Месяц: Ноябрь 2019

Новый спектакль «Лёха» по пьесе современного драматурга Юлии Поспеловой в театре «Суббота» поставил Андрей Сидельников, который после успешной постановки на этой сцене гоголевского «Ревизора» был приглашен на пост главного режиссера.

Специально для спектакля в театре оборудовали новое игровое пространство над сценой, названное «Второй этаж. Комната». Основное действие происходит в одной из комнат коммуналки. И зрители, приходя на спектакль, оказываются в прямом смысле в гостях у героев. Никакого зрительного зала – вы внутри спектакля.

«Леха» – пьеса-воспоминание, совсем не похожая на привычную драму. В ней почти нет диалогов, но это и не монолог. Юлия Поспелова, как и многие сегодняшние авторы, любит жанр документальной пьесы. Обычно в основе таких текстов – реальный факт жизни, воссозданный на основе интервью с участниками случившегося.

Текст пьесы – эдакий крик души героини спектакля, ее воспоминания о деде. Он – обыкновенный человек, ничем не примечательный вроде бы. Живет, как все: дочь, внуки, «Жигули», комната в коммуналке. Но, подобно солженицыновскому Ивану Денисовичу, дед относится к людям «по совести», у него есть мечта, есть любовь и нет ни капли ненависти, озлобленности на жизнь. Это и делает героя, сыгранного Анатолием Молотовым, центром спектакля. Как у писателя Василия Гроссмана: «Я не верю в добро, я верю в доброту».

«Лёха» Юлии Поспеловой в постановке Андрея Сидельникова открыл зрителям новое игровое пространство театра «Суббота» — «Второй этаж. Комната». И это не случайная встреча места и текста. Безусловно, «квартирный формат» в контексте проекта Ники Пархомовской и Бориса Павловича стал мейнстримом в Петербурге. Театр вышел из академических стен в город или, на худой конец, перебрался в фойе и закулисье и, по-видимому, совершенно не собирается возвращаться на сцену. Хочешь неподдельной искренности и неоисповедальности — меняй стены. Андрей Сидельников открыл «Лёхе» пространство бутафорского цеха театра, где еще раньше располагались офисы, и не прогадал.

«Лёхин» зритель, конечно, пришел в театр, а попал в гости. Миновал лестничную клетку, прошел в прихожую, увешанную куртками и заполненную реди-мейд объектами: старый дисковый телефон, велосипед, книги, венские стулья. Зрителю стало немного неловко, он ютился в уголке в ожидании предстоящего действия. Осторожно прошел в зал: предельно бытописательный по наполнению (художник Мария Смирнова-Несвицкая) — с напольными и настенными ковриками, трюмо, круглым столом поднакрахмаленной скатертью. Расположился на венских стульях вдоль стен. Кажется, что для формата театра-квартиры зритель почувствовал себя не слишком комфортно, странно напрягся, будто подглядывал за чужой жизнью. Через пару секунд заметил у некоторых соседей по стульям и дивану траурный дресс-код. И смирился с собственной неловкостью — он на поминках, вернее, на сороковинах. Правила игры поняты, правила игры точно заданы режиссером.

Четыре женщины, они же лица от автора, они же персонажи пьесы «Лёха» знакомят нас с опустевшим миром комнаты, представляют свои воспоминания об ушедшем герое через детали, бытовые подробности былой жизни — сигареты, музыкальный проигрыватель, старые пластинки.

Женщины вспоминают, почти как в хрестоматийной пьесе французского драматурга Лагарса «Дождь за стеной», мужчину. Вспоминают Деда, а покойник, забористый пенсионер, подкидывает им реплики из-за закрытой двери.

мой дед говорил: «что с меня взять — только анализы»,
да, так мой дед говорил, что с него взять — только анализы.

мой дед говорил:
«тебе уже десять, а мне еще семьдесят два»,
да, так мой дед говорил, что мне УЖЕ десять, а ему всего семьдесят два.
мой дед говорил,
насаживая на вилку два куска селедки вместо одного,
он говорил: «бог сцепил, бог и расцепит»,
да, так говорил мой дед.

Текст возникает в голове знакомыми интонациями любимого голоса, которые боишься забыть. Через несколько минут Дед (Анатолий Молотов) нарушит правила «жизненной гравитации» и во плоти, в клетчатой рубашке, хлопковых штанах и старомодных коричневых сандалиях появится на собственных поминках. Вместе с «девочками» он будет вспоминать и говорить о себе и своей жизни в третьем лице. Нарративный текст «Лёхи» разбит режиссером на острые фразы, которыми пикируются наследники героя, люди из его прошлого: Зина, жена (Татьяна Кондратьева), Лида, дочь (Дарья Шиханова), Юля, внучка (Оксана Сырцова) и Любовь Ивановна Кузнецова, возлюбленная (Анна Васильева).

Все эти разные «девочки» вспоминают детали своей жизни, семейные обидки, радости и маленькие зацепочки, из которых состоит история Деда. Эксцентричная и острая, как стрела, Анна Васильева мелкими пикирующими ударами напомнит «родственникам» об их с Дедом коротком, но так и не сложившемся романе Татьяна Кондратьева по-советски твердо отобьет всякую надежду на нежное счастливое будущее незадачливых Ромео и Джульетты. Дарья Шиханова прямо и без обиняков выпалит по адресу Зиночки историю принудительной любви, на которой строилась семейная жизнь в этой комнате, где даже скрипка, которую ей подарила мать, стала частью бесконечной цепочки «праведного насилия». И только бесконечно оптимистичная Оксана Сырцова своей нежностью и детской наивностью разобьет стену женского эгоизма. А сам Дед будет опекать «девочек»: сервировать стол, подкладывать к графину с водкой шоколадку «Аленка», бережно и аккуратно заглядываться на каждую из них. Будет незаметно существовать воспоминанием в опустевшем доме среди чужих людей.

При некоторой буквальной «окруженности» актеров зрителями в спектакле чувствуется минутами возникающая несвобода: когда текст иллюстрируется вещами, предметами. Но, повторюсь, она лишь следствие освоения нового формата. Ведь, честно говоря, «Лёха» — странная пьеса: то ли воспоминание, то ли грустная новелла о человеке, которого уже нет, а страсти и чувства вокруг его фигуры так и не угасли. Да и кто такой Лёха? Любимый сын умершего Деда? Отец Лидочки? Неудавшийся Ромео? Лёха — каждый из нас.

К финалу спектакля понимаешь, что кто-то на соседнем стуле вспоминает своего «Лёху»: отца, брата, учителя, деда, друга. Мужчины стесняются плакать. Ты тоже включаешь театрального критика и отстраняешься — остро не хочется синхронизироваться с этой болью. Но в общем и целом возникает какое-то очень верное настроение пьесы, пойманное режиссером и услышанное актерами в большой комнате ленинградской квартиры. Честная боль утраты и теплота воспоминания. Франсуаза Саган сказала бы: «Светлая грусть». Наверное. А еще в этой удивительной комнате есть три окна, выходящие на стадион, ровно такой, какой описывал герой, когда встретил свою Любовь. И на стадионе, о чудо, играют живые футболисты. Оксана Сырцова раздвигает шторы и приглашает нас посмотреть.

Наверное, эти славные ребята в люминесцентных жилетах не всегда синхронизируются со спектаклем, но в мой вечер совпали, и это было еще одно волшебство. По беговому кругу бежал космонавт — внутренний пилот Деда. А еще в конце спектакля возле театра стояла настоящая «копейка» бежевого цвета. И от такой подробности и бережности к деталям уже твоему внутреннему ридеру и болельщику за текст (Четыре года назад он вошел в программу «Первая читка». — Прим. ред.) становилось тепло и приятно. Верилось, что все действительно не зря, и даже если спустя четыре года после конкурса пьеса все-таки встретила своего режиссера, свою квартиру и во всем своем угловатом монодраматизме обрела дом и звучание, то «стоило жить, дядя Ваня».

И работать стоило.

«Русь, куда несешься ты?» — извечный вопрос, поставленный Гоголем, звучит сегодня зловещим предостережением. Он служит неким кодом, ключевым методом в исследовании проблем всероссийского масштаба, заложенных в сюжете комедии «Ревизор», поставленной в современной интерпретации режиссером Андреем Сидельниковым и сценографом Николаем Слободяником в государственном театре «Суббота».

Здесь в поисках ответов используется проверенное оружие Гоголя, видевшего главным героем своей комедии — смех. Именно для того, чтобы по замыслу Гоголя и создателей спектакля «полюбить себя «черненькими» и «преодолеть русский абсурд», а жизнь «сделать осмысленнее и лучше». Как пришлось убедиться автору этих строк 12 ноября, постановка действительно востребована именно своим своевременным «невольным прочтением Н. В. Гоголя» как откликом труппы театра на жесткие требования современности. Спектакль предлагается с острой политической направленностью, динамичным и ярким сюжетом, с блистательным актерским составом и уникальными находками по сценическому движению, свету, музыкальному оформлению и видеоконтенту.

Гоголь попал в точку, высмеяв и воровство, и ложь, и лицемерие, и взяточничество, показал и страх — «дамоклов меч», нависший над головой грешников в структуре государственного устройства России XIX века. В современной версии «Ревизора» пороки нарастили новые формы: вседозволенность, продажность, наркотики, криминал. Именно в природе этого зла каждому зрителю и предстоит разобраться.

Как известно, цензуры в нашей стране нет. Но есть практика прогонов спектаклей до премьеры. Так и «Ревизор» на премьере (первом прогоне) 23 сентября 2018 года имел в зале заинтересованного зрителя — приглашенных чиновников из различных ведомств Петербурга.

В этой связи вспомним Николая I, присутствовавшего на премьере первой постановки «Ревизора» в 1836 году в Александрийском театре: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне — более всех!» Петербургские представители разных департаментов также одобрили современное прочтение «Ревизора». Более того, по мнению Экспертного совета Российской национальной театральной премии «Золотая маска», спектакль вошел в список «Самые заметные спектакли сезона 2018-2019 годов». Он был удостоен целого ряда престижных наград: благодарственной грамоты губернатора Санкт-Петербурга, премии «За лучший актерский ансамбль» фестиваля «Фабрика Станиславского» в Москве. А исполнитель роли Городничего — артист Максим Крупский не только был номинирован на высшую театральную премию Санкт- Петербурга «Золотой софит» за лучшую мужскую роль, но и вошел в звездный состав актеров театрального сообщества Российской Федерации.

«То, что Максим Крупский был номинирован на премию «Золотой софит», было очень важно. Эта премия вручается очень редко, поэтому уже сама заявка на награду ставит его в один ряд с ведущими актерами города, — говорит режиссер Андрей Сидельников. — Но когда лучшему актеру из «маленького» театра стараются вручить эту премию, ему очень трудно устоять перед «атакой акул» из крупных театров. Так и случилось: на федеральном уровне в лице Экспертного совета театральной премии «Золотая маска» и спектакль, и актер Максим Крупский получили признание, но премия — Санкт-Петербургский «Золотой софит» — ускользнула».

Когда Андрея Сидельникова пригласили в театр «Суббота» на постановку «Ревизора», свой выбор на роль Городничего режиссер без сомнений оставил за Максимом Крупским. О замысле постановки он говорит так: «Мне кажется, страна возвращается к временам Гоголя. Появились такие понятия, как губернатор, городничий, дворянское собрание, поэтому события в уездном городке N легко вписались в современную трактовку спектакля. И Максим здесь «на месте». Я рад, что не ошибся: это точно его роль!»

А вот что выяснилось из беседы с Максимом КРУПСКИМ.

• Максим Павлович, я знаю, что вам 42 года, что родились в Уфе, там поступили в Театральную академию, а затем переехали в Санкт-Петербург. Что дальше?
• — В Театральной академии мне посчастливилось попасть на курс Владимира Викторовича Петрова в 1997 году. В 2003-м по воле случая очутился в театре «Суббота», где ближе познакомился с Юрием Александровичем Смирновым-Несвицким, основателем театра. Сегодня мы работаем с режиссером Андреем Николаевичем Сидельниковым, которого мы, актеры, понимаем с полуслова. И его предыдущий спектакль «Прощание в июне», теперь «Ревизор» мне очень нравятся: оригинальны их стиль и своеобразная эстетика. Поэтому считаю себя чрезвычайно счастливым человеком.

• Легко ли «примерили» на себя роль Городничего и насколько сложно было работать над ней?
• — Я был свидетелем перехода страны от социалистической экономики к рыночной. Словом, был уже подготовлен к такому повороту и в роли Городничего. Но, воспитанный на русской классике, признаюсь, немного задумался над предложением «осовременить» образ градоначальника. Прототипов образа легко нашел в интернете, в новостной хронике, на телеэкране. Много наблюдал, оттачивал жесты, пластику, мимику, речевые интонации. Словом, формировал некий собирательный образ. Было чрезвычайно интересно.

• Авдот и Авдотья в одном лице. Что-то я не припоминаю у Гоголя таких персонажей.
• — У Гоголя Авдотья — служанка в доме. У нас в спектакле Авдот — доверенное лицо Городничего по служебной части, а Авдотья на глазах у зрителей сняв усы и «став» женщиной, при необходимости держит в узде его жену — эпатажную даму и дочь, являясь, по сути, агентом Городничего в его доме. Так называемый двойной агент: комичноподвижный, готовый на любые мерзкие поступки персонаж.

• Удивительна и, на мой взгляд, очень удачна также «придумка» режиссера в отношении двух инкогнито. У Гоголя только один.
• — Это внедрившийся в близкое служебное окружение Городничего еще один агент. В финале, перед немой сценой, он сообщает о приезде настоящего ревизора, отстреливает всех виновных и докладывает по телефону некоему вышестоящему чину о выполнении задания. Немая сцена у Гоголя, с одной стороны, ставит риторический вопрос: «Русь, куда несешься ты?» — извечный вопрос, на который ищут ответ люди уже три века. А с другой стороны, это акт возмездия за злодеяния. Зрителю дают понять, что не без корысти инкогнито-наемник и его хозяин прибегли к этой бандитской выходке. Имели они незаконный доход от этого уездного городишки И, как пить дать — имели! А когда деньги «уплыли» с Хлестаковым, не смогли простить этого Городничему.

• Я порадовалась тому, что на спектакле много молодежи. Они активно реагируют на реплики актеров, прекрасно зная тексты гоголевских персонажей. Так что для россиян и России не все так безнадежно.
• — По моим наблюдениям, это именно те ребята, которые в большинстве своем хорошо учатся, интересуются литературой. Ведь надо же духовно созреть до такого «подвига», как прийти в театр на классический репертуар.

• На мой взгляд, эстетика театральной постановки очень высока. Восхитительно, мастерски владеет ролью каждый актер. Но театр должен и воспитывать зрителя. Насколько эффективна эта роль у «Ревизора»?
• — Искусство должно не только правдиво отражать жизнь, но также иметь право на художественный вымысел, авторское видение образов: для более точного рисунка образа и усиления воздействия на зрителя. Городничий — стратег, искусный манипулятор судьбами своих подчиненных, сам был прижат «к ногтю» Хлестаковым. Эти гоголевские персонажи смогли появиться и в XIX, и XX, и в XXI веке в силу обстоятельств, которые заставляют человека против собственной воли вести себя именно так, а не иначе. И молодежь, конечно, имея разный уровень семейного воспитания, социального статуса и художественно-эстетической подготовки, воспринимает наших героев по-разному. Но большинству из них сформировавшееся мировоззрение прекрасно помогает разобраться в том, что сделало Хлестакова (мелкий чиновник из Петербурга), Хлопова (смотритель училищ), Тяпкина-Ляпкина (судья), Землянику (смотритель богоугодных заведений), Шпекина (почтмейстер), Добчинского и Бобчинского (телеведущие, охранники, ночные налетчики) именно такими. Алчными, жалкими, живущими под вечным страхом разоблачения, поэтому, несмотря на внешнюю красивость жизни и симпатичность персонажей, зритель судит их по поступкам.Владимир Викторович Петров из Театральной академии в свое время нам говорил, что можно сыграть роль так, что человек посмотрит спектакль и скажет: «Хороший спектакль», но больше не придет. А можно сыграть так, что зритель воскликнет: «Хороший спектакль!» — и придет снова. Так что давайте встречаться чаще.