сохранив найденные в первой части интонации и приемы, они разыгрывают вторую часть «Цацики», как и полагается сериальным исполнителям, в полном соответствии с однажды найденной и узнаваемой характерностью. Заданная уже в первом спектакле эквилибристика актерского существования между несколькими ролями одновременно проявилась во второй серии даже ярче. Осмотрительный и в то же время в нужные моменты проявляющий твердость и взрослеющий чуть ли не на глазах Цацики, слегка экстравагантная, прямолинейная и любящая Мамаша, верный школьный друг Пер, умопомрачительная одноклассница Мария, невнятно мычащий папа Ловец Каракатиц и такой же нерешительный сосед Йоран. Актерам есть где развернуться и показать себя в обеих сериях.

В версии Каландаришвили путешествие оказывается приключением, в котором важны даже крошечные детали, а маршрут придумывается уже по пути. Оно подобно детской игре, где все подчинено условности и как бы взаправду. На мгновение кажется, что вся эта история никогда не случалась и есть всего лишь плод фантазии заигравшихся детей.

Единственная декорация спектакля — классический спортивный уголок детской комнаты — становится отправной точкой путешествия, местом встречи с отцом у моря, скалами, квартирой в родной Швеции. Детская комната-трансформер, принимающая облик согласно фантазиям обитателей, наполнена такими же трансформирующимися согласно обстоятельствам предметами. Ее «начинка» в виде зонтиков, чемоданов, аквалангических масок, надувных кругов может развернуться в нужной фантазийной оболочке, и тогда шлепанец вдруг окажется основой для бутерброда, а транспортир — телефоном. Как в детской игре, здесь все условно и даже намеренно гипертрофировано. К чему озадачиваться реквизитом, если все, что нужно, можно извлечь из того, что уже есть. Авторы спектакля с увлечением и почти спортивным азартом погружаются в это жонглирование предметами, чуть не на спор придумывая все новое назначение обычным вещам.

Цацики тянет на роль современного детского героя, принимающего кособокую реальность собственной жизни с иронией и философской отрешенностью младшего школьника. При этом он тот самый мальчишка-бунтарь, внутри которого живы понятия дружбы, уважения и достоинства, для которого защитить маму или друга — дело чести, а снисходительное отношение к девчачьим капризам в порядке вещей. Для Каландаришвили Цацики оказывается персонажем, словами которого можно, в обход все еще повсеместной ханжеской морали, высказаться напрямую о том, что дети скрывают, никогда не озвучивают или же просто не знают. От вроде простого, но заставляющего зрителя вздрогнуть слова «член» до глубокого погружения в непростые взрослые отношения, в которых ребенку неизменно хочется счастья и любви. Цацики и в литературной, и в театральной версии — тот самый герой, который задается нужными вопросами и даже находит на них ответы.

В этом смысле понятно желание режиссера остаться вместе с Цацики как можно дольше, возможно даже до самой последней, пятой, книжки. С этим мальчишкой можно сказать о многом и важном, и от этого сериальная кабала однажды выбранного и неминуемо повторяющегося театрального языка даже оправданна.

Научно–антропологическая, исчерпывающая, даже избыточная достоверность бедного позднесоветского быта — вот что поражает зрителя при входе в новое пространство театра «Суббота» (бывшие подсобные помещения, бывшая коммуналка, бывшие офисы–однодневки) и комнату, в которой — и, кажется, ради которой — сочинялся спектакль «Лёха». Именно эти обшарпанные обои и такой ковер на стене, почему–то полузаставленный сервантом с безжалостно тяжелым и вечно пыльным чешским хрусталем. Именно такая, поколениями жильцов засиженная до бесцветности дорожка на скрипучем неудобном кресле у дискового телефона. Такой вот проигрыватель и — о да! — именно эти пластинки с «Синим туманом» Вячеслава Добрынина, начиная с 1988 года оравшие из каждого панельного окна по праздникам и без.

Кропотливо воссозданный художником Марией Смирновой–Несвицкой антураж надолго занимает внимание зрителей — 30 человек рассажены по стенкам на табуретках и стульях должной степени ветхости и убожества. Пьеса Юлии Поспеловой — полудокументальная ода деду — начинается почти незаметно. Выясняется, что сидим на поминках. Четыре женщины в черном поочередно, как белый стих, заводят:»Мой дед говорил…», а дед из–за двери с жизнерадостным кряканьем цитирует сам себя: «Что с меня взять — только анализы». Наконец, герой дня является во плоти, занимает свое место у телефона и энергично выдыхает в трубку: «Лёхааааа…» Так он сообщает о «любви всей своей жизни» невидимому зятю.

Анатолий Молотов единственный полностью совпадает с интерьером и ролью. Он именно так неряшливо одет и натужно бодр, сыплет банальными шуточками — на каждый случай по одной. Но именно его стиснутая заводом, женой и дочкой, миллионом неписаных правил и ограничений жизнь вдруг чудесно расцветает любовью — о которой он даже не может сказать, лишь давится дурацкими поговорками, бестолковыми стишками, заменяет слова лихачеством на старой, начищенной до блеска белой «копейке» (конечно, тоже есть в кадре, косо припаркована во дворе у входа в театр).

Не таковы дамы в черном. Между актрисами и их персонажами есть заметный зазор. Едва ли «любовь всей жизни» — Любовь Ивановна Кузнецова с девятого этажа со своей золотой коронкой, бигудями и грудью — говорила и двигалась бы так булгаковско–ведьмински, как это делает Анна Васильева. Волосы, да и весь облик Дарьи Шихановой отнюдь не засален, как у дочки Людочки. Между женой Зиной — медсестрой, бьющей дочь и умирающей от паленой водки, — и строгой интеллигентной Татьяной Кондратьевой прямо–таки пропасть. Возможно, режиссер Андрей Сидельников намеренно сохранил или специально создал этот разрыв. Mind the gap — между унылой видимостью и подлинным содержанием жизни есть просвет, иногда почти незаметный, в котором только и возможно сияние подлинных чувств, от любви до ненависти.

Дед, разбитый инсультом, наконец умирает. История неслучившейся любви (а как же, ведь квартира–машина–дача) исчерпывает сама себя. Волна воспоминаний смыкается с настоящим — внучка Юля (Олеся Линькова и Оксана Сырцова) рассказывает о последнем визите к деду за месяц до его кончины, звучит последний выдох в телефонную трубку: «Лёхаааааа…» Как часто бывает на излете посиделок, гости начинают смотреть в окно. Там, у стадиона (прописанного в пьесе Юлии Поспеловой за несколько лет до того, как такой же стадион обнаружился на задворках театра «Суббота»), происходит нечто необыкновенное. «Посмотрите, посмотрите же!» — артисты приглашают к окнам зрителей и исчезают, пока мы дивимся странному и невозможному. Посмотрите же и вы: финал, впускающий воздух и причудливую непредсказуемость в перегруженное бытом и душной грустью пространство «Комнаты», просто блестящий.

В проекте «Театралы ЛВ» читатели и форумчане ходят вместе с детьми на театральные постановки, а затем честно рассказывают о своих впечатлениях. Наши театралы — не профессиональные критики, а просто взрослые, которые очень любят театр. На сей раз в театр «Суббота» снова отправилась Татьяна (maslik_maslik) c сыном Даниилом 9 лет. Увидеть им предстояло премьеру — продолжение популярного спектакля о шведском мальчике с необычным именем Цацики — «Цацики и его семья».

О театре

Так как мы с сыном уже были в театре «Суббота», то никаких сложностей с дорогой у нас не возникло, мы добрались на машине. Автомобиль оставили неподалеку, благо спектакль шел в воскресенье днем и, немного покружив по соседним улицам, можно было найти свободное местечко для парковки. Но для тех, кто без авто, сложностей тоже не будет — театр находится в 7 минутах ходьбы от станции метро «Звенигородская». В убранстве и планировке театра ничего не поменялось со времени нашего последнего визита более полугода назад: все то же скромное и весьма небольшое для приюта Мельпомены помещение в жилом доме. Ступеньки вниз — вход, стойка администратора, затем холл, украшенный портретами артистов. В нем же небольшой буфет, туалет, гардероб и дверь для входа в зрительный зал. Так как давали премьеру, то народу было много. Очень много. В холле было ощутимо тесновато, но не душно. И радостно от нетерпения и предвкушения чего-то определенно исторически значимого (конечно, не в масштабах страны-города, а отдельно взятой театральной труппы) и интересного. Никто не толкался, не ворчал. Атмосфера была очень душевная.

О спектакле

И вот… двери раскрылись, дети и взрослые стали подниматься по лестнице в зал. Все аскетично — 5 рядов стульев, отсутствие занавеса и сцены в традиционном понимании. Минимум декораций. Зато каких! Входя в зал, я слышала, как многие дети говорили: «Вау! Настоящий спортивный комплекс! А можно полазить, пока не начнется спектакль?». Но потом они видели… артиста, который застыл внутри спорткомплекса с двумя надувными кругами в руках, и скорей бежали на свои места, чтобы узнать — кто это, зачем и почему? Пересказывать содержание не буду — какой в этом смысл? В основе — современные и очень классные книжки о мальчике Цацики шведской писательницы Мони Нильсон-Брэнстрем. Точнее, вторая история из цикла, в которой затрагиваются уже не проблемы буллинга, а первой любви и разочарований, отношения с родителями и их партнерами. Общее впечатление — ярко и оригинально, смешно и глубоко, современно и местами весьма смело для детской постановки. Актерская игра — восторг. В спектакле принимали участие всего три актера. Станислав Демин-Левийман органично и мастерски (как и в первой постановке про Цацики) перевоплотился в 8-летнего мальчишку, а Софья Андреева в его неугомонную Мамашу. Правда, она вместе с Артемом Лисачом, заявленным в программке как Йоран, во время действа «примерили» на себя несколько образов. Они, на мой скромный взгляд, были великолепны. А еще они все вместе весело превращали, казалось бы, совсем неподходящие вещи, в нужный реквизит — разноцветный зонтик становился вдруг ружьем для подводной охоты, полотенце — морем, синяя жвачка — поцелуем, а баскетбольное кольцо — многометровым обрывом, с которого Цацики предстояло совершить прыжок в морскую бездну. Такой полет фантазии… Мне все время хотелось аплодировать и кричать: «Верю!». Не преувеличиваю. Один час без антракта пролетел как миг. Расставаться с Цацики, его Мамашей, Йораном, Ловцом Каракатиц и остальными героями не хотелось совсем.

Кстати, первую часть спектакля до этого видеть необязательно (но желательно для личного удовольствия!) — начинать можно прямо со второй. А вот с книгами (хотя бы одной) познакомиться предварительно все-таки стоит. Иначе рискуете не понять, как одна дама, которая уже на выходе возмущалась: «Как так в детском спектакле и вдруг произносить слово «член», намекать на какие-то отношения у взрослых и поцелуи между детьми!». Но тут винить создателей постановки не стоит — от текста книги они не отходили, а местами даже сильно сократили его. Да и сидящие в зале дети реагировали на все это спокойно — к 9 годам (а именно с такого возраста спектакль рекомендован для просмотра, и я с этим согласна) они уже, уверена, и не такое слышали! Тем более что тут не было ни пошлости, ни скабрезных намеков. Просто размышления типичного младшего школьника вслух. Так ведь и спектакль (как и книга) — это честная история о них, о современных детях, с их непосредственностью и проблемами, желанием познавать мир и первыми разочарованиями, с забавным рэпчиком и поцелуями с прицепом…

Впечатление ребенка Даниил, 9 лет:

«Мне спектакль показался интересным, забавным и увлекательным. Больше всего мне понравилось, как обыграли декорации — никогда бы не подумал, что обычный спортивный комплекс может превращаться то в паром, то в дом, то в школу, то в гору, то в море. Еще хотел бы сказать об актере, который играл Цацики. Я действительно верил, что ему 8 лет, — он вообще ничем не отличался от многих моих знакомых мальчиков. Только что лысый и немного повыше. Ему не хватало только ирокеза!».